Татьяна Львовна вскинула голову, тускло сверкнули ее глаза, и она сказала презрительно:
Понятно. Садись. Огурцова.
Я!
И так дальше, по всему алфавиту. А потом Татьяна Львовна стала ходить по классу, между рядами, и задавать неформальные вопросы.
Алешка как раз в это время укладывал в ранец свои эскизы декораций для нашего школьного театра.
Татьяна Львовна мельком глянула на них, равнодушно похвалила и пошла дальше, бросив на ходу Алешке:
Ты, наверное, художником будешь?
Нет, — доверчиво сказал Алешка ей вслед, — милиционером.
Татьяна Львовна почему-то обиделась. И вполголоса пробормотала на ходу:
Да, если дурачок, то это надолго.
А если дурочка, то навсегда, — буркнул под нос Алешка, не сдержавшись.
Но Татьяна Львовна услыхала и упала в обморок.
Куда упала? — уточнил папа, когда Алешка закончил свой «доклад».
Я же сказал — в обморок.
А точнее? На пол? За окно?
На стул грохнулась. И застонала. И ей валерьянку принесли. А потом — педсовет.
Что-то тут не то, — задумчиво сказал папа. И пообещал: — Ладно, я разберусь. Надеру тебе уши и разберусь. Как фамилия потерпевшей?
Семенова вроде. Или Степанова.
Может, Смирнова?
Нет, точно помню — на букву «М».
Ну-ну, — папа налил себе кофе и взялся за газету. Потом вспомнил: — Да, надеюсь, ты понял, Алексей, что взрослых дураками называть не стоит. Особенно — женщин.
— Понял. Надо было ей сказать: умная какая!
Папа отвернулся, а потом сказал из-за газеты:
— Отдай маме халат и иди спать, досрочно.
Но досрочно не получилось — снова позвонила Калерия Андреевна, бабушка Ростика.
Не приходил? — спросила она.
Нет, — сказал Алешка.
И на экскаваторе не приезжал?
Не приезжал. Да вы не волнуйтесь, Ростик не потеряется.
Но, положив трубку, Алешка задумался. Он уселся в мамином халате в папино кресло и был похож на юного Шерлока Холмса.
Я, правда, не сразу понял, чем он озабочен, и сказал ему:
Леха, ты не огорчайся. Ну, отдохнешь недельку. Ничего страшного. Она тебя просто невзлюбила.
Что ты, Дим! Я про нее уже забыл. Что, у нас дур, что ли, в школе мало? Я за Ростика волнуюсь.
Ростик в нашей школе занимал первое место по озорству. Алешка с ним дружил. Помогал ему в его затеях. И выручал его, когда было нужно. Но Ростик и сам был не промах. Такой пацан нигде не пропадет. Я так и сказал Алешке в утешенье.
Он покачал головой и повторил папину фразу:
— Что-то тут не то, Дим. Что-то подозрительное. Мне кажется, он попал в беду.
Господи! Да Ростик каждые пять минут в беду попадает. Вывернется и на этот раз.
Когда мы легли спать, я долго слышал, что Алешка ворочается, сопит, что-то бормочет, взбивает и переворачивает подушку.
И мне почему-то передалась его тревога. Да к тому же я вспомнил, как мама бросала озабоченные взгляды на календарь.
Черная пятница…
А утром Алешка, босиком и в одной пижаме, бросился к телефону и набрал номер Рости-ка. И даже мне было слышно, как кипятится в трубке Калерия Андреевна:
— Не явился, шалопут! И не явится! Вот родители приедут, я им все расскажу!
Алешка извинился и положил трубку. Повернулся ко мне:
— Дим, я знаю, что с Ростиком. Его похитили…
Глава IIГДЕ РОСТИК?
Пап, если ребенок пропал, что надо делать? — спросил Алешка.
В милицию заявить. — Папа был уже в дверях. — А кто пропал?
Ростик.
Ростик? — Папа на секунду задумался. И сказал, подумав: — Если Ростик, то это серьезно. Пусть родители напишут заявление. И фотографию приготовят.
А у него нет родителей. Они в Америке на гастролях. Он с бабушкой живет.
Вот как? — Папа почему-то очень озаботился. — Ладно, я пораньше освобожусь, и мы вместе в отделение сходим. Мне все равно туда нужно.
Когда папа ушел, а мама запустила стиральную машину, Алешка мне кое-что рассказал. Во весь голос. Потому что мамина машина очень старая и шумит так, будто где-то рядом, прямо над нами, идет на посадку реактивный лайнер.
— Мы, Дим, как раз хотели с Ростиком придумать, что бы ему такое натворить, чтобыего тоже на неделю исключили.
Не слабо.
А если бы перестарались? Если бы Ростика вообще из школы выгнали? — припугнул я его,
Еще лучше! — «испугался» Алешка. — Он все равно хотел в Америку сбежать.
— К родителям? Алешка очень удивился.
К индейцам. В резервацию. На бизонов охотиться. Но, Дим, как-то не получилось.
Что не получилось? Ты толком говори. — Я уже терял терпение. И в школу опаздывал. Лешке-то хорошо…
А ты толком слушай. — Алешка понизил голос, потому что в это время остановилась мамина машина. — Я уже кое-что придумал…
Я примерно догадался: звонок в милицию о заложенном в подвале школы взрывном устройстве в виде банки из-под «пепси» с воткнутой в нее авторучкой. Одно время наша школа занимала первое место в районе по числу таких звонков в неделю. Благодаря Ростику в том числе.
— Ну? — спросил я Алешку.
Но в это время снова заревела стиральная машина, и что ответил Алешка, я не услышал.
…на большой переменке к Ростику пришел Игоряха Петелин…
А это кто такой? — постарался я припомнить.
Его брат. Двоюрный. Он на стройке работает.
Двоюродный, — поправил я.
А я что говорю? — рассердился Алешка. И продолжил: — И они о чем-то пошептались, а Ростик мне сказал: все отменяется.
Ну и хорошо. — Я уже топтался в прихожей.
Чего хорошего, если его украли?
С чего ты взял?
Алешка аж запыхтел, то ли от своего возмущения, то ли от моей тупости.
— А зачем тогда за ним экскаватор приезжал?
Ни фига себе! Я-то думал, что Алешка соврал про экскаватор бабушке Калерии, чтобы она не очень волновалась. Первый раз слышу, чтобы ребенка похищали экскаватором. Хотя смотря какой ребенок. Иного без ковша не утащишь.
И Алешка рассказал, что после уроков к школе подъехал экскаватор с соседней стройки, в котором сидел «двоюрный» Игоряшка. Что этот «двоюрный» поманил Ростика, тот взобрался к нему в кабину и уехал в неизвестном направлении.
А Ростик высунулся из кабины и все-все мне рассказал.
Что именно? — Я уже взялся за ручку двери.
Все-все! Только я ничего не услышал, потому что этот экскаватор во всю глотку ревел.
Как наша стиральная машина. А по-моему, все это — ерунда. Я так и сказал Алешке.
Ну поехал твой Ростик со своим «двоюрным» покататься…
И все катается? — ехидно спросил Алешка. — По Америке.
Ладно, — сказал я. — После школы разберемся. Сиди дома и не высовывайся.
Я выскочил из подъезда. Возле него уже прогуливались ранние мамаши со своими малыми детишками. И время от времени поглядывали в небо — не садится ли этот надоедный лайнер прямо в песочницу? Или это запоздалый осенний гром гремит?
Школа у нас рядом, но я, чтобы не опоздать, дунул бегом. Завернув за угол соседнего дома, услышал сначала хлопанье парадной двери, а потом дробный стук каблуков и пыхтение за моей спиной.
Это был наш учитель литературы Игорь Зи-шжьевич, по прозванию Бонифаций. Он тоже опаздывал. И на бегу всовывал руки в рукава пиджака, одновременно что-то дожевывая и глотая.
— Успеем, Дим? — спросил он, вытаскивая из кармана галстук и набрасывая его на шею.
— Здравствуйте, Игорь Зиновьевич.
Дробный стук сзади сменился какой-то странной прискочкой. Я опять обернулся. Бонифаций, прыгая на одной ноге, шнуровал на другой ботинок.
— Я успею, Игорь Зиновьевич, а вам еще за журналом надо забежать.
Тогда он ахнул, сделал рывок, обогнал меня и сказал, исчезая в дверях школы:
— После уроков зайди в учительскую. Есть важное дело.
У нашего Бонифация много достоинств. Но есть и недостатки. Он неожиданно появляется там, где его не ждут. Вызывает к доске, когда не знаешь ответа. Звонит по телефону очень не вовремя. С каким-нибудь важным делом.
Бонифацием его прозвали по имени льва из старого мультика — за доброту и сильно курчавую голову. В школе его не только любят, но и уважают. Потому что он никогда не жалуется: ни родителям провинившихся учеников, ни директору, ни завучу. Сам разбирается, иногда довольно круто.
Стоят, например, кучкой амбалы-старшеклассники. Пролетает мимо всегда озабоченный важными делами, всегда опаздывающий Бонифаций. Вдруг резко тормозит, останавливается, что-то припоминает и — хрясь! — кого-нибудь по затылку:
Понял, за что?
Понял, Игорь Зиновьевич. Больше не буду.
И точно — не будет. Кому охота по затылку у всех на виду схлопотать?
Еще взаимно любят Бонифация за то, что он фанат. У нас в школе все фанаты. Разные: футбольные, компьютерные, всякой музыки. А так как наша школа — с гуманитарным уклоном, то есть у нас и фанаты-математики, и физики, и технари-рокеры.
У нас даже педагогический состав — сплошь фанаты. Директор, например, фанат воинской дисциплины («Я из вверенного мне подразделения образцовое сделаю!»). Преподаватель физкультуры Валентина Ивановна — фанат бега па дальние дистанции («Я из вас марафонцев сделаю!»), хотя сама, конечно, никуда не бегает. Химчистка (преподаватель химии) фанат-гобачник. Своих собак у нее, правда, нет, но: што она всем дает советы по их воспитанию.
А Бонифаций — фанат литературы и театрального искусства, Лиры и Мельпомены, как он говорит. Он даже организовал в школе настоящий театр. И поставил в нем всю программную драматургию — от «Недоросля» до «Гамлета». А потом стал привлекать одаренных авторов из нашего литературного кружка. 11 мы стали ставить пьесы собственного сочинения на злободневные школьные темы. Особенно нам удавалась сатира из жизни учительской. И теперь наша школа занимает первое место не как террорист районного масштаба, а постоянный победитель конкурсов школьной самодеятельности.
По Бонифацию и этого мало. Он еще заставил нас взять шефство над домом-музеем одного малоизвестного художника. И поэтому я не удивился, когда он сказал мне после уроков: