- Бог с вами, какая накачка?! – Хахаль даже хохотнул. – Я встретил Олесю у клуба, когда она вызывала такси. Сбивалась, набирала номер и сбивалась повторно…
- Охотно верю, - произнесла так, чтоб уж точно стало ясно - не верю ни на грош. – Взглядом указала на дверь тамбура и пожелала: - Доброй ночи. – И понимая, что он не собирается уходить, как бы между делом добавила: - К слову, у меня тут камера.
Дверь за ним захлопнулась со звучным и матерным пожеланием для меня. Судя по грохоту, который донесся из квартиры, именно такой, насыщенной погаными событиями ночь мне и предстояла.
***
Олесю рвало два часа кряду с двадцатиминутными перерывами. Я успела пожалеть об изгнании ее кавалера, когда не смогла дотащить старшую Гладько до ванной, поэтому бегала то с тазиком, то с кружкой воды. Материлась, пытаясь в очередной раз дозвониться до их папочки, и ждала «скорую». Где-то на четвертом забеге и десятом заверении: «Алиса, все в порядке. Спи» я додумалась обыскать сумку старшей на наличие телефона. Возможно, он у нее на беззвучном режиме и отец сейчас безостановочно звонит красотке?
Оказалось, гаджет сел, а ещё оказалось, что на этот эпеловский супер-пупер девайс у меня нет подходящей зарядки. Едва не сорвавшийся с губ трехэтажный мат оборвал дрожащий детский голос:
- Холодная. Она умрет?
- Нет, Алис, она будет жить, - ответила я, запоздало заметив, что ребенок прокрался в прихожую и, прячась за тумбочкой, дотянулся до руки старшей сестры.
- Ее мама умерла.
- Значит, ругать ее будет только папа, – сделала я вполне обоснованный вывод.
Дальнейший диалог прервал звонок в домофон. Прибыли уже знакомые фельдшера, которые, глянув на меня, единогласно постановили, что ночка будет тяжелой. И вообще, я страшная дамочка, вначале соседку с острым животом обнаружила, теперь вот девушку с отравлением приютила.
Без cлов соглашалась cо всем, записала в блокнот пояснения и предписания, точно зная - в таком состоянии я не способна запомнить ничего. Зато умудрилась попросить их о помощи в переносе больной на диван. Расплатилась сверх кассы и пожелала тихой смены или относительно спокойной. В ответ они пожелали того же.
Α зря…
К началу четвертого ночи или уже утра я успела окончательно вымыть пол, искупаться, попить чаю и крепко заснуть возле Алисы, когда в мою дверь, опять минуя тамбурную, забился кто-то нервный и очень злой. Их было четверо. Шкафчик, блондин, временно переименованный в Тимура, его друг-товарищ по тасканию чемоданов, и какой-то взъерошенный мужик с сумасшедшим взглядом. Впрочем, может, у него взгляд стал озверевшим, когда я непреклонно сообщила, что впущу в квартиру двоих, а остальных прошу убраться на лестничную клетку.
- Ты… - непечатная ругань была подкреплена пинком двери.
На это я ответила, что остальным придется спуститься на первый этаж.
- Слушай, ты… - Он не успел закончить мысль.
- Еще слово, и я попрошу вас выйти на улицу и не скажу, где пропадает старшая дочь.
- Олеся?! – От одного этого полухрипа стало ясно, что ее он тоже «потерял» и не надеялся быстро найти.
- Считаю до десяти… - предупредила я, неспешно начиная отсчет.
- Мы их заберем, вы спускайтесь, - вдруг подал хорошую идею Шкафчик, обращаясь к взъерошенному.
Тот что-то ответил прочувствовано, но при этом тихо, и отступил, уходя из поля моего зрения.
- У меня тут камера, - солгала я, распознав его маневр. - Выходим, уважаемый, на лестницу, спускаемся на первый этаж…
Он вылетел, точь-в-точь как кавалер Οлеси, под оглушительный хлопок. Но меня это не смутило никоим образом.
– Закрываем дверь в тамбур, - дала команду оставшимся. Они беспрекословно подчинились, но вот кривые ухмылки мне совсем не понравились, так что я решила сбить спесь со «штурмовиков». - Заходим по одному. Αлиса в спальне, Олеся в гостиной. За чемоданами вернетесь сами, тех двоих не пущу.
- Она у вас?! – удивление с едва заметным облегчением в голосе светловолосого «Тимура» стало сигналом к открытию квартиры.
- Я ее отбила, - улыбнулась кротко и махнула рукой в сторону слабоосвещенного коридора, - забирайте.
Они совершили три ходки. Первую с девочками, вторую с чемоданами, третью за пояснениями, а именно, почему Олеся не в своей одежде и что за рецепт с таблетками я вручила вместе с ней. Спрашивал Шкафчик, но именно «Тимур» буравил меня тяжелым взглядом.
- Точно, чуть не забыла… - Сбегав в ванную, принесла пакет с уже чистой и почти сухой одеждой, поверх нее уложила сумочку, а туфли вручила из рук в руки. – Как я уже сказала, девочка была в клубе, получила дозу чего-то психотропного и вела себя неадекватно тихо. Потом ее рвало, пришлось вызывать скорую, отмывать квартиру…
- Ясно. Дальше.
- С ней был брюнет, светлоглазый, в темном костюме. Возраст около тридцати шести. Среднего телосложения. Ухоженный, с бородкой. Узнав, что вы скоро явитесь, он сбежал.
- И когда это было? - прищурился мордоворот и дернул антресолькой.
- В десятом часу.
- А позвонить? – долетело угрожающее с лестничной площадки.
- А хоть раз поднять трубку? - тон-в-тон вопросила я и сама поспешила сбежать. - В общем, доброй ночи! Приятных снов, душеных разборок с дочерью, – это уже взъерошенному, перед которым я с наслаждением закрыла дверь квартиры. Про тамбур не беспокоилась, они его как вскрыли, так и закроют.
2.
- Том, твой молчаливый объявился. Я знаю, что ты в отпуске и все такое, но… он уже двадцать раз названивал… Можно я его на тебя переключу?
- Мой молчаливый?
Нужно признать, после жаркой ночки, которую я провела с девчонками семейства Гладько, утренний звонок из центра психологической помощи я, во-первых, не сразу услышала, а во-вторых, не сразу поняла.
- Да как бы… – Голос Светика, исполняющей роль секретаря, снизился до шепота. - Тот, что не разговаривает. Ты называешь его Крикуном, что ли, а мы Молчуном.
- Α! Сам Крикун объявился. Конечно, давай его сюда. – Я взбила подушку, в уме подсчитывая, что молчаливый мерзавец больше месяца на связь не выходил. Думала, бросил наши игры за ненадобностью. – Ух, поговорим!
Οна удивилась моему энтузиазму, возможно, даже нахмурилась, с недоумением взирая на телефонную трубку.
- Светуль? - позвала я.
- Да, извини, забываю, что ты иначе реагируешь на него. Все, лови…
Щелчок, перезвон, и мой мобильный отозвался трелью. Вот только вместо стандартного «indеfinеd» отобразилась непонятный набор знаков на иврите. Ладно, потом разберусь, с чего вдруг он из дружественной Армении переехал.
- Привет, красавчик! Как ты сегодня? - вопросила с радостью, точно зная, кто бы ни был по ту сторону «провода», он хмурится.
Представить собеседника счастливым не выходило от слова «совсем». Слишком много холода разливалось от этой тишины. Поэтому я всегда начинала наш разговор, до предела разгоняя энтузиазм и восторженность, словно скучала. Хотя сказать по правде, я действительно скучала по внимательному слушателю, которому просто не хватает голоса. И я в этом убедилась, когда в прошлый раз зачитывала вслух нудный любовный роман про графьев и баронесс, запутавшихся в сетях любви и светской морали. Просто рассказывать было нечего, а он со звонками зачастил.
- А у меня куча новостей! – поделилась я, устраиваясь удобнее. - Даже не знаю, с чего начать. Тебе как, с грустного или с веселого? Думаю, ты не откажешься повеселиться. Итак, только представь. Ранняя… рань. Серая тишина за окном. Лязг ключей в двери и…
То, что домушники пытались вскрыть мою дверь в одно прекрасное июльское утро, я рассказала в деталях. И про то, как я Баса на них спустила, и про то, как на Баса потом в полицию заявили. А ведь он даже не покусал, всего лишь потоптал негодяев немного. Ну, правда, повалил вначале, а потом потоптал и слегка обслюнявил… В общем, мамаша этих недоносков написала заяву на пса, а я на ее отпрысков. Разошлись полюбовно, но здороваться мы перестали. А Бас по велению Себы переехал в деревню, удобрять кусты роз. Потом рассказала про пикник на крыше и сгоревший шашлык – сосед переусердствовал с разжигайкой и чуть из самого себя не сделал закусь. Далее про сына и его последний приезд.
- Ну как приезд… – произнесла, глядя в потолок. - Я видела его лишь за завтраками, и то не каждое утро. Однако это не умалило моей радости и готовки. Представляешь, в последний день замариновала мясо, а он не предупредил, что скроется из дома с самого утра и до поздней ночи. Теперь у меня в холодильнике лежит прекрасное мясо для идеальных шампуров и нет едока.
По ту сторону раздался тихий вздох, наверное, первый за наши двадцать две, нет, двадцать три сессии разговоров. Я подобралась вся.
- Хочешь на шашлык? - вопросила, затаив дыхание.
А он молчит и тоже не дышит, даже шороха нет, что удалось уловить в позапрошлый раз.
- Ну же, ответь, негодяй! – потрясла я трубку, представляя на ее месте могучую шею. Почему-то за все время наших разговоров, или если быть точной, моей болтологии, я была уверена, что это мужик, он большой, может, не совсем здоровый. Но таки мужик, и этот мужик обладает могучей шеей. - Я ведь знаю, ты хочешь ответить, – подначила его. – Я так очень хочу, чтобы ты уже хоть что-то ответил. И тогда… я тебе говорила, что мы в центре стали делать ставки? Так вот, чем дольше ты молчишь, тем больше процент по ставкам. Общая сумма уже перевалила за пятьдесят тысяч.
На самом деле она не превысила и семи, потому что никто не верил в удачу моей болтологии. В нее верила только я. Каким-то десятым чувством ощущая, что абонент не молчит, наоборот, он кричит этими звонками. И не потому, что немой, лежит в больнице или же сидит в тюрьме. Нет! Вполне возможно, он ходит, работает, ест, но не живет вовлечено из-за внутренней психологической поломки, которую я пытаюсь залатать.
- А хотя, продолжай в том же духе, – отмахнулась я и подкинула вверх подушку. - Весьма вероятно к концу года я эту сумму утрою, и вот тогда.. ! Ты скажешь свое веское слово.