ковы мои последние детские воспоминания. И тебе одному я сообщу сокровенную правду, которую, похоже, пока постиг я один: скоро весь мир погрузится в войну. Но раз дорога домой, к жене и матери, для меня закрыта, я хочу навестить тебя, дядя. Жди. Я скоро приеду».
Патриция сделала скриншоты страниц письма, сохранила их на флеш-носитель, посмотрела на часы. Они показывали половину двенадцатого ночи. У неё ещё немало времени. Арьян просыпается рано. Но ей лучше покинуть «нору» до того, как он вернется в мир бодрствующих. Она закрыла диалоговое окно первого письма и открыла второе. К нему, кроме текстового файла, было прикреплено несколько фотографий. Прежде чем просматривать, Патриция сохранила и их на флешку, а потом пережила несколько мучительных минут, ожидая загрузки изображений в программу «Picasa». Результат оказался и ошеломительным, и ожидаемым одновременно. Она узрела сказочно прекрасный, звероподобный лик племянника Арьяна. Ах, как же хорош оказался парень! А полицейские колбасников — настоящие художники. Фоторобот составили изумительно точно, но фотография, конечно же, намного информативней. Патриция долго рассматривала нового знакомца: правильные черты лица, черные, матовые, бездонные глаза-колодцы — зеркало тонкой, чувствительной души. Волчья улыбка — хищная и нежная одновременно, сияет ослепительно, как полуденное солнце над площадью Пополо. Но парень не только лицом удался. У него тело атлета — бегуна на средние дистанции, не испытывающее усталости ни в битве, ни в любви. Такого красавца не пропустишь даже в многолюдной толпе.
— И такое сокровище пропадает на войне! — прошептала Патриция. — Да будь она проклята!
Патриция вздохнула. Так ли уж нужен Джерому древний медальон? Уж не прельстился ли пресыщенный жизнью проходимец воином из племени пушту? Впрочем, Джером был прав в главном: один из родичей Арьяна действительно сражался в Сирии. Патриция, листая фотографии, рассматривала каменистые склоны пустынных гор. Унылый пейзаж несколько оживляла ослепительная лазурь небес и открытые лица людей — мужчин и женщин. Персонажи фотоснимков, все до одного, были одеты в камуфляж, все вооружены. На лицах печать особой солдатской решимости и специфического, не свойственного европейцам, задора. Среди прочих, обнаружились и снимки каменистой, выжженной солнцем желтой равнины, усеянной останками боевой техники, облака бомбовых разрывов, стреляные гильзы. Люди в камуфляже поодиночке и группами фотографировались на этом фоне. Все они казались молодыми, сильными, преисполненными желания сопротивляться судьбе, убивать или пасть в бою, защищая или отвоёвывая… что? Патриция листала изображения. Руины. Поля руин. Лабиринты руин. Рождение, учение, свадьба и смерть — вся жизнь среди руин. На одной из фотографий она узнала светловолосого мальчика с гаджета Джерома. Он сидел на валуне среди пустынных серых холмов. Пейзаж за спиной мальчика напоминал горы Курдистана — бесплодные и пустые места, обиталище вечной войны. Следующая фотография изображала троих мужчин в комнате с белыми, оштукатуренными стенами. Все трое босые, в традиционных для курдов головных уборах. Усатые, весёлые, они расположились на низких диванах под гобеленами с изображениями Иисуса и Элвиса Пресли. Их оружие — русские автоматы тут же сложены на одном из диванов в углу. Патриция, прежде чем приступить к чтению письма, особенное внимание уделила именно этой картинке. Английский язык Шерали Хана был безукоризненным, стиль очаровывал. Патриция погрузилась в чтение. Ей немного мешали звуки, доносившиеся из-за стены. Грудной ребёнок в соседней квартире плакал громко и подолгу. Наконец, ей вполне удалось сосредоточиться на чтении.
«В разгромленном Халебе — мой Ияри называет его Алеппо — я подцепил проводника. Это крошечный человечек, почти карлик. Имя ему — Мераб. Этот маленький сириец, араб, друг отца Ияри, оказался хорошим проводником, но никудышным солдатом. Если ты, дядя, сможешь прочесть моё письмо до конца, то поймёшь — почему.
Теперь, дядя, я нахожусь в относительной безопасности. Здесь есть стабильное интернет-соединение и я могу написать подробное письмо о нашем путешествии из Халеба в Рожаву[41].
Позволю себе напомнить: курды — это те самые люди, которые в девяностые годы прошлого века обливали друг друга бензином и горели на площадях Европейских городов.
Пройти через воюющие провинции Сирии нам удалось благодаря моему солдатскому искусству. Мераб лишь задавал направление. Мы долго ехали на танке по желтой, пыльной пустыне от одной укреплённой позиции до другой. Через неделю я перестал понимать кто, с кем и за что воюет на этой земле. Во время этой первой части нашего пути странная сила хранила нас. Мальчик Ияри очень страдал от усталости и плохой пищи. Вечерами, когда мне не удавалось усыпить его, я слышал, как он беседует с неким странным существом, дэвом, который являлся ему, но не истязал, а наоборот, давал утешение и силы. Что там нашёптывал Ияри дэв — мне не удалось того уразуметь. Воля Аллаха защищала мой разум от происков Лукавого. А малыш порой начинал плакать и биться, вынуждая нас изменить направление движения. Такое случилось дважды, прежде чем я понял важное: дэв оберегает ребёнка. Дэв также помогал нам благополучно преодолеть минные поля. Дэв отводил глаза бойцам Джейш-аль Ислам[42] и СДА[43]. В наше время, дядя, множество групп вооруженных людей, слоняющихся по жёлтой степи с юга на север и с запада на восток. Какие учения проповедуют, то лишь Аллаху Всемогущему известно. Большинство из них не побрезгуют никакой добычей и все они безжалостны. Но благодаря стараниям дэва, неприкаянные эти люди слепли и глохли при нашем приближении, и вели себя так, будто нас и вовсе не существует. Думаю, тайна Ияри заключена в медальоне, который он носит на груди. Мальчик называет медальон «Семенем Вавилона». Не знаю, что это обозначает. Мне удалось понять главное: медальон достался ребёнку от отца, которого звали Вардой. На одном из снимков, сделанном мною, ты увидишь крупное изображение медальона. Украшение, без сомнений, сделано из золота…»
Патриция щёлкнула мышью по изображению, названному автором «Babylon». Покрутила колёсико. Так и есть. Продолговатый, с неровными краями предмет лежал на чумазой ладони загадочного и изумительного племянника Арьяна. Патриция свернула изображение, чтобы продолжить чтение письма.
«…А мы, повторяю, весь долгий путь до земель курдов проделали на английском танке. На машине этой вовсе не было пулемётов, орудие её заклинило, поворотное устройство башни вышло из строя. Но двигатель работал нормально и ходовая часть была исправна. Часто, когда посреди выжженной пустыни у нас заканчивалось горючее, дэв подгонял из-за горизонта автоцистерну с соляркой. Когда заканчивалась питьевая вода, дэв подсовывал под гусеницы нашего транспортного средства контейнеры с пищей и питьевой водой. Так мы добрались до земель курдов — мест гористых, диких и пустынных. Тут наше транспортное средство вышло из строя. И тогда дэв прислал нам проводника. Я подумал было, что человек этот курд. Он взялся проводить нас через горы, как он говорил, в Турцию. Загорелый, темноглазый, он был слишком скуласт и круглолиц. Такие лица бывают у жителей Северной Европы. Мне бы сразу усомниться, но я был слишком огорчён поломкой танка и поначалу воспринял этого человека как посланника Аллаха, спасителя.
Пешее путешествие по горам оказалось слишком долгим, непосильным для ребёнка, поэтому я нёс мальчика на плечах. За время нашего путешествия через пустыню на танке Ияри сильно похудел и нести его было совсем легко. В некоторых местах была доступна GPRS-навигация. Дядя, я точно знаю, что границу с Турцией мы пересекали не менее трёх раз, но нигде не встретили ни одного пограничника. Нам встречались лишь «Сельские стражи», но о них более подробно расскажу чуть позже. Повторяю, я думал, что наш проводник курд, несмотря на то, что с Мерабом и со мной он разговаривал поначалу только на арабском языке. Так было, пока он не запел песню. Вот её слова. Я сейчас слишком взволнован, чтобы перевести их для тебя на английский, дядя…»
Патриция напряглась, рассматривая написанные в столбик строчки. Это действительно были стихи, написанные кириллицей. На каком же языке они писаны? Расспросить Арьяна? Патриция посмотрела через плечо на пуштуна. Тот спал. Седая борода его раздвинулась, обнажив два ряда ровных зубов. А за стеной ребёнок всё плакал, всё гулил. Патриция скопировала строки письма. Открыла Гугл-переводчик. Какой же народ использует для письма кириллицу? Она выбрала русский язык и загрузила в диалоговое окно скопированный текст.
«Я пойман в поле голым
Мой волк убит дуплетом
Мои сова и ворон
Где вас искать не знаю,
Пылью играются лучики
Anno Dominiе
Я быть слепым не наученный
Журавль в небе»[44]
…Таким образом, маленький проводник-сириец и его товарищ-«курд» завели нас в дикие места. Мы оказались в расположении боевого формирования Рабочей Партии Курдистана[45]. Мераба-сирийца в пещерах повстанцев приняли как своего. Маленький Мераб оказался борцом за дело мировой революции.
В тех диких и пустых местах днём солнце сдирает кожу с лица, а ночью, когда температура опускается почти до нуля по Цельсию, мышцы деревенеют, а зубы стучат от холода. Мой маленький спутник ночами дрожал как в лихорадке, и мне совсем-совсем нечем было его обогреть.
Да, дядя, мне собственными глазами довелось увидеть мёртвые горы восточного Курдистана. Эфы, кобры, скорпионы и жуки каракурты — вот вся живность, что водится в этих местах. Это если не принимать в расчёт вооруженных, одержимых бредовыми идеями людей. Впрочем, быт их оказался неплохо налажен. В одной из горных пещер мне довелось увидеть неплохо оборудованный кабинет дантиста. Они называют друг друга «товарищами». На всех языках мира это слово звучит как насмешка. Уж лучше б они обращались друг к другу: «Эй, фантазёр». Они полюбились мне, потому что готовы сражаться до конца.