се остальные тянули страну назад. Рабочие Москвы прекрасно это понимали.
На заводах и фабриках уже были осуществлены восьмичасовой рабочий день и контроль над производством.
Классовая сознательность росла быстро. И все-таки нам приходилось нелегко. Революция в опасности. В стране разруха и голод. Процветали спекуляция и саботаж. Участились диверсии, поджоги, террористические акты.
Коммунисты вооружены. Необходимость этого доказало лево-эсеровское восстание. А сколько восстаний было в других городах! И все это помимо фронтов борьбы с белогвардейцами и интервентами.
Мои размышления прерывает обращение часового:
— Ваши документы?
Достаю мандат Моссовета с печатью, на которой еще изображен двуглавый орел, — новой не успели изготовить.
— Второй этаж, товарищ Юренев ждет вас.
Так вот с кем мне предстоит беседовать! Юренев! Член Революционного военного совета республики.
Разговаривали мы с Юреневым долго. Не берусь точно передать его слова, но смысл их был таков:
— За кордон стремятся фабриканты и помещики, князья и графы, белогвардейские офицеры и преступники, финансовые тузы и биржевики, нажившиеся на империалистической войне. Они увозят с собой ценности, произведения искусства, акции иностранных концессий — все то, что по праву принадлежит народу. Границы же как таковой нет. В конце мая товарищем Лениным подписан Декрет об организации пограничных войск. Сейчас создается три округа пограничной охраны на западе. Вы назначаетесь военным комиссаром второго округа.
Командиром второго округа назначен бывший полковник царской пограничной службы Гласко. В ваше распоряжение пока выделяю еще двух военспецов (так тогда называли бывших офицеров). Начальником штаба округа — полковника, командира кавалерийской пограничной бригады Ждановича, а штабс-капитана Любимова используйте по своему усмотрению. Люди как будто честные, проверенные. Однако на всякий случай советую приглядеться к ним повнимательнее. Вверенная вам дивизия должна занять пограничную линию от Пскова до Мозыря. Особое внимание обратите на Оршу. Крупный железнодорожный узел. Сюда ежедневно прибывают десятки и сотни лиц, чтобы уйти за кордон. Орша-Пассажирская — у нас, Орша-Товарная — у немцев. В городе бесчинствуют анархисты и темные элементы. Пора избавить Оршу от мерзавцев… Бешено ненавидит Советскую власть иностранная буржуазия. С Запада в Россию просачиваются шпионы, диверсанты и террористы. Иностранные разведчики, хитрые, прекрасно вооруженные, проникают на советскую территорию, переправляются в глубь страны, селятся в городах и промышленных центрах и начинают вершить свои черные дела. Лучшее средство борьбы с врагом — организовать крепкую охрану границы. В Орше и некоторых других пунктах находились незначительные и разрозненные остатки царских пограничных частей. Бесспорно, среди них имеются солдаты и даже офицеры, готовые честно служить делу рабочего класса. Но по своей малочисленности, а главное, политической незрелости они просто не в состоянии закрыть границу, как этого требуют интересы защиты революции. Ну вот, комиссар, как будто и все. Желаю удачи, — напутствовал меня в заключение Юренев.
…Поезд идет на запад. Останавливаемся почти на каждом полустанке. И всюду наш вагон подвергается настоящей осаде. Люди едут на крышах, гроздьями висят на подножках и буферах. На первый взгляд все трудовой народ: солдаты, крестьяне, мастеровые. Но, приглядевшись, начинаю различать, что не все здесь те, за кого себя выдают. В углу, на нижней полке, крепко зажав между колен домотканый мешок, посапывает во сне старик. Борода лопатой с запутавшимися в ней крошками хлеба, картуз с захватанным козырьком, на ногах лапти. Но вот мужик неловко поворачивается. Из-под грязного, обтрепанного рукава кургузого пиджачка виден батист нижней сорочки. Нет, не крестьянские сны видит «старик»!
На следующее утро, едва остановились возле очередной железнодорожной будки, как в разных концах вагона выросли двое в матросской форме. В руках маузеры, грудь перехвачена крест-накрест пулеметными лентами. Голоса сиплые, простуженные.
— Спокойно, братишки! Проверка документов…
Часа через два трогаемся дальше, оставив у полустанка более десятка человек, снятых из вагонов матросами. Где-то среди них и «старик», и другой мой попутчик в замасленном ватнике рабочего, с выправкой кадрового военного. С каждым часом все ближе и ближе Витебск — первый пункт моего назначения, город, куда еду я, военный комиссар пока еще не существующего второго округа пограничной охраны.
Первые шаги в любом деле всегда бывают трудными. Целых полмесяца наш штаб, то есть Гласко, Жданович, Любимов и я, жил в каком-то нервном возбуждении. Рассказанное — лишь небольшая часть того, что происходило.
Помню небольшой деревянный дом с палисадником, скрипучим крыльцом и оторванными перилами. В палисаднике — кусты жасмина и крыжовника. В Витебске большинство домов было деревянных, с резными наличниками и громадными ставнями, запиравшимися на ночь замками. С наступлением темноты узкие, грязноватые улочки вымирали.
Почти круглые сутки хлопала штабная дверь. Люди вбегали и убегали, чтобы спустя два-три часа вновь привязать у ворот разгоряченных коней и доложить о выполнении приказа.
…Распахивается дверь — и почти падает от усталости красноармеец.
— Там… — хрипит он. — Там обоз с продовольствием. Наших… начисто вырезали. Я один ушел…
— Товарищ Брауде, — поднимает от стола красные от бессонницы глаза дежурный. — Прибыл эшелон иваново-вознесенских ткачей. Около тысячи человек. Где размещать? Беляки все старые казармы загадили. Кони морды воротят, не то что люди…
— Эх, жисть моя мачеха, шоб тоби повылазило, — разоряется какой-то горлопан под самым окном.
Перед крыльцом развалилась на траве целая шайка. Все полупьяные, одежда — лохмотья, но возле каждого новенькая трехлинейка, у пояса наган или пара гранат. Предводитель — здоровенный детина со шрамом во всю щеку — наседает на часового:
— Што буркалы вылупил? Я же к начальству разговор имею, гвоздь тоби в пятку!
Знакомая категория людей! Профессиональные контрабандисты, почуявшие возможность легкой наживы. Расчет у них простой: вступить в ряды пограничников и заняться прибыльным делом. В сумятице попробуй разберись, кто они такие.
…Резкий телефонный звонок. Снимаю трубку и слышу взволнованный голос:
— В Полоцке горят склады с обмундированием! Подожгли анархисты.
А дверь штаба все хлопает и хлопает…
Уже в первые дни создания округа на всех вокзалах пограничных городов, на площадях и людных перекрестках, на базарах и толкучках — везде появились воззвания, внушительную пачку которых вручил мне еще в Москве Петр Фролович Федотов, член Военного совета пограничных войск республики. Воззвания, отпечатанные огромными буквами, призывали рабочих, крестьян и демобилизованных солдат вступить в ряды пограничных войск. Люди стали прибывать непрерывно. И всем им нужны были одежда, обувь, питание, хотя бы мало-мальски сносные помещения.
Штаб работал напряженно.
Уже второй раз меняет наш шофер Василий Петрович скаты на старенькой штабной машине неизвестной марки. Возвращается усталый до крайности, весь в пыли, Гласко из Полоцка, а Жданович с Любимовым четвертую ночь не ложатся спать. Они вместе с иванововознесенцами расчищали загаженные помещения старых казарм.
Хорошие это были бойцы, иванововознесенцы. Дисциплинированные, храбрые, с чувством настоящего революционного патриотизма и скромности. Не уступали им и другие пограничники — рабочие с московских заводов Гужона (ныне «Серп и молот»), Михельсена (теперь имени Владимира Ильича), Люберецкого и др.
Теплое товарищеское чувство осталось у меня и к латышским стрелкам. Почти все они грамотные рабочие и большевики, прошедшие суровую школу подполья. Люто ненавидели царский режим и были беспредельно преданы делу рабочего класса.
Но если латышские стрелки и бывшие солдаты прекрасно владели оружием, умели нести караульную и пограничную службу, то этого нельзя было сказать о тысячах других, только что пришедших в войска крестьян и рабочих. Их надо было обучать начиная с азов.
В первую очередь, считал я, необходимо создать в подразделениях крепкую партийную прослойку среди бойцов и командиров. Надо было сделать так, чтобы в каждом полку, батальоне, роте, взводе были коммунисты, хорошо разбирающиеся в международной и внутренней обстановке республики, смелые духом, неподкупные. Чего греха таить, среди набранных на первых порах людей встречались и такие, которые не прочь были попьянствовать или, что еще хуже, за приличное вознаграждение закрыть глаза на незаконный переход границы. Вести борьбу с фактами незаконного пропуска было сложно. Ведь даже уличенный в таком проступке красноармеец мог часто сослаться на незнание границы. Возражать было довольно трудно. Граница в то время «дышала». Сегодня она проходит по речке, а неделю спустя на несколько километров переместилась к западу или востоку. В таких условиях сознательность и честность пограничников играли решающую роль.
Я часто перелистываю пожелтевшие от времени листки грубой оберточной бумаги. Это приказы 1918–1919 годов. Сейчас, наверно, несколько высокопарный слог и необычность вопросов, затрагиваемых в них, вызовут невольную улыбку. Но тогда эти приказы были необходимы. В условиях голода и разрухи, нерегулярной работы транспорта, кулацких и белогвардейских восстаний, интервенции, в условиях сложнейшей обстановки на фронтах и в стране часто требовались быстрые решения. Наши приказы на первых порах заменяли газеты, задержанные доставкой, опровергали распространяемые врагом слухи, пресекали провокационные действия некоторых бывших спецов, поддерживали у пограничников уверенность в своих силах, веру в победу революции.
Вот строки из некоторых приказов.
Октябрь 1918 года, № 32:
«…В целях повышения сознательности пограничников в борьбе с контрреволюционной гидрой, приказываю во всех дистанциях дивизии организовать коммунистические ячейки… Наш коммунистический девиз: «В единении партии — сила».