Сноски
1
В книге представлен переработанный и дополненный вариант статьи: Зубова, 1996.
2
«Именно язык диктует стихотворение, и то, что в просторечии именуется Музой или вдохновением, есть на самом деле диктат языка («Сын цивилизации» – Бродский, 1999: 93).
3
Патера, 2002: 308–309.
4
Например: Слушай на ухо: суть / путь из варягов в греки / тоже и мой путь (Ю. Кублановский); Я постиг, что константа Планка, чей облик / суть тайный вестник, – / это грозный символ: могильный холмик / и сверху крестик (В. Строчков); И все, что я вложу в ушкó и ýшко, / Суть коридор, который прогрызу (М. Степанова); Вниз уходя, небо дрожит – / Облачный страх суть впереди (С. Литвак); И этот лепесток, мерцающий, / лампадный – / Одна стихия суть… (В. Бударагин); дождь, ветр и хлад / и Годовщина – / достаточная суть причина / концу романа (А. Битов); я слушатель, я суть запоминатель (М. Матвеева)
5
Историческая правильность, впрочем, относительна: в случаях бывшего двойственного числа или первого и второго лица множественного числа исходные формы давно вытеснены формами 3-го лица множественного числа. Аграмматизм этой формы обычен для русского языка с давних времен: Так, Л. А. Булаховский отмечает: «Форма 3-го л. мн. ч. суть может считаться живою только в древнейших памятниках русского языка, напр., в “Русской правде” ‹…› Позже суть в его точном грамматическом значении не всем понятно: Тыже, буи сыи, а утроба буяго яко изгнившiи сосуд; ничто же удержано им суть (Посл. царя Иоанна Вас. князю Андр. Курбскому)…. а то суть обыкность курсаров турецких ‹…› (Путеш. П. Толст.) ‹…› а служба его суть такая (там же) ‹…› Но суетны суть вы (Держ., Умиление)» (Булаховский, 1958: 216).
6
Бродский, 1992: 221.
7
Больше всего изменился именно глагол. Исчезли аорист, имперфект, плюс-квамперфект, а единственно сохранившийся перфект видоизменился и собственно перфектом перестал быть, так как этой, теперь единственной форме прошедшего времени больше не противопоставлены другие прошедшие времена со своими особыми суффиксами и окончаниями.
8
Например, бывшие формы разных падежей пламя и пламень теперь различаются стилистически, а бывшие падежные дублеты óбразы и образá стали выражать разное значение.
9
О формах глагола быть у М. Цветаевой см.: Зубова, 1989, 205–240.
10
Исключение в данном случае явно подтверждает правило, так как форма есмь употреблена в тексте, отрицающем самодостаточность индивидуального бытия: ибо чувствую, что я / тогда лишь есмь, когда есть собеседник! / В словах я приобщаюсь бытия! («Горбунов и Горчаков». 1965–1968. II: 271). Лишь однажды встретилась и форма 2-го лица еси, проявляющая свой потенциальный аграмматизм: Вой, трепещи, тряси / вволю плечом худым. / Тот, кто вверху еси, / да глотает твой дым! («Горение». 1981. III: 214).
Эта форма, оставаясь формой 2-го лица в качестве цитаты из сакральных текстов, в то же время сочетается у Бродского с местоимением тот, требующим 3-го лица: контекстом создается грамматический конфликт, и возникают условия для грамматического сдвига.
11
Бродский, 1992: 203.
12
К словам в кавычках В. Полухина дает ссылку: Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. С. 205.
13
Статья опубликована сначала на английском языке в переводе с русского (Зубова, 1999), затем на русском: (Зубова, 2001).
14
Ритм «Письма в бутылке» похож на ритм знаменитой баллады Киплинга «О, запад есть запад, Восток есть восток…» в переводе Е. Полонской (Киплинг, 1980: 460). Этот перевод был очень популярен в СССР у литературной молодежи поколения и круга Бродского.
Между прочим, у Киплинга есть небольшое стихотворение, имеющее непосредственное отншение к гомеровским персонажам Бродского и к теме этой статьи. Оно написано в том же ритме. Первая строфа звучит так: Гомер все на свете легенды знал, / И все подходящее из старья / Он, не церемонясь, перенимал, / Но с блеском, – и так же делаю я (Киплинг, 1980: 424).
Самым популярным текстом о романтике странствий в то время была песня «Бригантина» – слова П. Когана, музыка Г. Лепского (Коган, 1965: 281).
15
О разнице между интерпретациями Улисса Бродским и Овидием см.: Ичин, 1996: 230–231.
16
После первых публикаций Бродского в России в годы перестройки именно это стихотворение вызвало гнев советского критика, назвавшего забывчивость Одиссея лицемерием и глумлением, свойственным «сынам возвращения» (Горелов, 1988). По-видимому, это была первая интерпретация стихотворения в России.
17
Ср. строки Бродского: Тебя здесь больше нет, не будет боле, / пора и мне из этих мест в дорогу. / Забвенья нет. И нет тоски и боли, / Тебя здесь больше нет – и слава Богу («Стрельнинская элегия». 1960. I: 31); и смерть от родины вдали приходит. Значит, слава Богу («Памяти Е. А. Баратынского». 1961. I: 44).
18
Мотив послевоенного времени постоянен в ранних стихах Бродского, например, «Книга» (1960), «Приходит март. Я сызнова служу…» (1961), «Три главы» (1961).
19
У Бродского тема столько мертвецов шире указания на определенный народ: Век был, в конце концов, / неплох. Разве что мертвецов / в избытке – но и жильцов («Fin de siècle». 1989. IV: 75); см. также: «Письмо президенту» (Бродский, 2000-а-VI: 178).
20
Бродский назвал У. Саба в числе тех, кто решительно повлиял на его жизнь («Как читать книгу» – Бродский, 2000-а-VI: 84).
21
У Мандельштама Одиссей – один из центральных образов, и, конечно, это существенно для Бродского. Имя Мандельштама оказалось связанным с именем Одиссея и в анекдотической ситуации телефонного разговора с Енукидзе (Липкин, 1994: 24), и в памяти культуры (песня-баллада А. Галича «Возвращение на Итаку» (1969), посвященная Мандельштаму): Везут Одиссея в телячьем вагоне, / Где только и счастье, что нету погони! (Галич, 1990: 71).
22
Возможно, в этом случае для Бродского актуальны и стихи Мандельштама «Я слово позабыл, что я хотел сказать…» (о семиотическом значении забывания в связи с этим стихотворением см.: Фарыно, 1985: 35).
23
Однако Галич называет Мандельштама Одиссеем именно в той ситуации, которая изображена в стихах «День стоял о пяти головах…».
24
Там же есть строки: И сосуда студеная власть / Раскололась на море и глаз.
25
В «Путешествии в Армению» Мандельштам определяет глаз как «орган, обладающий акустикой» (Мандельштам, 1994: 200).
26
Ср. также строки Мандельштама: Что, если Ариост и Тассо, обворожающие нас, Чудовища с лазурным мозгом и чешуей из влажных глаз («Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть…» – Мандельштам, 1995: 224). Анализ этих строк и мотива одноглазости см.: Успенский, 1994: 269.
27
Подробнее см.: Зубова, 1999: 126–137.
28
Другой отзвук этих срок Ахматовой находим у Бродского в «Двадцати сонетах к Марии Стюарт»: А если что не так – не осерчай: / Язык что крыса копошится в соре, выискивает что-то невзначай (1974. III: 70).
29
В других стихах Мандельштама пространство сжато: И вы, часов кремлевские бои, – Язык пространства, сжатого до точки («Наушнички, наушнички мои…» – Мандельштам, 1995: 239) и может быть подвластным: собиратель пространства, экзамены сдавший птенец («Голубые глаза и горячая лобная кость…» – Мандельштам, 1995: 233).
30
Вспомним, что в стихотворении «Я как Улисс…» тоже была выражена мысль о потере, но не времени, а во времени (*себя? *возможностей?), и выражена более книжным языком: как много я теряю / во времени.
31
Ср. в поэме Бродского «Новый Жюль Верн»: Капитан отличается от Адмиралтейства / Одинокими мыслями о себе, отвращением к синеве / ‹…› Когда напрягаю зренье, / различаю какие-то арки и своды. / Сильно звенит в ушах. Постараюсь исследовать систему пищеваренья. / Это – единственный путь к свободе. Твой верный Жак. / Представь себе вечер, свечи. Со всех сторон – осьминог ‹…› / Осьминог (Сокращенно – Ося) / карает жестокосердье / и гордыню, воцарившиеся на земле (1976. III: 115–116, 119). В трактовке сочетания водяное мясо сопоставим слова Осьминог (Сокращенно – Ося) с мыслью о единстве воды, времени и человека.
32
«Я всегда придерживался той идеи, что Бог, или, по крайней мере, Его дух есть время ‹…› раз Дух Божий носился над водою, вода должна была его отражать» (Бродский, 2001: 22). Самая короткая и прямая формулировка в стихах Бродского – Время – волна («Письмо в бутылке» – II: 71). См. также: Полухина, 1993: 237, 242.
33
Образная система стихотворения «Келломяки» с посвящением М. Б. тоже связана с текстом Мандельштама «День стоял о пяти головах…»: В маленьком городе обыкновенно ешь / то же, что остальные. И отличить себя / можно было от них лишь срисовывая с рубля / шпиль Кремля, сужавшегося к звезде, / либо – видя вещи твои везде («Келломяки». 1982. III: 243–244).
34
Вопрос о том, случайна ли омонимия глагольной формы 3-го лица глагола с инфинитивом, остается открытым.
35
Ср.: Так утешает язык певца, / превосходя самоё природу, / свои окончания без конца / по падежу, по числу, по роду / меняя, Бог знает кому в угоду, / глядя в воду глазами пловца («Сумерки. Снег. Тишина. Весьма…». 1966. II: 175).
36
О семантике воды и волн Бродского в их отношении к классической традиции см. также: Ичин, 1996: 232–233.
37
Эротический образ, связанный с волнами (Либо – пляской волн, отражающих как бы в вялом / зеркале творящееся под одеялом – «Новый Жюль Верн». 1976. III: 118) к анализируемому стихотворению непосредственного отношения не имеет, однако самым прямым образом соотносится с темой поэзии.
38
См. подробное исследование о семантическом поле вода в языковых метафорах: Скляревская, 1993: 113–136.
39
«Связь речи с рекой представляет собой древнейший архетипический образ, отраженный в некоторых мифологических традициях и языках ‹…› Обозначения реки и речи происходят от разных корней, но почему-то они похожи, причем в разных языках ‹…› Это хорошо видно в сочетаемости слов. Ср. вполне обычные, с едва ощутимой образностью сочетания-полуклише: льется речь (и Лейся, песня, на просторе!), поток слов, плавная речь, течение речи, термин психолингвистики речевой поток, а также фразеологизмы, включающие сближение речи (или мысли) и льющейся воды: растекаться мыслию по древу, переливать из пустого в порожнее, заткни фонтан! и под. В нефольклорной поэзии этот образ, в силу привычности, почти не используется; ср., впрочем, полноводная речь (П. Вяземский), тихоструйная речь (Ю. Герман), а также в фольклорно-стилизованном контексте:
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит
В обычной речи образность сочетаний вроде течение речи едва ощутима, но тем очевиднее, что сближение речи и реки существовало в далеком прошлом человеческого сознания» (Мечковская, 1998: 54–55).
40
В примечании к этому стихотворению утверждается, что поэт сам читал Пушкина конвоирам (Мец, 1995: 612). Однако в источнике, к которому отсылает комментатор (Мандельштам Н. Я., 1989: 47), говорится: «В дорогу я захватила томик Пушкина. Оська так прельстился рассказом старого цыгана, что всю дорогу читал его вслух своим равнодушным товарищам». В предыдущем и последующих абзацах сказано, что Оська – это старший конвоир.
41
«… Он люто ненавидел ‹…› спекуляцию на имени Пушкина ‹…› Всякий пушкинизм был ему противен» (Ахматова, 1995: 26–39).
42
О синем море этого текста в отношении к фольклору и сказкам Пушкина см.: Топильская, 1995: 269–270.
43
Поговорка Легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное – цитата из Библии (Мф., XIX, 24; XXIII, 24).
44
По приметам, сыпать соль – к ссоре, разлуке; возможно, на семиотическом уровне, здесь имеет значение и связь символов соль – море – слезы.
45
«Большинство стихов [Бродского. – Л. З.], написанных в относительно сдержанном ключе, метрически основаны на нерифмованном пятистопном ямбе, т. е. традиционном “белом стихе”. ‹…› Не только с точки зрения метрики, но также, что более важно, вследствие их “тона”, синтаксиса и словесного подбора, эти стихи следует рассматривать ‹…› как берущие свое стилистическое начало в русской литературной традиции, начиная от наследия ‹…› Пушкина и Баратынского и кончая величественными монологами поздней Ахматовой, написанными белым стихом. ‹…› Ахматовский элемент выходит на передний план в ненавязчивом, псевдоимпровизаторском тоне голоса рассказчика, постоянно уточняющего и поправляющего свои наблюдения такими оговорками, как впрочем, только, точнее, и в разъедающей иронии горожанина, которая часто окрашивает его речь» (Верхейл, 1986: 122–123).
46
Мотив всё к лучшему проходит через все творчество Бродского. В ранних стихах он особенно сильно звучит в стихотворении «Воротишься на родину…». Однако весьма существенно, что во всех текстах начиная с первоисточника – «Кандида» Вольтера – это высказывание иронично.
47
Бродский, 1992: 55.
48
Вспомним строки ‹…› то лет через двадцать, когда мой отпрыск, / не сумев отоварить лавровый отблеск, сможет сам зарабатывать, я осмелюсь ‹…› («Прощайте, мадемуазель Вероника». 1967. II: 201). Сравнивая разные тексты Бродского, которые возвращают к одному и тому же образу, можно видеть своеобразные стилистические волны.
49
Ср. конструкции такого типа в современной поэзии, например: Не полагаюсь на, / Не укрываюсь за (М. Борисова. «Когда уходишь из… – Борисова, 1985: 249); Только мне ведь наплевать – на. / Я прекрасно обойдусь – без (Г. Григорьев. «Этюд с предлогами» – Григорьев, 1990: 7).
50
Статья опубликована: Зубова, 2005.
51
«В поэтическом мире Бродского альтернативой смерти, которой чревато столкновение и с линейным, и с “чистым Временем”, является сохранение своей индивидуальности, чья высшая форма – поэтическое творчество, т. е. служение Языку» (Куллэ, 1996: 23); «…основной конфликт поэзии Бродского может быть представлен как конфликт времени, которое разрушает мир, с языком, который этот мир создает. И в этом конфликте язык имеет шанс если не на победу, то на достаточно долгое противостояние времени» (Ахапкин, 2002: 23–24).
52
См. интереснейшую статью Н. Б. Вахтина о языках коренных народов Севера. Автор объясняет, почему в течение ста лет не сбываются многочисленные предсказания гибели языков не позже, чем лет через 20 (Вахтин, 1998).
53
«…в поэзии подобием смерти является именно механистичность звучания или возможность соскользнуть в клише» («Об одном стихотворении» – Бродский. 1999: 151); «Этим [скукой. – Л. З.] она – жизнь – отличается от искусства, злейший враг которого, как вы, вероятно, знаете, – клише» («Похвала скуке» – Бродский. 2000-а: 86).
54
О том же см. в интервью Анни Эпельбуэн (Бродский, 2000-б: 143), Мириам Гросс (Бродский, 2000-б: 160–161.
55
«Передавая эти стихи в «Огонек», Бродский попросил сделать несколько сносок, в том числе такую: Вертумн – языческое божество, в римской мифологии бог перемен (будь то времена года, течение рек, настроения людей или созревание плодов). Был одним из мужей Помоны, олицетворяющей плодородие» (Ажгихина, 1991: 20).
56
В литературоведении принято говорить о лирическом герое, «я» – персонаже, но Бродский в своих высказываниях о писателях не отделял автора от субъекта повествования или лирики. Поэтому, говоря о Бродском, естественно последовать его примеру.
57
«В “Вертумне” происходит словно проба на прочность всего арсенала, выработанного человечеством для постижения, “одомашнивания”, как говорит Бродский, идеи смерти» (Стрижевская, 1997: 340).
58
Ср.: Китаец так походит на китайца, / как заяц – на другого зайца. / Они настолько на одно лицо, / что кажется: одно яйцо / снесла для них старушка-китаянка, / а может быть – кукушка-коноплянка («Стансы». 1965. II: 152).
59
О трансформации этой поговорки и пословицы На ловца и зверь бежит см. также: (Николаев, 2000: 118).
60
Об исторической основе этого стихотворения и о его контексте в музыке, литературе, живописи, кино см.: Тименчик, 2000. В частности, Р. Тименчик упоминает картину Эдуарда Мане «Казнь императора Максимилиана», драму Франца Верфеля «Хуарец и Максимилиан», фильм Уильяма Дитерле «Хуарец» со сценой доставки оружия.
61
Ср. ранние «Стихи о принятии мира» с уже тогда ироническими нас, нам: Нам нравится постоянство. / Нам нравятся складки жира / на шее у нашей мамы, / а также – наша квартира, / которая маловата / для обитателей храма. // Нам нравится распускаться. / Нам нравится колоситься. / Нам нравится шорох ситца / и грохот протуберанца, / и, в общем, планета наша, / похожая на новобранца, / потеющего на марше (1958. Бродский, 1992: 20). Позже, например, в «Двадцати сонетах к Марии Стюарт» (1974), Бродский опять связывает субъект мы с военной темой, но гораздо более зло: Равнина. Трубы. Входят двое. Лязг / сражения. «Ты кто такой?» – «А сам ты?» / «Я кто такой?» – «Да, ты?» / «Мы протестанты» – «А мы католики» / – «Ах вот как!» Хряск! / Потом везде валяются останки (III: 66). В стихотворении-пьесе «Театральное» есть строки: А это наш форум, где иногда / мычат – от слова «мы» – стада / «да» или «нет». Но обычно «да» («Театральное». 1994–1995. IV: 181).
62
Ср. анализ метафоры жрал хлеб изгнания, не оставляя корок: Полухина, 2002: 146–147; 156.
63
В. Н. Топоров обращает внимание на такое свойство мифологических мышей и крыс, как их восприимчивость музыки, что отразилось в разных вариациях легенды о Крысолове (Топоров, 1997: 284). О реальной способности полевых мышей свистеть перед грозой см: указ. соч.: 282.
64
Вполне возможно, что мышь попала в этот текст из стихотворения Пастернака «Пиры», где есть строки Надежному куску объявлена вражда ‹…› В сухарнице, как мышь, копается анапест. Ср. у Бродского в цикле «Часть речи»: …и при слове «грядущее» из русского языка / выбегают черные мыши и всей оравой / отгрызают от лакомого куска / памяти, что твой сыр дырявой («…И при слове “грядущее” из русского языка…»). Поэтическая семантика слова мышь в отношении к текстам Бродского анализируется во многих работах, например Константинова, 1999; Ранчин, 2001: 353–359; Бройтман, Ким, 2003: 338–339; мотив отождествления Бродским самого себя с мышью (Я беснуюсь, как мышь в темноте сусека!) рассматривается в работе: Орлова, 2001: 182–186.
65
Ср. также: Воздух – вещь языка. / Небосвод – / хор согласных и гласных молекул, / в просторечии – душ («Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова». 1973. III: 56).
66
Ср. в «Одиссее» Гомера (перевод с древнегреческого В. Вересаева):
Только взглянула царица на платье и сразу узнала / Плащ и хитон, что сама соткала со служанками вместе. / Так обратилась она к Одиссею со словом крылатым: / «Вот что прежде всего у тебя, чужеземец, спрошу я: / Кто ты? Откуда ты родом? И кто тебе дал это платье? / Ты говорил ведь, что прибыл сюда, потерпевши крушенье? ‹…›» (Гомер, 1953: 81), а также в «Войне мышей и лягушек» – пародии на эпос Гомера (перевод с древнегреческого М. Альтмана): Раз как-то, мучимый жаждою, только что спасшись от кошки, / Вытянув жадную мордочку, в ближнем болоте мышонок / Сладкой водой упивался, – его на беду вдруг увидел / Житель болота болтливый и с речью к нему обратился: / «Странник, ты кто? Из какого ты роду? И прибыл откуда? / Всю ты мне правду поведай, да лживым тебя не признаю. ‹…›» («Война мышей и лягушек», 1999: 417).
67
«…глубинный смысл концепта “гость” наиболее эксплицирован в переходных обрядах, в которых он организуется вокруг оппозиции “свой – чужой”, при этом каждый раз фиксируется самый момент перехода, соединения разных сфер» (Невская, 1997: 450).
68
В традиционной похоронной обрядности слово домой употребляется как эвфемизм смерти (см.: Седакова, 1983: 208–209). Такое словоупотребление, отражено во многих текстах Бродского, где оно мотивировано невозможностью возвращения из эмиграции. О связи сексуальных образов в стихах Бродского (антиэротических – см.: Лосев, 1995) с архетипом возвращения в лоно и о возможном влиянии текста В. Хлебникова «Мирсконца» на этот мотив у Бродского см.: Кругликов, 1992: 216–217.
69
Впрочем, этот мифологический мотив оказался основой некоторых доктрин в психологии XX века. Отто Ранк считал, что рождение является травмирующим событием и психикой не только ребенка, но и взрослого управляет неосознанное и неосуществимое желание вернуться в матку. Оно становится причиной неврозов.
70
Здесь публикуется исправленный и дополненный вариант статьи: Зубова, 1999.
71
Частично источники прямых и косвенных цитат «Представления», а также разные толкования текста приведены Т. Кэмпбеллом (Кэмпбелл, 1996) и В. П. Скобелевым (Скобелев, 1997).
72
М. Ю. Лотман, анализируя строфическую структуру «Представления» («регулярно чередующиеся строфы трех типов: 6-стишия 8-стопного хорея ‹…›, 2-стишия 4-стопного хорея ‹…› и 4-стишия 4-стопного хорея») показывает, что последняя строфа занимает изолированное положение – она появляется после завершения основной структуры, в результате чего, по мнению Лотмана, общая структура стихотворения может быть истолкована как линеарно, так и циклически; «при последней интерпретации заключительная строфа текста станет началом, точкой отсчета ‹…› все стихотворение, а не только его заключительная строфа может интерпретироваться как бесконечная песня» (Лотман, 1995: 316).
73
Первое издание книги вышло в 2001 г.
74
Бродский, 1999: 144.
75
Возможно, что именно слово представить из перевода Лозинского имеет прямое отношение к одному из многочисленных смыслов заглавия «Представление» (не исключено также, что второе слово в названия «Божественная комедия», странным образом определяющее вовсе не комический, на наш современный взгляд, жанр у Данте, отозвалось буффонадной интонацией «Представления» с его трагическим смыслом). «Называя свою поэму комедией ‹…›, Данте пользуется средневековой терминологией: комедия, как он поясняет в письме к Кангранде, – всякое поэтическое произведение среднего стиля с устрашающим началом и благополучным концом, написанное на народном языке; трагедия – всякое поэтическое произведение высокого стиля с восхищающим и спокойным началом и ужасным концом. ‹…› Наименование “Божественная” было придано Дантовой Комедии уже впоследствии, как дань восхищения» (Солонович и др., 1967: 566).
76
«Юлий Ким в интервью вспоминает об Анатолии Якобсоне (Якобсон умер в 1977 г.): ‹…› Вспоминается, как они – Володя Гершович и Тоша Якобсон – мне звонили из Израиля, и оттуда раздавались их развесёлые тексты, вроде “над арабской бедной хатой гордо реет жид пархатый”, или “а из нашего окна Иордания видна, а из вашего окошка только Сирия немножко”, это, по-моему, всё Тошины перлы, которые он сочинил в те времена, уже там.
Юлий Черсанович, фраза про “хату” – это цитата из поэмы “Представление” Иосифа Бродского? ‹…›
Частушка “Над простой арабской хатой гордо реет жид пархатый” попала – цитатой – в стихи великого поэта. ‹…› То есть Якобсон ли автор, неизвестно. Но точно – не Бродский» (http://forum.lingvo.ru/actualthread.aspx?tid=75154 Размещено под ником «recobra» 17.02. 2007, просмотрено 16.07. 2015).
77
В. Полухина, пишет, что у Бродского «слово в своей ипостаси знака подвержено действию времени ‹…› и его будущее видится весьма пессимистично» (Полухина, 1998: 150).
78
Это, несомненно, имеет отношение к рефрену Никогда как формуле смерти. В «Представлении» Бродского немало перекличек с текстом Сосноры, например: Люстры, все танцуют гибель, в кресле из сафьяна Гоголь / усмехается с власами… Ус махается, Денис! / Гоголю еще семнадцать, Площадь же уже Сенатска. / Пушкин вычеркнут из списка. Лермонтова «демонизм» / еще ящеркой в ресницах, еще рано на рапирах / днесь! ‹…› Вот грядет он в бакенбардах, вот грозит Кавказу в бурках, / в лодке, люльке на Лубянке пишет с пулей: «Не винить…» (Соснора, 2006: 666).
79
Так, например, рефрен Входит (Пушкин, Гоголь, Толстой и т. д.) соотносится со строкой Входит Гамлет с пистолетом из популярной в 60-е годы песни, о происхождении которой можно прочитать в воспоминаниях Э. Неизвестного: «Я и трое моих друзей создали кружок ‹…› Мы писали песни, которые потом пела вся студенческая Россия, не подозревая, кто их автор. В том числе “Лев Николаевич Толстой”, “Венецианский мавр Отелло”, “Входит Гамлет с пистолетом”, “Я бил его в белые груди”» (Неизвестный, 1991: 3). Очень возможно, что подобные тексты усваивались подростками раньше произведений Толстого и Шекспира и анекдоты Хармса о Пушкине становились известными еще до уроков литературы.
80
Подобное чередование строк имеется в «Риторической поэме» В. Сосноры, с которой тоже связана поэтика «Представления».
81
Но в «Балладе Эдгара По» В. Сосноры, одном из очевидных предтекстов «Представления», есть строка: Наши женщины Елабуг, Рождества и в петлях елок (Соснора, 2006: 666).
82
Максим Артемьев убедительно показывает полемическую производность «Представления» от «Лесной идиллии», написанной Бродским в 1971–1972 г.: «В “Представлении” языком улицы говорит анонимный народ, в “Идиллии” – безымянные пастушок и пастушка. И там и там – частушечный “раешник” (как назвал его Солженицын), с помощью которого “народ” либо прямо характеризует власть – как в “Идиллии”, либо описывает самого себя, свой убогий быт, свое повседневное унылое существование. Смысл “Идиллии”, ее открытый призыв – в уходе в природу от мира пленумов и Ильича. ‹…› В “Представлении” Бродский уже не дает рецептов счастья» (Артемьев, 2007).
83
Ср., напр., в «Шествии»: Так прислушивайтесь к уличному вою, / Возникающему сызнова из детства, / Это к мертвому торопится живое, / Совершается немыслимое бегство (I: 132).
84
Разрядка в указанном издании И. Бродского.
85
Бродский, 1999: 155.
86
Точнее было бы говорить о превращении рая в ад. Ср.: «Страшный суд – страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай» («Азиатские максимы» – Бродский, 1990: 8).
87
Бродский, 1999: 168.
88
Бродский, 1999: 175.
89
Как и во многих других случаях, здесь открыт простор для разных интерпретаций. Так, например, по рассказам В. Уфлянда, речь идет об изображении Пушкина с пририсованной папиросой; Л. Лосев обращает внимание на строки Бродского Не знаю, есть ли Гончарова, / но сигарета мой Дантес (Лосев, 1996: 144). Комментируя это стихотворение в двухтомном издании Бродского, Лосев приводит несколько толкований: «Наиболее вероятный источник этого сюрреалистического портрета Пушкина – раннее стихотворение Я. А. Гордина “Памяти Лермонтова”, где имеются строки: “Поэты погибшие, / Демоны смертные, / Предтечи великих пилотов”, в ответ на которое Бродский тогда же, в 1959 или 1960 г., написал “Балладу о Лермонтове” ‹…› Пышно отмеченное столетие смерти Пушкина в 1937 г. совпало с рекордными перелетами светских летчиков (“Если бы Пушкин жил в наши дни, он был бы летчиком”, из письма читателя в газету в 1937 г., цитата найдена И. Паперно), ‹…› Друг Бродского М. В. Ардов рассказывает о забытом романе Федора Панферова, в котором Пушкин и Лермонтов воскресают, ходят по советской Москве и прыгают с парашютной вышки ‹…›. В репортаже с московского рынка, где распродаются сувениры советской эпохи, читаем: “Привожу цены на некоторые предметы, пользующиеся особым спросом у любителей экзотики. Итак: бронзовый бюст А. С. Пушкина в шлеме летчика-истребителя – $100…” (Сергей Менжерицкий. Четвертый интернационал // Литературная газета. 1997, 26 ноября. № 48 (5680). С. 4)» (Лосев, 2011: 451–452).
90
Комментарий С. Максудова и Н. Покровской: «Связь Гоголя с морем возникает из старого названия улицы Гоголя в Петербурге – Морская, проходившей по территории Морской слободы. Дом 10 на улице Гоголя принадлежал кн. Н. П. Голицыной, в нем разворачивались трагические события “Пиковой дамы”. Не исключено, что из этой оперы появилось меццо-сопрано, сопровождающее Гоголя» (Максудов, Покровская, 2001: 438–439).
91
По мнению В. Кривулина, «поэзия Бродского глубинно и по своей сути театральна ‹…› может быть, подлинным ключом к поэзии Бродского является взгляд на нее в целом как на драматическое, на грани античной трагедии – действо» (Кривулин, 1991: 16).
92
Сам Бродский увидел анкету в менее ясной ситуации: в первых восьми строках стихотворения О. Мандельштама «С миром державным я был лишь ребячески связан…». Комментарий Бродского сразу выводит принудительное создание текста по казенному клише на экзистенциальный уровень: «Анкета, естественно, заполняется на предмет подтверждения права на существование в новом мире, точнее, в новом обществе. Заполняющий как бы стремится заверить некоего начальника отдела кадров если не в своей лояльности по отношению к новому режиму, то в незначительной своей причастности к старому» (Бродский, 2001: 171).
93
Ср.: «молчание, воцаряющееся вслед за требованием срочной визы для выезда на похороны близкого» (Бродский, 1995: 67).
94
Бродский рассказывал: «Долго работал в Иркутске, к северу от Амура, вблизи китайской границы. Как-то раз во время половодья я даже в Китай попал – непреднамеренно, просто плот со всем нашим имуществом отнесло и прибило к правому берегу Амура, так что я на какое-то время оказался на китайской территории…» («Искусство поэзии». Интервью Свену Биркертсу – Бродский, 2000-б: 81).
95
«Цветаева – поэт весьма реалистический, поэт одного бесконечного придаточного предложения, поэт, не позволяющий ни себе, ни читателю принимать что-либо на веру» (Бродский, 1999: 153); «Одно из возможных определений ее творчества, это – русское придаточное предложение, поставленное на службу кальвинизму» (Бродский, 1999: 165); «… она с ее внестрофическим – вообще внестиховым мышлением, чья главная сила в придаточном предложении, в корневой диалектике» («Поэт и проза» – Бродский, 1999: 135).
96
Толкование других знаков, о которых идет речь, опускаю, чтобы остаться в рамках сопоставления Бродского с Цветаевой.
97
См. специальную работу об испорченном зеркале: Кузнецов, 1997.
98
Имя диктатора Флоренции похоже на сокращение сочетания советский народ.
99
«Понимаю, что не следует отождествлять государство с языком, но двое стариков, скитаясь по многочисленным государственным канцеляриям и министерствам в надежде добиться разрешения выбраться за границу, чтобы перед смертью повидать своего единственного сына, неизменно именно по-русски слышали двенадцать лет кряду, что государство считает такую поездку “неце-ле-со-образной”. Повторение этой формулы по меньшей мере обнаруживает некоторую фамильярность обращения государства с русским языком. А кроме того, даже напиши я это по-русски, слова эти не увидели бы света дня под русским небом. Кто бы тогда прочел их? Горстка эмигрантов, чьи родители либо умерли, либо умрут при сходных обстоятельствах?» (Бродский, 1995: 67).
100
Если все живое лишь помарка / За короткий выморочный день, / На подвижной лестнице Ламарка / Я займу последнюю ступень. // К кольчецам спущусь и к усоногим, / Прошуршав средь ящериц и змей, / По упругим сходням, по излогам / Сокращусь, исчезну как Протей.
101
Статья опубликована: Зубова, 2000.
102
Курсив И. Бродского, который может читаться как знак цитаты из «Новогоднего» Цветаевой.
103
Графические выделения в этом блоке примеров мои. – Л. З.
104
«Определяя первый период эволюции Бродского [1957–1962. – Л. З.] как “романтический”, мы подразумеваем не романтизм как стиль в его традиционном понимании, а общую окраску стилистических поисков, связанную с юношеским “байронизмом” личности. С большей точностью можно говорить об эклектизме этого периода. Романтические мотивы, постепенно усиливаясь, становятся отчетливо выраженными только к его концу» (Куллэ, 1996).
105
Точного указания на то, когда был дан этот совет, найти не удалось. Но вряд ли Рейн долго медлил с ним.
106
Здесь и далее причастия в функции определения приравниваются к прилагательным, так как обозначают признак.
107
«Стремление постичь бытие (а для Бродского это прежде всего пространство и время) и увидеть все возможные его ракурсы делает полноправной точку зрения любого проявления бытия» (Фоменко, 2002: 34): Далее следуют такие примеры (привожу их в сокращенном виде):
С точки зрения воздуха, край земли / всюду. ‹…›; С точки зрения времени, нет «тогда» ‹…›; Но потолок не видит этой вспышки. ‹…›;…Кожа спины благодарна коже / спинки кресла… ‹…›; Передних ног простор не отличит от задних. ‹…›;…с точки зрения ландшафта, движенье / необходимо. ‹…›; С точки зрения комара, / Человек не умира…
108
См. специальное исследование о метонимическом эпитете Пушкина: Чхеидзе, 1992.
109
Ср. строчки из стихотворения 1962 г.: И увижу две жизни / далеко за рекой, / к равнодушной отчизне / прижимаясь щекой («Ни страны, ни погоста…». I: 209).
110
По выражению Ю. Н. Тынянова, слово «окружается родственною звуковой средой; здесь играет роль и отчетливая семасиологизация отдельных звуков и групп, и применение правила о том, что «идея» может развиваться и чисто звуковым путем, путем анаграммы» (Тынянов, 1977: 238).
111
Графическое выделение курсивом и полужирным шрифтом – Т. М. Николаевой.
112
Маяковский поднимал вес большинства слов еще и графическим способом – лесенкой.
113
Статья опубликована: Зубова, 2015.
114
Михаил Крепс (24 июля 1940, Ленинград – 8 декабря 1994, Бостон) окончил филологический факультет Ленинградского университета. Преподавал английскую литературу в Ленинградском педагогическом институте. С 1974 г. жил в Америке, был профессором русского языка и литературы в Бостоне.
115
Примечание М. Крепса: «Список редких слов ‹…› Баловень ж. р. – та, кому везет. Ср.: баловень судьбы» (Крепс, 1996: 206).
116
Все цитаты из поэмы М. Крепса «Царевна-лягушка» приводятся по изданию: Крепс, 1996.
117
Кстати, именно М. Крепс отметил, что это ритм одесской блатной песни «На Дерибасовской открылася пивная…» (Крепс, 1984-а: 135).
118
Бродский, 2011: 365. Текст приводится по этому изданию из-за разночтений с основным источником.
119
Бродский, 1992: 20.
120
Протуберанец (от лат. protubero – ‘вздуваюсь’) – «плазменное образование – громадный выступ в солнечной короне» (Ожегов, Шведова, 1992: 645).
121
Крепс называет перифразы парафразами.
122
В этом перечне звездочкой обозначены перифразы, которые в поэме употребляются в косвенных падежах.
123
Слово щучья созвучно слову сучья – ср.: сукин сын.
124
Бродский, 1992: 10.
125
Не ослеплен я музою моею: / Красавицей ее не назовут, / И юноши, узрев ее, за нею / Влюбленною толпой не побегут. / Приманивать изысканным убором, / Игрою глаз, блестящим разговором / Ни склонности у ней, ни дара нет; / Но поражен бывает мельком свет / Ее лица необщим выраженьем, / Ее речей спокойной простотой; / И он, скорей чем едким осужденьем, / Ее почтит небрежной похвалой (Баратынский. «Муза»).
126
Бродский, 1992: 7.
127
Разумеется, речь не идет о том, что лягушка, стрелок, Кощей, – основные образы у Бродского. В данном случае выбор контекстов задан структурой поэмы-сказки Крепса.
128
Обратим внимание на сочетание во лбу в строке Мы боимся короны во лбу лягушки. О короне так не говорят, русская фразеология указывает, что словом корона замещено слово звезда (Вот идет молва правдива: / За морем царевна есть, / Что не можно глаз отвесть: / Днем свет божий затмевает, / Ночью землю освещает, / Месяц под косой блестит, / А во лбу звезда горит. – А. С. Пушкин. «Сказка о царе Салтане»). Есть вероятность, что строка Бродского имеет фрейдистский подтекст, так как слово звезда – известный в кругу Бродского намек на обсценную рифму. Слово лоб в таком контексте может быть понято как лобок, а корона, которой боятся юноши, – как vagina dentata.
129
Ср. строки В. Маяковского: А вы ноктюрн сыграть могли бы / На флейте водосточных труб? («А вы могли бы?»).
130
Я имею в виду тематическую смежность, а не контекстуальную связь в поэзии Бродского.
131
Имеется в виду застой в самом широком смысле, а не только в смысле идеологического клише второй половины 80-х годов.
132
Бродский, 2011: 366
133
Бродский, 2011: 254–255.
134
Крылышкуя – слово из стихотворения В. Хлебникова «Кузнечик»: Крылышкуя золотописьмом / Тончайших жил, / Кузнечик в кузов пуза уложил / Прибрежных много трав и вер. / «Пинь, пинь, пинь!» – тарарахнул зинзивер. / О, лебедиво! / О, озари!
135
Бродский, 1992: 8.
136
Виницкий.