Как ни увлекся, но шорох за кустами привлек внимание… В заборе, отделяющем этот дом от соседнего, сначала отодвинулась доска, потом в образовавшемся проеме показалась босая нога, и почти.сразу же очутилась по эту сторону и водворила доску на место невысокая девушка со свободно болтающейся косой.
Не замечая чужого, она длинно и с удовольствием потянулась, пальцами ноги захватила и отбросила в кусты камешек и, лишь направившись к дому, увидела Родионова, остановилась, оглядела — сначала изумленно, потом надменно.
Он встал:
— Здравствуйте. Вы всегда так к соседям ходите?
— А вы, собственно, к кому? Ой, моя книга у вас!
— Ну вот, значит, я и к вам тоже… Тина, кажется, так?
— Валентина, положим. Тина в школу ходила.
— И далеко ушла?
— Это ей лучше знать, а другим совсем необязательно.
Фигура у нее была очень даже сформировавшаяся, лицо совсем юное, но глаза выдавали некоторый жизненный опыт. Она и дальше спокойно и иронично пресекла все его попытки говорить панибратски, теперь он бы дал ей никак не меньше девятнадцати и решил держаться еще официальнее.
— Моя фамилия — Родионов. Я из милиции…
— Ох и ну! — не сдержала удивления Валентина.
— Сегодня у меня была некая Федякина, забыла вашу книгу, а в ней вот нераспечатанное письмо Салаховой. Я решил, что письмо может быть важным, и по пути занес.
— Оч–чень благородно с вашей стороны… Салахова — это соседка наша. Она, змея, мою книжку, значит, Райке и отдала! — И не сдержала любопытства, даже глаза стали круглыми: — А что же Раиска–то натворила?
— Ничего не натворила, — невольно улыбнулся Родионов. — Это ее обидели.
— Ее обидишь, как же! — с сомнением произнесла девушка и, взглянув мимо собеседника, опять стала серьезной.
Родионов оглянулся: от калитки по дорожке шел высокий мужчина в наброшенном на плечи пиджаке.
— К нам из милиции, Сергей Корнеевич, — сообщила Валентина. — Достукались.
— Тогда это, видно, к тебе, — усмехнулся, подходя, высокий. — Здравствуйте, Малюгин я. И впрямь к нам?
— Родионов. Шутит она, оказалось, что я к соседке вашей.
— Или провинилась в чем? — прищурился Малюгин. — По близкому знакомству — женщина тихая.
— Не–ет… Просто кое–что надо отдать. Вот Валя и отдаст, я уж не буду задерживаться. Держите, Валя.
— Тогда, может, по случаю жары чаю изопьем? — предложил Малюгин.
Родионов покосился на девушку, та отчужденно молчала
— Нет, спасибо, — он вздохнул, отказываясь, ибо чай был бы как нельзя кстати. — Мне… Ждут меня.
— Ну, как знаете… Счастливо.
До калитки шел не оглядываясь, от калитки до угла тоже и все думал, кем бы ей мог приходиться этот Малюгин. Но на углу все же обернулся.
Девушка тоже отошла от дома, стояла, опершись о калитку, но куда она глядела, он не понял.
То, что темный костюм явно не подходил для визита, который он предпринял сегодня, Родионов понял вскоре же, но было поздно… Белая цементная пыль так и льнула к нагревшейся на солнце ткани, и, в который раз попытавшись отряхнуться, он наконец махнул на эти затеи рукой и зашагал Дальше.
Бригадир, нетерпеливо переминавшийся впереди, дождался, пока он подошел, и смущенно откашлялся:
— Мне еще в третий блок зайти надо… Вы дальше и без меня не потеряетесь, верно?
— Постараюсь, — согласился Родионов, понимая, что тому не хочется расхаживать по стройке с представителем органов. — Значит — Дзасохов и Коробов? Ну а как все–таки стало известно обо всем…
— Очень просто стало известно: они сразу пьянку затеяли, с раннего–то утра, и пьянку, знаете, широкую… Ну а где взяли? Палатка ведь недалеко, как узнали мы, что ее ограбили, то и связали одно с другим.
— Понятно. Наказали вы их?
— За что? — съежил лоб бригадир.
— Как — за что? За пьянку в рабочее время!
— Ну, это обязательно! По выговору влепили, и это… беседу я с ними провел, — при последних словах бригадир отвел глаза. И с надеждой добавил на прощание: — Может, еще и обойдется для них, а?
— Посмотрим, сейчас трудно сказать.
Расставшись с бригадиром, он опять–таки поздно, но понял, насколько неосмотрительно поступил.
Лабиринт стройки был мало–мальски понятен лишь человеку привычному, и, лавируя меж штабелей досок, громадами бетонных блоков и кучами песка, Родионов сначала едва не заблудился, потом еле успел выпрыгнуть из–под радиатора самосвала, и шофер, неслышно обматерив его, погрозил из–за стекла кулаком.
Возле импровизированной ремонтной станции стояли бульдозер и два автопогрузчика. Чуть поодаль, под навесом, Родионов увидел группу рабочих, и интуиция подсказала, что вроде бы нашел, кого искал.
Четверо парней в замасленных комбинезонах, усевшись, кто на чем, невинно закусывали кефир пирожками, хотя выражение их лиц указывало, что пирожками они с большим удовольствием закусили бы нечто более существенное. И все выжидательно посмотрели на Родионова, когда тот подошел.
— Приятного аппетита… Мне нужен Коробов, — без околичностей сказал Родионов.
— Нету его, за куревом пошел, — не сразу ответил кто–то.
— А Дзасохова тоже нет?
— Я Дзасохов, — поднялся коренастый крепыш. — А что?
Смотрел он не слишком настороженно, скорее с любопытством.
— Вы поели уже? Можно вас отвлечь?..
— Давайте.
Они отошли за навес. Осмотревшись, Родионов сел на ящик, а парень переминался с ноги на ногу.
— Догадываетесь, о чем пойдет речь? — спросил Родионов.
— А то! Вы же, верно, из конторы, насчет той пьянки… Так нас уже взгрели. Мы повинились и обещание дали — больше не будем, — парень коротко хихикнул. — Видите — кефир теперь пьем… А за ту смену с нас удержали по семь тридцать, копейка в копейку. И осознали все…
Родионов достал и полистал записную книжку.
— По семь тридцать, говорите? Это правильно с вас удержали. Но в палатке вы похитили на девятьсот шестьдесят два рубля продуктов и, кроме того, лотерейных билетов на сумму в семьдесят пять рублей. Итого убытка — тысяча тридцать семь рублей. Как с этим быть, Дзасохов?
У Дзасохова задрожала челюсть, он отшатнулся и привалился к дощатой стене навеса.
— Ка–акая тыща? — пролепетал, стараясь удержать губы в повиновении. — Мы же только выпить… Какие билеты?!
Прикидывался Дзасохов довольно искусно. Просто здорово разыгрывал Но прикидываясь — проговорился? Ну–ка, ну–ка…
— Значит, не было билетов? — быстро и резко бросил Родионов.
— Н–нет… То есть… — Краска густо залила лицо парня, но тотчас схлынула. — Не было, — обреченно докончил он.
— Что же вы взяли? Быстро, Дзасохов, выкладывайте!
— Водку. Три… Не — четыре банки… Пива — десять. Консервов всяких, не помню сколько.
— Вспомните точнее. Ну? Ящик? Два? — Что вы?! Штук восемь…
Из–за навеса донесся шорох торопливых шагов. Смолк. Раздался снова и опять стих поблизости.
— Сослан! — позвал кто–то. — Эй, Сослан!
Дзасохов затравленно крутил головой.
— Идите сюда, Коробов, — предложил Родионов.
Они были чем–то похожи, эти два незадачливых грабителя. Только разнились цветом глаз: узкие, черные у Дзасохова, и такие же узкие у Коробова, но — серые.
— Чего это вы здесь? — переводя дыхание, подозрительно спросил Коробов. — Никак мужской разговор?
— Вполне мужской, — подтвердил Родионов. При появлении Коробова он на всякий случай поднялся и, помня, что сзади ящик, теперь осторожно отодвигался в сторону. — Выясняем, что вы взяли в продуктовой па…
Как ни был он готов к прыжку и как ни стремительно прыгнул сам вперед и влево — прыжок запоздал. Если бы не дощатая стенка сзади, Дзасохов мог отлететь далеко после такого удара, а сейчас он только сполз по стенке наземь.
— Продал, гад! Успел продать, да? — пытаясь одновременно вырвать руки и ударить Родионова головой, рычал Коробов. — Ах вы, гады!
Неудобно вцепившись в него, Родионов пытался, но так и не смог вспомнить нужный захват из приемов самбо.
— Тихо, Коробов, тихо… Себе хуже делаете…
— Я тебе щас сделаю, мусор… Шавка легавая!
Дергаясь, они топтались на месте, а Дзасохов, не вставая с земли, подполз к их ногам.
Закричи он — это, может быть, только еще больше накалило бы атмосферу, но он сказал шепотом и, перестав выламывать друг другу руки, оба невольно прислушались.
— Володя… — Дзасохов слизнул кровь с губы. — Слышишь, что он говорит… Говорит, на тыщу мы там взяли, и еще билеты… На тыщу, Володя!
Коробов дернулся и высвободился одним рывком.
— Какие билеты… — тоже прошептал он сдавленно и тут же взорвался, но руки его не поднялись больше. — Что ты нам шьешь? Какие билеты?
— Значит, попробуем без эмоций, — предложил Родионов и, сняв пиджак, повесил его на гвоздь, торчавший из досок. — Уф–ф, до чего жарко борьбой на таком припеке заниматься… Садитесь–ка лучше сюда, на ящик. Садитесь, садитесь! Вот так… Пока дело обстоит следующим образом: в ночь с шестого на седьмое сентября вы, Дзасохов и Коробов, совершили ограбление продуктовой палатки. Будем считать это установленным? Или как?
Коробов молчал, гоняя желваки в углах сцепленных челюстей, а Дзасохов трудно проглотил нечто мешающее и разлепил вспухшие губы:
— Будем…
Мушка, поднимаясь, дошла до границы черного кружка, и тогда Родионов нажал курок.
Нажал резковато, и дуло подпрыгнуло при выстреле.
— Сорвал, — заметил стрелявший рядом Катин. — Ты гляди, как надо: плавно–пла–ав–но… Пеньк! Вот эта наверняка в точке.
Уставшая рука слегка дрожала, и, уняв дрожь, Родионов выстрелил снова.
— Эта тоже в молоко, — хмыкнул майор. — А мы свою — р–раз! — и куда целили. Стрелять–то надо уметь, надо, надо, дорогуша. Иной раз, глядишь, и пригодится… Отстрелялся?
— Да, все. Посмотрим?
— Постой… Сегодня утром Талгатов заходил. Сказал, что к концу дня опять будет. Да–а–тошный он старик, я тебе доложу! И ходит, и ходит, нет чтобы отдыхать… Да. Так вот он интересовался: как, мол, у тебя с этим делом, ну, с палаткой этой… А я и говорю, что сам ничего не знаю. Так как же у тебя с этим делом, а?