Пролейся, песнь военная,
из раструба кастильского...
Сплошь дактилические рифмы этой «Песни», вычурные и даже смешные на испанский слух, в 52-строчном стихотворении — дань распространившейся в ту пору итальянской моде.
В литературных кругах города Гонгора впервые прочитал некоторые свои произведения, что послужило началом его известности. Он знал латынь, читал на итальянском и португальском и делал первые стихотворные опыты на них. Годами позже, следуя итальянской моде, он сложил четырёхъязычный сонет, что вместе с некоторыми другими подобными приёмами дало повод для многочисленных эпиграмм в его адрес, в том числе — принадлежащих перу его главного гонителя, упомянутого Франсиско де Кеведо, написавшего откровенно оскорбительный «Романс на дона Луиса де Гонгору»:
Автор жеманных припевов,
звуков испанских палач,
крутятся вирши юлою,
а непонятно, хоть плачь.
Саламанкский университет в ту пору почитался «первейшей матерью всех наук», однако здесь, по свидетельству современника, «игральные карты листались так же, как „Римское право“, если не больше». Биографы в один голос указывают, что в университете юный Луис пристрастился к карточной игре — он пронёс это увлечение через всю жизнь, что временами наносило немалый ущерб его материальному положению.
Занимался Гонгора мало и, по примеру сверстников, не отказывал себе в развлечениях и фривольных похождениях. Он с иронией вспоминал, что в Саламанке все мысли его были сосредоточены на поэзии, и даже то немногое, что он почерпнул из гражданского и церковного права, он использовал в стихах как элементы для сравнений, метафор и насмешек. При всём том, писал Хосе Пельисер де Салас, «хотя его эрудиция не была глубокой, её было достаточно, чтобы в его произведениях не было недостатка в античных обрядах, формулах, нравах и церемониях — находилось и место для всего мистического, аллегорического, ритуального и мифологического»[16]. Читал он много, что заметно выделяло его среди поэтов той поры. Гонгора, который чрезмерно любил жизнь, поэтическое действие, сам процесс создания стихов, вряд ли корпел дни и ночи над книгами, но у него были пожизненные привязанности: прежде всего — Вергилий, Гораций и Клавдиан, а из испанцев — Хуан де Мена и Гарсиласо. Именно из-за любви к поэзии он со страстью отдался изучению языков, в особенности греческого, латыни и итальянского, и очень гордился этим.
Латинизированная лексика, имена мифологических персонажей и другие учёные средства, характерные для высокой поэзии, свидетельствуют о том, сколь рано встал Гонгора на тропу культеранизма. Но с самого начала — одновременно — он пишет и стихи в народном духе, полные плутовства и двусмысленностей — бурлескные романсы и летрильи.
Что у всенощной вдовица
тихо стонет и томится, —
что ж,
но что стонет без расчёта,
чтоб её утешил кто-то, —
ложь...
В 1581 году имя Гонгоры уже не значится в списках студентов Саламанкского университета, так что нельзя с уверенностью сказать, закончил ли он курс до возвращения в Кордову.
Бенефициарий соборного капитула
В родной город Гонгора вернулся известным поэтом. Его первые стихи — четыре романса — помечены предыдущим годом. Его тексты распространяются в списках. Помимо вышеупомянутой «Песни» в «Аустриаде» Хуана Руфо, опубликован сонет Гонгоры, а в 1585 году Сервантес восхваляет его в своей «Галатее». Сборник стихотворений Гонгоры был издан лишь через год после его смерти, но уже с 1604 года его имя становится широко известным в Испании, так как его романсы помещены в «Генеральном Романсеро» (1604), а также во «Второй части генерального Романсеро» и в «Первой части Соцветия известных поэтов Испании» (1605).
Дядюшка Франсиско де Гонгора вновь одаривает его — на этот раз из своих церковных доходов. Для упрочения положения племянника дядя способствует тому, что Гонгора принимает сан диакона. Доходы (в 1585 году они составляли 1450 дукатов) обеспечивают Гонгоре безбедную жизнь. В дальнейшем он последовательно становится секретарём, казначеем и ключником соборного капитула.
В 1587 году новый епископ Кордовы дон Франсиско Пачеко, большой любитель литературы и ревностный служитель культа, проверяет поведение церковного персонала. Гонгоре, среди прочих провинностей, инкриминируется то, что во время службы он часто покидает своё место, много болтает, посещает корриду, позволяет себе легкомысленные похождения, общается с комедиантами и пишет куплеты непристойного содержания. Остроумно оправдываясь, Гонгора письменно отвечает: «Не столь скандальна моя жизнь, и я не настолько стар, чтобы мальчишество могло ставиться мне в упрёк... Правда, в куплетах я позволил себе некоторую свободу, но она не настолько велика, как о ней судят, а остальные куплеты, что мне приписывают, вовсе не мои». Хотя эти прегрешения не были чрезмерными (о чём свидетельствует ироничный тон покаяния), документ характеризует образ жизни поэта. Епископ предписал ему придерживаться церковных установлений и воздержаться от посещения боя быков; помимо этого, на него был наложен штраф в 4 дуката.
Этот период жизни Гонгоры — наиболее счастливый. Не будучи рукоположён в священники (его посты — чисто хозяйственные и административные), Гонгора, отпрыск уважаемой и влиятельной кордовской семьи, может позволить себе всё, что пожелает: чтение, посещение праздников и корриды, общение с комиками, карточную игру и сочинение стихов.
Любовные стихи этой поры недвусмысленно свидетельствуют о многочисленных увлечениях молодого поэта. Он испытывает глубокое уважение к слабому полу, без какой-либо заносчивости или снисхождения, которые отличали мужчин того времени. Нет достоверных сведений о его реальных связях, но возникающий в стихах собирательный образ женщины, почти бестелесный, свидетельствует о богатстве и возвышенности чувств, пример чему мы находим в одном из сонетов 1582 года:
Чистейшей чести ясный бастион
из легких стен на дивном основанье,
мел с перламутром в этом статном зданье
божественною дланью сочленён,
коралл бесценный маленьких препон,
спокойные оконца, в чьём мерцанье
таится зелень изумрудной грани,
чья чистота для мужества — полон,
державный свод, чья пряжа золотая
под солнцем, вьющимся вокруг влюблённо,
короной блещущей венчает храм, —
прекрасный идол, внемли, сострадая,
поющему коленопреклонённо
печальнейшую из эпиталам!
Это вершина испанской любовной лирики. Гонгора боготворит женщин, его едва сдерживаемая чувственность пропитана торжественным восторгом и трогательным восхищением.
Путешествия по Испании(1581-1603)
Административная работа Гонгоры была безупречной, он неизменно вызывался исполнять любое поручение капитула, особенно когда речь шла об устройстве празднеств или о поездках. Это не мешало ему интенсивно писать: к 1590 году (поэту 29 лет) сочинены 33 романса, 6 летрилий, 40 сонетов и 4 стихотворения в жанре arte mayor[17].
Похоже, всякий раз ему не терпится покинуть Кордову, несмотря на трудности передвижения в тряских экипажах по каменистым либо пыльным дорогам Испании с остановками на неудобных постоялых дворах. Одно из свидетельств подобных неудобств — сонет 1609 года:
Клопы и мулы съесть меня хотят:
одни — напасть развалистой кровати,
других я одолжил, забыв о плате,
тому, кто сгинул двадцать дней назад.
Прощайте, доски, старые стократ,
обломки рей, скрипевших на фрегате
отчизна общая кровавой рати,
бесчинствующей тридцать дней подряд!..
Гонгору влечёт ко двору, где его стихи уже известны в такой мере, что вызывают сатирические отклики завистливых соперников. До 1603 года, когда он на протяжении нескольких месяцев оставался при дворе в Вальядолиде, Гонгора совершил по поручению капитула множество поездок, в том числе в 1593 году — в Саламанку.
Во время этого посещения Саламанки он, предположительно, познакомился с Лопе де Вегой, который был секретарём герцога Альбы. Но, так же как при вторичной встрече в 1600 году, они не выказали друг к другу симпатии и неоднократно впоследствии ввязывались в полемику.
В этот период Гонгора не спешит с возвращением в родной город, часто ссылаясь на заболевания, которые не были слишком серьезными, кроме одного — в Саламанке, которое чуть не стоило ему жизни, когда он провёл в постели несколько месяцев, и дало повод написать один из лучших сонетов («О хвором путнике, который влюбился там, где ему был дан приют»), в котором реальное сочетается с идеальным в лучшем вкусе культераниста Гонгоры:
Больной и одинокий в глухомани,
с дороги сбившись в сумраке ночном,
скиталец бедный брёл с большим трудом,
напрасно звал, ища тропу в тумане.
Внезапно пса он слышит завыванье, —
его бессонным голосом ведом,
прибрёл скиталец наш в пастуший дом,
взамен пути найдя приют в блужданье.
Наутро та, что кутала свой сон
в мех горностая, нежностью проворной
в полон сумела хворого забрать.
За сей приют заплатит жизнью он.
Уж лучше бы скитаться в чаще горной,
чем этой смертной хворью захворать.
В Вальядолиде, где королевский двор находится с 1601 года (к слову сказать — года написания «Гамлета»), поэт встречает многих друзей по Саламанке. Кроме того, он знакомится с графами Лемосом, Салданьей и устанавливает добрые отношения с графом Салинасом.