Истина — неколебима!
Дрогнут земные недра —
Дуб разожмет кулаки —
В сторону прянет кедр —
Гора к чужому плечу
Головой припадет — ослабев —
Как прекрасен тогда Великан —
Он сам — опора себе!
Истина — исполински мощна!
Смело в нее поверь —
И она не только устоит —
Любого подымет вверх.
«Бог каждой птице дал ломоть…»
Бог каждой птице дал ломоть —
Мне — кроху — вот и все!
Почать ее не смею я.
Роскошество мое
Мучительное — поглядеть —
Потрогать — чуть дыша —
Мой хлебный шарик — подвиг мой —
Мой воробьиный шанс.
В голодный год не надо мне
Ни одного зерна —
Так яствами богат мой стол —
Так житница полна!
Шах копит золото — набоб
Лелеет свой алмаз.
Есть только кроха у меня —
Но я — богаче вас.
«Невозможность — словно вино…»
Невозможность — словно вино —
Подхлестывает кровь
С каждым глотком. Возможность
Пресна. Но к ней добавь
Случайности хоть каплю —
И проникнет в смесь
Очарованья ингредиент
Так же верно — как смерть.
«Вскройте Жаворонка! Там Музыка скрыта…»
Вскройте Жаворонка! Там Музыка скрыта —
Лепесток в лепестке из серебра.
На нее скупятся для летнего утра.
Она про запас —
Когда Лютня стара.
Отомкните поток! Он насквозь неподделен.
Из горла бьет за струей струя.
Багровый опыт!
Теперь ты веришь —
Фома — что подлинна птица твоя?
«Я ступала с доски на доску…»
Я ступала с доски на доску —
Осторожно — как слепой —
Я слышала Звезды — у самого лба —
Море — у самых ног.
Казалось — я — на краю —
Последний мой дюйм — вот он…
С тех пор у меня — неуверенный шаг —
Говорят — житейский опыт.
«Когда вижу — как Солнце встает…»
Когда вижу — как Солнце встает
Над грядой потрясенных вершин —
Ставит День у каждых дверей —
В каждом месте Деянье свершит —
Без аккомпанемента похвал —
Без шумихи на каждом шагу —
Мне кажется — Земля — Барабан —
За которым мальчишки бегут.
«Если сердцу — хоть одному…»
Если сердцу — хоть одному —
Не позволю разбиться —
Я не напрасно жила!
Если ношу на плечи приму —
Чтоб кто-то мог распрямиться —
Боль — хоть одну — уйму —
Одной обмирающей птице
Верну частицу тепла —
Я не напрасно жила!
«Запел сверчок…»
Запел сверчок
И закат зажег —
Мастера дошили день в срок —
Стежок — и еще стежок.
Роса огрузила травы подол.
Сумрак застенчивый долго-долго
Шляпу вертел в руках — и гадал —
Войти или нет в дом?
Пришли — как соседи — Ширь без конца —
Мудрость — без имени и лица —
Покой накрыл весь мир — как птенца —
Так началась Ночь.
«День смаху бросила навзничь…»
День смаху бросила навзничь —
Примяла ранняя Ночь —
В глубокий Вечер он уронил
Лоскут — окрашенный в Желчь —
Ветер воинским маршем пошел —
Листья сбежали в обоз —
Гранитную шляпу Ноябрь
Повесил на плюшевый гвоздь.
«Прошлое — нет существа странней…»
Прошлое — нет существа странней.
Глянешь в упор —
И тебя ожидает восторг
Или позор.
Безоружный — встретишь его —
Беги — во всю прыть!
Заржавленное ружье
Может заговорить.
«Нарастать до отказа — как Гром…»
Нарастать до отказа — как Гром —
И по-царски рухнуть с высот —
Чтоб дрожала Земная тварь —
Вот Поэзия в полную мощь
И Любовь —
С обеими накоротке —
Ни одну не знаем в лицо.
Испытай любую — сгоришь!
Узревший Бога — умрет.
«Колодец полон тайны!..»
Колодец полон тайны!
Вода — в его глуши —
Соседка из других миров —
Запрятана в кувшин.
Не видим мы ее границ —
Лишь крышку из стекла.
Ты хочешь в Бездну заглянуть?
Здесь — рядом — залегла.
Я удивляюсь каждый раз
Мужеству травы.
— Прильнет к тому — что нас страшит —
В безвестное обрыв.
Но морю тростники сродни —
Глядят в него в упор.
И лишь для нас Природа
Чужая до сих пор.
Другой все знающий о ней —
Как бы ее посол —
В дом — полный привидений —
Ни разу не вошел.
Но кто — по правде говоря —
С ней коротко знаком?
Ведь мы тем дальше от нее —
Чем ближе подойдем.
«Здесь лето замерло мое…»
Здесь лето замерло мое.
Потом — какой простор
Для новых сцен — других сердец.
А мне был приговор
Зачитан — заточить в зиме —
С зимою навсегда —
Невесту тропиков сковать
Цепями с глыбой льда.
ЖОАКИН МИЛЛЕР
СКАЧКА КИТА КАРСОНА© Перевод М. Зенкевич
Простор! Быть свободным и вольно дышать.
Гигантом расти, как безбрежная гладь,
Со скоростью ветра скакать на коне
Без троп, без пути по глухой целине.
Простор! Океан, безгранично велик,
Целует, как брата, большой материк.
Бизоны с косматыми волнами грив
Там движутся грозно, как бурный прилив.
Не спросит охотник — ты друг или враг,
И гостя пригреет вигвама очаг.
Равнины Америки! Прерий простор!
От берега моря, где волны шумят
Привет чужестранцу, стремлюсь я назад,
Я к вам возвращаюсь, к вам руки простер!
Припустить? Сэр, взгляните, какой это конь!
Паче — лучший мой друг. Он горяч, как огонь.
Не узнаете вы по блестящим глазам,
Что он слеп, как барсук… Расскажу я все вам…
Мы лежали в траве золотой, словно клевер,
На восток и на запад, на юг и на север
Простирался сухой травяной океан
Вдаль, где в Бразосе был наш охотничий стан.
Мы лежали средь трав побуревших, сухих,
Выжидая, когда скроет ночь нас троих;
Убежала со мной индианка-невеста,
И селенье ее краснокожих родных
Отделяла от нас только ночь переезда.
Я держал ее руку, ловил ее взгляд,
И волос сине-черных роскошный каскад
Рассыпал, ниспадая с ее головы,
По груди красно-смуглой душистые струи.
Был в касанье ее жаркий трепет травы,
Принимавшей от солнца с небес поцелуи.
Ее голос воркующий, томен и густ,
О любви пробужденной шепнул мне украдкой,
И слетал каждый звук с ее розовых уст,
Как пчела, отягченная ношею сладкой.
Мы лежали в траве, старый Ревелс и я
И бежавшая с нами невеста моя.
«Сорок миль лишь, и больше ни фута… Поверьте,
Что настигнут нас здесь краснокожие черти,
Если только команчи напали на след, —
Проворчал старый Ревелс. — Но выхода нет,
Только ночь нас избавит от пыток и смерти».
Крепко лассо держа, он лежал на спине
И за солнцем следил. Вдруг в глухой тишине
Он вскочил, словно что-то почуяв во мгле,
И упал, и приник чутким ухом к земле.
Он поднялся — лицо, словно саван, бело,
Борода в серебре, а в глазах его пламя,
Как седой патриарх, он стоял перед нами,
Его голос звучал, как тревожный сигнал:
«Крепче лассо стяните! Взнуздайте коней!
Поскорей, поскорей ради жизни своей,
Чтоб спастись, пока время еще не ушло!
Подожженная прерия пышет пожаром.
Я услышал, когда к земле ухом прильнул,
Топот диких коней, как морской дальний гул,
И другой, отдаленный грохот и гуд,
То бизоны, гонимы пожаром, бегут.
Ураган так сметает все в бешенстве яром!»
Лассо мы затянули и быстро бегом
За конями погнались с уздой и седлом,
И, подпруги стянув, на коней мы вскочили.
Поскакали мы в Бразос, и воздух кругом
И свистел и гудел, а глаза нам слепил
Ярко-красными вспышками яростный пыл.
Настигал нас в пути ураган огневой
И катившийся черный ревущий прибой
В темном облаке едкого дыма и пыли.
Нет, ни вопля смятенья, ни слова моленья,
И не дрогнуло сердце от страха в груди,
Надо было спешить, смерть гналась позади,
Был один лишь на тысячи шанс на спасенье.
Двадцать миль!.. Тридцать миль!.. Вот пятно впереди…
Полоса… Это Бразос встает в отдаленье.
Закричал я — так радость была велика —
И направо взглянул, привставая слегка.
Где же Ревелс?.. Взглянул чрез плечо я в тревоге