– Никто не накажет тебя, если ты будешь чертовым лидером!
– Но я не лидер. – Он глубоко вздыхает. – Ты предала меня и братство, Доминика.
– Нет. – Она извивается и борется, брыкается и кричит.
Я ненавижу эту сторону мамы. Я всегда знал, что она больше, чем жизнь, и к тому же сильнее. Иногда прямо-таки ненавистная. Я никогда не прощу ее за то, что она забрала тетю Аннику, но мне также не нравится видеть ее такой беспомощной и не имеющей выхода.
– Ты не можешь так поступить со мной! Я мать твоего сына!
– Это не освобождает тебя от наказания. – Папа достает пистолет и показывает им на своих охранников. – Поставьте ее на колени.
Мужчины толкают ее вниз, пока ее колени не касаются земли, ее туфли издают навязчивый звук по бетону, когда она бьется.
– Нет! Не надо! Ты выбираешь Николая, а не меня?
– Я выбираю братство, а не тебя. Если тебя не накажут должным образом, Николай никогда не простит того, что считает моим предательством. – Он делает паузу, впервые за сегодняшний вечер глядя на меня. – Иди сюда, Адриан.
Павел слегка толкает меня, затем отпускает, но следует за мной по пятам. Мои ноги кажутся тяжелыми, как кирпичи, когда я тащусь туда, где стоит папа.
– Ты уже достаточно взрослый, так что слушай внимательно, мой мальчик. – Папа приставляет пистолет ко лбу мамы, и она смотрит на него со своим обычным высокомерным вызовом, ни одна слеза не скатывается с ее век. – Вот как ты наказываешь предателей, независимо от того, насколько они близки к тебе.
Он нажимает на спусковой крючок.
Громкий хлопок эхом разносится по нашему окружению, когда горячая жидкость брызгает мне на лицо.
Глава 1
Адриан
36 лет
Я был свидетелем того, как жизнь заканчивалась прямо у меня на глазах.
Не один раз.
Не дважды.
Но бесчисленное количество раз.
После того, как я увидел, как жизнь покинула тело моей мамы, когда мне было десять лет, у меня было прозрение.
Ах, смерть – это так просто.
Смерть – это нажатие на спусковой крючок, брызги крови и пустые глаза.
Если мама, бесстрашная Доминика, которая была сильнее самой жизни, была убита так легко, то поступок не мог быть таким уж трудным.
Вот почему я никогда не боялся смерти. Никогда не смотрел в другую сторону от нее. Никогда не колебался перед ней.
На самом деле, я ворвался прямо в нее. Я победил ее и поставил на колени перед собой, как папа сделал с мамой, а затем выстрелил ей в лицо.
Я так часто избегал безжалостных лап смерти, что считал себя невосприимчивым к ней.
В каком-то смысле смерть для меня ничего не значит.
Не трогает меня.
Не прикасается ко мне.
Это была моя ошибка. Ошибка в моей системе.
Несмотря на то, что я никогда не боялся конца – или чего-то еще, на самом деле, – после казни мамы, есть кое-что, что я боялся потерять.
Или кое-кто.
Мир движется в замедленном темпе, но все равно слишком быстро, и остановить его невозможно.
Когда я последовал за Лией сюда после того, как она отправила двойника домой и попыталась сбежать, это не то, что я думал, произойдет.
Лия падает со скалы, как лист. Легкая, крошечная и такая чертовски хрупкая.
Я протягиваю руку, но хватаю только воздух.
Паника, какой я никогда в жизни не испытывал, сводит мои лопатки вместе и замораживает меня на месте.
Черт, нет.
Это не то, чем все закончится.
Я спускаюсь по склону утеса, скользя по грязи, пока почти не ударяюсь о воду. Моя рана на бицепсе ноет от боли, и мои сухожилия пульсируют при каждом движении.
Вытащив телефон, я нажал на значок фонарика, пока луч света не пролился передо мной, освещая яростные волны, бьющиеся о скалы.
Мысль о том, что Лия застряла там, разорванная на части разъяренной водой, сжимает мое тело и атакует мои нервы.
Я различаю маленькую фигурку, цепляющуюся за камень, пока он плавает в воде, но она не уплывает.
Голоса моих людей приближаются, и первым появляется крупное телосложение Коли, когда он спускается со скалы.
– Тащи веревки! – рявкаю я, затем кладу телефон на маленький камень, направляя фонарик вперед, прежде чем нырнуть прямо в ледяную воду.
Шок пробегает по моему телу и моей ране, ране, которую она нанесла, пытаясь убежать от меня, но я игнорирую весь дискомфорт, плывя против резкого течения.
Разбивающиеся волны упрямо пытаются унести Лию прочь, прижать ее хрупкое тело к безжалостным скалам и высосать ее жизненную сущность.
Когда я добираюсь до нее, я узнаю, почему вода не смогла забрать ее. Я думал, она обвилась вокруг одного камня, но оказалось, что она застряла между двумя. Один из них не виден, но заключает в тюрьму ее нижнюю половину.
Я хватаю ее холодное, мокрое запястье и перестаю дышать, ожидая пульса.
Проходит одна доля секунды.
Две…
Три…
Крошечный удар под моим замерзшим пальцем, и я, наконец, вдыхаю большой глоток воздуха.
Я использую один камень в качестве якоря, когда протаскиваю Лию между двумя другими. В тот момент, когда она высвобождается, я обнимаю ее за талию и прижимаю ее замерзающее тело к своему.
Темные пряди волос закрывают ее лицо, и я откидываю их назад. Даже при слабом свете фонарика я вижу, что она бледна, а ее губы посинели, темнея с каждой секундой.
Ей нужна медицинская помощь, и она нужна ей сейчас.
– Босс! – зовет Коля с берега.
Я смотрю вверх и вижу его, Яна, Бориса и нескольких моих людей, стоящих на краю обрыва. Мой старший охранник бросает веревку, но ее уносит вода.
Он делает это снова, и я хватаю ее в последнюю секунду и обматываю вокруг талии Лии. Я останавливаюсь, когда мои пальцы натыкаются на разорванный материал ее платья, затем осторожно ощупываю его.
Моя рука замедляется, когда я нахожу рану в нижней части ее живота. Глубокая, как черт, рана, которая проглатывает мой палец.
Я быстро убираю руку, удерживая ее неподвижной. Это намного серьезнее, чем я думал, если она тоже ранена. Это осложнение может быть смертельным в ее замороженном состоянии.
– Вытащите нас отсюда! – кричу я, перекрывая течение.
Коля и Ян дергают за веревку, в то время как другие мужчины стоят в качестве второй линии принуждения.
Я ставлю Лию перед собой, чтобы не касаться ее раны, одной рукой обнимаю ее за грудь, а другой держусь за веревку.
Вода несет наш вес, когда мои охранники тащат нас к берегу. Коля передает веревку остальным, и они с Яном спешат ко мне.
Я позволил Коле взять тело Лии только для того, чтобы я мог выйти из воды. Мои мышцы болят от напряжения, а рана на бицепсе пульсирует раскаленной болью. Однако, как только я оказываюсь на твердой земле, я срываю веревку с Лии и притягиваю ее хрупкое тело к себе. Она все еще чертовски замерзшая, и ее губы синие и... неправильные.
– Один из вас дайте мне куртку, – приказываю я по-русски.
Ян снимает свою и набрасывает ее на тело Лии, не потрудившись скрыть свой злобный взгляд, направленный на меня.
– В больницу, немедленно! – Я начинаю взбираться по склону утеса, стараясь держать ее как можно устойчивее.
Жизнь медленно покидает Лию, и скоро вовсе исчезнет.
Все, что связано с ней, останется лишь частью моих воспоминаний.
Нет, если у меня есть право голоса.
Она могла бы спрыгнуть со скалы, чтобы спастись от меня, но в этой жизни этого не произойдет.
Она моя жена.
Мать моего сына.
Моя, черт возьми.
И я пройду через сам ад, если для этого придется удержать ее здесь.
Глава 2
Адриан
Состояние Лии критическое.
Я не мог прийти в себя от этой информации с тех пор, как доктор Путин сказал это. Он у нас на жалованье, но поскольку именно я привел его в Братву, он знает, когда ему следует хранить для меня секреты.
Он никому не расскажет о травме Лии. Даже самому Пахану. То есть, если он хочет защитить свою семью от моего гнева.
Рана на животе Лии действительно была глубокой, и ей нужно было наложить швы, и, к счастью, внутренние органы не пострадали. Ее температура вернулась к нормальной, благодаря тому, как быстро мы доставили ее сюда.
Но факт остается фактом, она все еще не открывает глаза.
Доктор Путин сказал, что отека мозга нет, но она, должно быть, ударилась о воду достаточно сильно, чтобы упасть в обморок.
Это было вчера.
Прошел целый день с тех пор, как она бросилась со скалы.
Целый день с тех пор, как она в последний раз открывала глаза.
Целый день я расхаживал по ее больничной палате или держал ее нежную руку в своей.
Переодевшись в сухую одежду, я не отходил от нее ни на шаг. Доктору Путину пришлось зашивать рану на моем бицепсе, пока я был в ее комнате.
Я провожу большим пальцем по мягкой плоти ее запястья, скользя пальцем по видимым синим венам.
– Что ты наделала, Леночка? Почему?
Если она и слышит меня, то не подает виду. В любом случае, этот вопрос бесполезен, так как я уже знаю ответ. Я знаю, почему она решила сдаться.
Оставить меня.
Я ее душил, сказала она.
Я мучил ее.
Эти слова вырыли глубокую черную дыру в моей душе, возможно, даже хуже, чем, когда она подтвердила, что изменяла мне.
За последние месяцы я стал невыносимым. Каждый раз, когда я смотрел на нее, я вспоминал, что она позволяла другому мужчине прикасаться к себе, что она защищала его от меня, и мой гнев усиливался с каждым днем.
Он нарастал и усиливался, и я вымещал его на ее влагалище, заднице и плоти. Я пометил ее и причинил ей боль, чтобы прогнать красный туман.
Но этого было недостаточно.
Всякий раз, когда я заканчивал, туман возвращался с удвоенной силой, и все, что я мог видеть, это то, что она раздвигала ноги для другого мужчины. Как она стонет, хнычет и плачет перед кем-то, кто не является мной.
Мой гнев превратился в ярость, и мне пришлось сделать шаг – или несколько – назад, чтобы не навредить ей до такой степени, что нельзя будет вернуться.