На бал, посвященный окончанию учебного года, я шел в гордом одиночестве. Я как раз выслушивал похвальбу Донни ДеМорио — двенадцатилетнего мальчика, у которого уже росли усы и который мог порой раздобыть пачку-другую сигарет, когда ко мне вся в слезах подошла Делия.
— Фиц бросил меня, — сказала она.
Я даже представить себе не мог, что вынудило его пойти на этот шаг, но гораздо позже он таки назвал причину. «Лучше пускай у меня будете вы оба, — со свойственной ему непринужденностью сказал Фиц, — чем только она одна». Но в тот момент его рядом не оказалось, а Делия стояла так близко, что волоски у меня на руках тянулись к ее горячей коже.
— Ну, я бы, наверное, мог с тобою встречаться, — сказал я.
— Наверное, мог бы?! — повторила она. — Боже ты мой, ну спасибо, не надо мне таких жертв!
Я достаточно хорошо ее знал, чтобы понять: если Делия отвергает человека, то лишь потому, что боится быть отвергнутой. Я успел схватить ее за руку, прежде чем она бросилась прочь.
— Я бы очень хотел с тобою встречаться, — уже осторожнее сформулировал я. — Так лучше?
— Может быть.
— Так что же нам делать?
Она закусила нижнюю губу.
— Ну, можем потанцевать. Если хочешь.
Я никогда в жизни не танцевал с девчонкой. И хотя мы с Делией постоянно купались голышом в пруду и спали, вплотную прижавшись друг к другу в тесной палатке, это ощущение почему-то поразило меня новизной. Руки мои, скользнув по позвоночнику Делии, замерли на ее бедрах. От нее пахло персиками, а под вязаным платьем я чувствовал тонкую эластичную ткань белья.
Она говорила за двоих. Как Фиц однажды вечером позвонил ей и предложил встречаться, а она не знала, что ответить, и «да» само сорвалось с языка. И как она — во что бы то ни стало! — заберет у Фица свою бейсбольную карточку с Дуайтом Эвансом, которую подарила в знак симпатии.
Когда песня закончилась, Делия не отстранилась от меня. Она, по-моему, даже придвинулась чуть ближе.
— Хочешь еще поговорить? — спросил я.
— Нет, — ответила она с улыбкой. — Я уже все сказала.
Нахожу я ее в десяти футах над головой, на изрезанном шрамами локте старого дуба. Грета, поскуливая, сидит внизу.
— Эй! — Я раздвигаю мелкие ветки и листву. — Ты в порядке?
На небе высыпают звезды, наши ясноглазые соглядатаи.
— А что, если я сама во всем виновата? — спрашивает Делия.
— Почему? Ты даже не помнишь, как это случилось.
— А вдруг помню, но бессознательно заблокировала память? Может, отец и это от меня скрывал…
Я не сразу нахожусь с ответом.
— Уверен, он сможет все объяснить.
Делия спрыгивает с дерева и с кошачьей грацией приземляется рядом со мной.
— Тогда почему не объяснил? — Голос ее словно усеян шрамами. — За двадцать восемь-то лет. Как тебе кажется, за это время можно было хоть раз обронить, что Делия Хопкинс — это, вообще-то, мертвая девочка из Миссури? Вроде: «Делия, солнышко, передай, пожалуйста, хлопья. Кстати, я никогда не рассказывал, что украл тебя у твоей мамы четырехлетней девочкой?» — Лицо Делии внезапно бледнеет. — Эрик, как ты думаешь, у меня еще есть мама?
— Не знаю, — признаюсь я. — Это выяснится, когда мы прилетим в Аризону.
— В Аризону?
— Когда твоему отцу предъявят обвинение в том, что он скрывался от правосудия штата Нью-Гэмпшир, его экстрадируют Аризоне. Там… произошло преступление, в котором он подозревается. Если дело дойдет до суда, тебя, скорее всего, вызовут как свидетельницу.
Ее, похоже, ужасает такая перспектива.
— А если я не захочу?
— Вполне возможно, что выбора не будет.
Она делает шаг в мою сторону, и я заключаю ее в объятия.
— А вдруг я не должна была расти здесь… вот так расти, с вами… — Я с трудом разбираю ее слова, потому как говорит она, уткнувшись в мою рубашку. — Вдруг для Бетани Мэтьюс был разработан другой космический план?..
— Но для Делии Хопкинс тоже был разработан другой план, и осуществить его не удалось из-за этой катастрофы. — Я лихорадочно пытаюсь подобрать нужные фразы. Я думаю о Фице и представляю, что он посоветовал бы сказать. — Ты могла быть Бетани Мэтьюс, Делией Хопкинс, Клеопатрой — неважно. И если бы ты росла посреди пустыни, в окружении лимонных деревьев, с кактусом вместо рождественской елки и ручным броненосцем в качестве домашнего питомца — что ж, тогда мне пришлось бы поступить на юридический в Аризоне. Защищал бы нелегальных мигрантов из Мексики. Но, Ди, мы бы все равно оказались вместе. Как бы я ни прожил свою жизнь, я все равно в конце концов повстречал бы тебя.
Губ ее касается легкая усмешка.
— Ну, я почти уверена, что никогда не была Клеопатрой.
Я целую ее в лоб.
— Ну что ж, — говорю я, — для начала неплохо.
Нам было по пятнадцать лет, и мы, напившись в дым, влезли на башню библиотеки в Дартмуте, чтобы посмотреть на метеоритный дождь. Согласно выпускам новостей, такого яркого астрономического зрелища мы не должны были увидеть больше никогда, хотя поверить в это было сложно: мы же собирались жить вечно.
Чтобы как-то убить время, мы играли в настольные игры. Проигравший должен был отхлебнуть из бутылки. К тому времени, как наш уголок планеты повернулся лицом к метеоритному дождю, Фиц уже храпел с открытым ртом, а Делии было сложно застегнуть «молнию» на кофте.
— Давай помогу, — предложил я.
Огненные шары на небе словно гнались за луной. Делия любовалась полуночным представлением, а я — ею. Иногда она улыбалась, иногда хохотала, но чаще всего ее рот просто складывался в изумленную букву «О»: ночь преображалась у нее на глазах. Когда метеоритный дождь прекратился, я придвинулся к ней и наши губы соприкоснулись.
Она отпрянула и в недоумении уставилась на меня, но в следующее мгновение уже обвила мою шею руками и ответила на поцелуй.
Я помню, что мы, по сути, не понимали, что делаем; помню, что собственная кожа казалась мне великоватой, как одежда не того размера; помню, что сердце в груди билось так сильно, что джинсовая ткань рубашки ходила ходуном. Я помню, что в какой-то момент мне показалось, будто я оседлал одну из комет и мчусь с немыслимой скоростью — и сгорю, прежде чем приземлюсь.
В девять утра следующего дня мы с Делией сидели на стороне защиты в окружном суде Векстона. Государственных и наемных защитников вроде меня здесь очень много: каждый раз, когда судья начинает рассмотрение дела, на этом стуле уже греет задницу следующий. Судебные слушания — это безликие, однотипные процедуры: прокурор изучает папки с делами, в зал по очереди вводят обвиняемых. Мы успеваем выслушать обвинение в адрес женщины, укравшей в супермаркете тостер, и мужчины, нарушившего запретительное постановление. Третьему обвиняемому, в котором я узнаю уличного торговца хот-догами, инкриминируют совращение несовершеннолетней.
Тогда я вспоминаю, что Эндрю Хопкинс совершил не самое страшное преступление в мире.
— Ты знаешь прокурора? — шепотом спрашивает Делия.
Нед Флориц руководил вчерашним заседанием «Анонимных алкоголиков», но мы, алкоголики на пути к исцелению, свято блюдем секретность наших встреч.
— Виделись пару раз, — отвечаю я.
Когда объявляют начало нашего слушания, в зал вводят Эндрю, одетого в ярко-оранжевый комбинезон с надписью «Управление исправительных учреждений округа Грэфтон» на спине. Запястья и лодыжки его закованы в браслеты.
Я слышу, как Делия ахает от ужаса. Она еще не свыклась с мыслью, что ее отец находится под стражей. Я встаю, на ходу застегивая пуговицы на пиджаке, и несу свой портфель к адвокатскому столу. Взгляд Эндрю растерянно блуждает по залу.
— Делия! — кричит он.
Она вскакивает с места.
— Будьте добры, сэр, — вмешивается пристав, — не отвлекайтесь.
Я чувствую, как на лбу появляются бисерины пота. Я уже не раз выступал в суде, но все предыдущие дела были гораздо мельче калибром. К тому же я никогда еще не был лично заинтересован в благополучном исходе.
Эндрю касается моей руки.
— Пусть с меня снимут кандалы! Не хочу, чтобы она видела меня в таком виде.
— Таковы правила, — отвечаю я. — Я ничего не могу с этим поделать.
Наша судья — женщина, явно еще не привыкшая к судейскому креслу. Раньше она работала госзащитником, что может сыграть на руку Эндрю, но не стоит забывать, что у нее трое маленьких детей.
— У меня на столе лежит иск, утверждающий, что вы скрывались от правосудия по обвинению в похищении человека, тем самым нарушая закон штата Аризона. Вижу, у вас есть адвокат, поэтому дальнейшие мои слова будут адресованы ему. Я могу предложить вам два варианта. Первый: вы соглашаетесь на экстрадицию и едете в Аризону для дальнейших разбирательств. Второй: вы оспариваете экстрадицию и требуете от штата губернаторского ордера.
— Мой клиент согласен на экстрадицию, Ваша честь, — говорю я. — Ему хотелось бы разобраться с предъявленными обвинениями в максимально сжатые сроки.
Судья кивает.
— Тогда не будем даже затрагивать тему залога. Насколько я понимаю, вы позволите нам заключить мистера Хопкинса под стражу до перемещения в Аризону.
— Вообще-то, Ваша честь, нам хотелось бы установить сумму залога.
Прокурор вскакивает с места, как расправленная пружина.
— Исключено, Ваша честь!
Судья поворачивается к нему.
— Мистер Флориц, вы хотите что-то добавить?
— Ваша честь, залог устанавливают исходя из двух ключевых соображений: безопасность окружающих и риск побега. В случае с подсудимым риск побега огромен. Подумайте только, что уже произошло!
— Предположительно произошло, — исправляю я. — Мистер Хопкинс — уважаемый член общества, он пять лет провел на посту члена муниципального совета. Он, можно сказать, собственноручно построил дом престарелых и проявил себя как образцовый отец и дед. Этот человек не представляет угрозы для общества, Ваша честь. Прежде чем принимать скоропалительные решения, я попросил бы суд учесть, каким добропорядочным гражданином он зарекомендовал себя за эти годы.