— Джейсон, — позвал он.
Тишина.
— Передай ему, — велел Стивен Ходжу, — если заключенных здесь нет, я его убью.
Только Ходж собрался перевести, как Стивен сказал:
— Погоди-ка.
Тут на постоялом дворе раздался хохот.
— Джейсон! — позвал он громче.
— Отец! — послышался шепот.
Стивен возликовал.
— Джейсон, спокойно, парень. Мы тебя вытащим. С тобой все в порядке?
— Джаго повредил ногу. Со мной все нормально. И Том Эдвардс. Отец, ты можешь открыть дверь?
— Пока нет. Потерпи. Не шуми. Джаго может ходить?
Внутри пошептались.
— Говорит, попробует.
— Ему придется.
Чья-то рука предупреждающе коснулась Стивена. Дверь постоялого двора распахнулась, и оттуда вышли двое. Фонарь осветил мощеную улицу, и те двое рука об руку двинулись к притаившейся команде Стивена. Затем свернули на пристань и направились к «Призраку».
Оба хорошенько набрались и поддерживали друг друга, когда спотыкались по дороге.
Они были на полпути к пристани, когда Кест выскользнул из мрака рядом с ожидающими его людьми, которые так неотрывно следили взглядом за французами, что не заметили, как он вернулся. Он принес две свайки.
— На случай, если одна сломается, — пояснил он.
Стивен принялся сбивать замок, на этот раз не очень стараясь, чтоб вышло тихо. Когда два француза ступят на борт, их там поджидают люди Стивена. Однако смогут ли они избавиться от французов, не перебудив весь город? Там будет видно.
Первая свайка согнулась, но вторая, забитая сверху, сделала свое дело. Замок сломался. Заскрипела дверь. Джейсон вышел первым и раскинул руки, обнимая отца.
— Я же говорил, ребята! Я говорил, что он придет за нами!
— Тихо! — сказал Стивен, обняв сына, — И быстро. Давайте, шевелитесь. Еще многое надо успеть. Но тихо, тихо!
Два моряка помогли Джаго. Эдвардс тоже хромал. Все это время настороженный Ходж продолжал держать нож у горла капитана.
Тем временем с «Призрака» не доносилось ни звука, а значит, о вернувшихся матросах уже позаботились.
Отряд пошел по пристани обратно. Дождь лил с такой силой, что невозможно было рассмотреть друг друга с расстояния в пару ярдов.
Они подобрались к «Призраку». Двенадцать человек спустились по трапам к шлюпкам, притянутым к корме куттера, еще четверо пробежали вдоль судна и сбросили канаты в лодки, которые пришли в движение. Ходж спустился вниз с капитаном. Джаго и Эдвардс остались на борту. Кест и еще один матрос отбросили кормовые концы, крепившие «Призрак» к швартовной тумбе. Стивен и Джейсон спустились, чтобы сбросить носовой швартов.
И тут раздался крик:
— Стой! Именем Республики! Кто идет?
Внезапно из освещенного луной тумана появился французский солдат. Секунду они смотрели друг на друга. Стивен поднял саблю. Солдат направил ружье прямо в лицо Стивену.
Кремень ударил по огниву, но порох не воспламенился.
Стивен громко рассмеялся и ткнул солдата абордажной саблей в грудь. Он не сумел вытащить клинок и оставил его в упавшем. Джейсон отцепил конец, и Стивен запрыгнул на борт «Призрака».
Моряки налегли на весла, и две лодки начали буксировать куттер из гавани, а на его борту корнуольцы быстро ставили паруса, чтобы убраться восвояси.
Глава третья
Если бы кто-то сказал Демельзе о «тёмной ночи души», она не узнала бы, откуда эти слова, но прекрасно поняла бы, что они означают.
Кода много лет назад умерла Джулия, Демельза сама только что выздоровела после тяжёлой болезни. Потеря стала для неё тяжёлым ударом, от которого она едва оправилась. Джулии было полтора года. Но они с Россом тогда были молоды, и после отчаяния, суда, грозящего Россу казнью, и близкого банкротства, каким-то образом сумели выкарабкаться из ямы, которая после этого никогда больше не становилась так глубока.
Но Джереми, их второму ребёнку, было двадцать четыре. Рождённый в тяжёлые времена, он прошёл с ними через все превратности жизни, радости и печали. Именно из-за этого все эти годы он был больше частью семьи, чем трое младших, и даже Клоуэнс, которая всего на три года моложе. Демельза сказала Кэролайн правду — думая о Джереми, она вспоминала тысячи дней любви и внимания.
Когда в прошлом декабре они виделись в последний раз, он выглядел куда лучше. Высокий и гибкий молодой человек, чью склонность к сутулости искоренила армейская подготовка, повзрослевший, с длинными волосами, кожа на лице огрубела, а улыбка стала более искушённой. Неудивительно, что Кьюби в него влюбилась.
Поздно спасать его от армии, звания капитана и смертельного похода в грязи Фландрии. Демельза знала, что Клоуэнс винит в этом Кьюби, считая, что в армию его подтолкнуло разбитое сердце. Возможно, но Демельза не была так уверена — существовала и другая причина, которую, вероятно, знала она одна. Хотя где-то жили ещё один мужчина и одна женщина, которые могли пролить на это свет, и один из них, возможно, её зять. Впрочем, она не хотела проливать свет. Лучше этому навсегда остаться в тени, как и мешкам, спрятанным в тёмной пещере Лестницы Келлоу.
Когда Джереми в последний раз был дома, он, казалось, был готов ей что-то сказать, попытаться объяснить то, чему нет оправдания. «Может быть, вступая в армию, я пытаюсь сбежать от себя». А потом, увидев чашу любви, которую Демельза так старательно вычистила, отполировала и поставила на буфет, он сказал: «Когда-нибудь — не сейчас, может, когда оба мы станем старше на несколько лет, я хотел бы с тобой поговорить».
А она улыбнулась ему и ответила:
— Не откладывай слишком надолго.
Кто же знал, что это станет пророчеством. Если бы не война, скорее она умерла бы раньше него. Как хотелось бы, чтобы это было так.
В воскресенье, 16 июля, Демельза, наконец, осталась одна. С течением дней ей не делалось легче. Этим утром она дошла по берегу только до Уил-Лежер и повернула обратно — не было ни сил, ни желания идти дальше. День выдался на редкость хороший и тёплый, ночной ветер с восходом стих, волны поднимались, набегали на берег, разбивались и снова вставали, демонстрируя свою вечную силу и власть. Было время отлива, и прибой не так уж силён, но даже сейчас пенящаяся вода то и дело подбиралась к её ногам, заливая туфли и подол юбки.
Она подумала — может, вернуться в дом, попить чаю, хотя не чувствовала ни жажды, ни голода. Просто чтобы делать хоть что-нибудь.
Неожиданно перед ней оказался Джон Гимлетт. Демельза подняла взгляд.
— Хозяин вернулся.
— Что? Когда?
— Да уж с полчаса. Я не знал, где вас искать, мэм.
Демельза прибавила шаг, но не слишком. Она не была уверена, что в состоянии с ним встретиться.
Росс ждал в саду — в её саду, разглядывал цветы. Она не сразу узнала мужа, так сильно он постарел.
Демельза подошла к калитке, открыла. Он услышал щелчок засова и поднял взгляд.
— Росс!
Она бросилась к нему.
Гимлетт тихонько скрылся за дверью во двор.
— Налей ещё чаю, — сказала она. — Ты, должно быть, проголодался после долгой дороги.
— Твой сад, — сказал он. — Ему недостаёт твоих рук.
— Как и много чему ещё. Но теперь всё изменится.
— Твои мальвы...
— Джейн сказала, они пострадали от ночных заморозков. А сирень твоей матери, мне кажется, поскорее нужно подрезать, не то куст погибнет.
— Ты сейчас ходила на шахту?
— Нет-нет, я просто гуляла... С Беном всё хорошо. Все здоровы. А ты так похудел, Росс.
Где-то в долине замычала корова. Далёкий, привычный звук, почти растворившийся в тишине дома.
— Мне так много нужно тебе сказать, — заговорил Росс. — Не знаю, с чего начать.
— Может, первый день, когда ты вернулся домой, не самое подходящее время.
— Прошлую ночь я провел в Треготнане. Я сошел в Сент-Остелле, думал, что смогу добраться домой. Нанял клячу, а она охромела... Есть в моей истории одна повторяющаяся тема — всякая лошадь, какую я ни найму, обязательно охромеет... Или её подо мной подстрелят...
— Под тобой подстрелили лошадь?
— Если честно, аж двух. Но об этом как-нибудь в другой раз. Демельза...
— Да?
— Можешь представить, что мы уехали отсюда только в январе? А кажется, прошла целая жизнь.
— Даже больше, чем жизнь.
— Это да.
Она суетилась, подливала чай сначала ему, потом и себе. Оба пили с молоком, но без сахара. Чай с сахаром — не в корнуольской традиции.
— Маленькую Джейн Эллери вчера укусила собака, — сказала она. — Бродячая, возле Сола. Пёс вёл себя очень странно, рычал и бросался, так что, думаю, его пристрелили. Позвали Дуайта, он для безопасности надрезал место укуса, чтобы очистить рану, а потом продезинфицировал азотной кислотой. Бедняжка Джейн вопила без памяти, но конфеты быстро её успокоили. Но, конечно, пару дней они ещё будут тревожиться.
Росс отхлебнул чая. В гостиной воцарилось молчание.
— А в пятницу Сефус Биллинг убил гадюку с пятью детёнышами, — сказала Демельза. — Он копал картошку. У края Длинного поля.
— Им всегда нравилась та стена, — сказал Росс, — отец меня часто предупреждал.
— Джуд называл их длинными уродинами, — сказала Демельза.
— Я помню.
После яркого солнца снаружи гостиная казалась мрачной.
— А как Кьюби? — спросила Демельза.
— Приедет позже. Я сказал, что ей нужно остаться с нами, пока не родится ребёнок. А потом она может устраивать свою жизнь. Ты согласна?
— Конечно, да.
— Большую часть времени она очень хорошо держалась. Сорвалась только раз. Никогда я не слышал, чтобы женщина так рыдала. Такие страшные звуки, как будто пилят дрова.
— Не надо.
— Мне так повезло, что я нашёл тогда Джереми, — продолжал Росс. — Кажется, он не чувствовал боли. Он... он просил передать, что любит тебя, просил нас присмотреть за Кьюби.
Демельза встала, взяла носовой платок, нежно промокнула ему глаза. Потом утёрла свои.
— У нас здесь столько дел, Росс. Мы совсем запустили дом. Часть зерна ещё не посеяна. И нам надо продать ягнят — я ждала тебя, чтобы решить, сколько. И пятно от сырости на потолке в библиотеке всё увеличивается.