безоружный, абсолютно бесстрашный и оттого ещё более опасный.
Белые шрамы от недавних порезов причудливым узором покрывают его смуглые щеки и подбородок. Он лучезарно улыбается, но взгляд остается холодным и пытливым, волчьим.
— Всё ясно. Бывший бармалей, — проговорил капитан — командир подразделения спецназа.
— Я узнаю его, — отозвался Теодор. — В конце весны мы выпроваживали его за ров. Но он сумел избавиться от мальчика. — Какого мальчика?
— Парнишки лет семи. Очень слабенький был. За ним ухаживает семья… подруга Спаса Чавдарова.
— А! Сирота. Они оформляют усыновление. Я слышал. Там проблема. Приемная мать не замужем. — Ха! Вон Спас! Скажи, пусть старый бобыль женится. Довольно гулять по барам!
Капитан обернулся. Автомобили волонтёров стояли кружком. Желтое такси Спаса Чавдарова — среди прочих. Волонтёры о чем-то оживленно беседовали, передавая из рук в руки термос. Они посматривали в сторону переговорщиков, но лица их оставались спокойными. Казалось, ровным счётом ничего не произошло. Словно дед Чавдаров вовсе не убит, а в его доме никого не удерживают. С прибытием спецназа бестолковая пальба по каменной кладке ограды закончилась. Бойцы спецназа замаскировались так умело, что даже намётанный глаз Теодора не мог рассмотреть их в зарослях по ту сторону дороги. Сам капитан по виду мало чем отличался от любого из волонтёров. Пожалуй, только слишком уж строгий взгляд и армейская выправка могли выдать его. Теодор с тоской посмотрел на налитые животы и расплывшиеся лица своих товарищей. Солнечный берег глох и слеп от цветомузыки и плескался в солёных волнах, они, тем не менее, патрулировали «ров».
Капитану удалось добиться начала переговоров и вот бритый бармалей стоит перед ними.
— Что же тебе так понравилось в Болгарии? Зачем вернулся? — Теодор сплюнул сквозь зубы злобу. — Дочку Спаса полюбил? Или другую? Но та — совсем ребёнок.
Капитан глянул на предводителя волонтёров. Мужик наигрался в войну и теперь зол сам на себя — надо работать, семью кормить. Но сезон кончится и он, и Спас Чавдаров снова займутся своим хобби. Если до этого ничего не случится. Если не объявят призыв.
— Я думаю, со Спасом сейчас шутки плохи. Его отец мёртв. Надеюсь, хоть дочка цела. Эй, ты! Где София Чавдарова? — проговорил капитан.
— Кто? — переспросил бывший бармалей. — Не понимаю болгарский. Только русский. Капитан сплюнул и заговорил по-русски.
— Внучка хозяина дома. Она передала информацию о вас Лазарю Трендафилову. Так, Лазарь? Нет! Близко не подходи! Стой где стоишь! Теперь ты понимаешь меня?
Бармалей кивнул. Оглянулся, произнес пару слов на арабском языке. На его зов явился товарищ — крупный человек с черными, как сливы, глазами и седой, аккуратно подстриженной бородой. Чем-то он походил на бармалея. Родственник? Старший брат? Капитан на миг задумался и зачем-то снял автомат с предохранителя. Разговоры мигом умолкли. Всё уставились на капитана.
— Никому не приближаться! Вы отдадите нам женщин или мы возьмём дом штурмом. — Мы безоружны, — бармалей протянул им белые гладкие ладони. Ещё один психолог! Невинная овечка с огромным боевым опытом!
— Вы удерживаете их в доме. Вы убили Ивана Чавдарова… — продолжил капитан.
Бармалей переводил своему товарищу слова капитана тихо и неточно.
— Постой! — вмешался Теодор. — Они плохо понимают нас.
— Знаю! Всем молчать!
— Мне нужно Семя Вавилона и … — бывший бармалей, умело изображая недоумение, оглянулся на своего бородатого товарища.
— … British Consul[69] — сказал тот. — We want to leave the country[70].
— Похитили двух женщин, а теперь хотят покинуть страну, — сказал кто-то из волонтёров.
— Не похищали, — возразил бармалей.
— Девушки другого мнения, — сказал Теодор. — Я сам получил сообщения от Лазаря Трендафилова…
Капитан следил за взглядом бармалея, а тот не сводил глаз с предводителя волонтёров. Вот Теодор Цонов снимает с плеча ружьё, вот проверяет затвор и предохранитель. Нет, бывший вояка, а ныне похититель девиц, не боялся Цонова, не считал его достойным противником, хотя сам безоружен — в этом он не солгал.
— Ты воевал? — спросил капитан.
Солжёт или нет?
— София просила передать отцу, что задержится и вернулась к нам добровольно, — сказал бармалей. — Мы не воюем.
— Пусть девушки подтвердят, — сказал капитан. — Мы хотим видеть их.
— Только одну. Вторая спит.
— Ну уж нет! Обеих! — взвился было Теодор, но, наткнувшись на взгляд капитана, примолк. Нет, надо убирать волонтёров отсюда! Пусть возят отдыхающих и протирают столики в кафе. Каждый должен заниматься своим делом!
Бармалей сказал несколько слов своему товарищу и тот скрылся за оградой.
— Всем молчать! — прорычал капитан. — Говорю только я! Что бы ни случилось, молчать и не двигаться!
Соседка Спаса, девушка, дочка его подруги, выбежала из-за ворот минут через пять. Выбежала одна — товарища бармалея при ней не было. Выбежала и остановилась, нашла глазами Спаса, заговорила, обращаясь только к нему:
— Спас, не волнуйся. А мама приехала?
Все, и волонтеры, и капитан, и сам Теодор молча уставились на неё.
— Где моя мама? — повторила девушка.
— Её здесь нет, — сказал капитан. — Но мы пришли за вами. Идите сюда! Ну же!
Капитан протянул ей руку, но тут случилось странное. Девушка подбежала к бармалею, обняла его сзади и прижалась щекой к спине. Парень немного смутился, попытался высвободиться из её объятий, но она вцепилась в него крепко и не думала отпускать.
— Вы здесь добровольно? — спросил капитан.
Девушка молчала.
— Они сами пригласили нас, — сказал бармалей. — Помочь деду. Навестить. Так?
Он обернулся к девушке. Та кивнула. Совсем русская.
— С Софией тоже всё в порядке, — проговорила она. — Она надеялась, что вы придёте и вот…
Теперь она перестала обнимать бармалея и доверчиво уставилась на Теодора. Совсем ещё девочка. Лет восемнадцать, не больше — открытый взгляд, тёмные волосы, точёная фигурка. Пожалуй, немного широковата, но руки и ноги изящные, а запястья… Теодор Цонов смотрел туда же.
— Посмотри на её руки, капитан! — взревел Теодор. — На запястьях кровоподтёки. Они держали её связанной!
Капитан сделал шаг вперед, отстраняя Теодора. Бармалей улыбнулся какою-то странной улыбкой — неужели жует насвай? — и взлетел в воздух. Капитан как зачарованный следил за его полетом сначала стоя на ногах, потом лежа на спине. Наверное, никогда раньше не видел такого приёма или попросту не мог продохнуть после удара и падения. Он хватал ртом воздух, наблюдая за парящим над ним человеком.
А капитан под рубашкой носил бронежилет. Металл зазвенел под ударом. Сам капитан завалился на траву, но автомат его остался в руках бармалея. Руку пронзила ужасная боль. Перелом? Вывих? Предводитель «Группы бдительности» хрипел где-то рядом. Капитан осмотрелся. Правая его рука была неестественно вывернута. Похоже, бармалей хорошо умел драться.
Бойцы «Группы бдительности» сквернословили громко, но приказу повиновались: никто не двинулся с места, никто не выстрелил. А бармалей, едва заполучив оружие, метко и расчётливо взорвал один из автомобилей. Завоняло бензином. В утреннее небо потянулся столб чёрного дыма. Тут уж началась беготня, заработали движки машин. Мужики сообразили верно — надо раскатить транспортные средства подальше от горящей машины.
— Огонь не открывать! Никому не приближаться! — вопил на всякий случай капитан.
Боль туманила глаза и будто во сне капитан наблюдал, как девушка — кажется, её звали Надя — быстро отцепила обойму от его ремня. Да она, пожалуй, помешалась или её чем-то опоили!
— Нееет! — взвыл капитан. — Беги через дорогу! Там мои бойцы! Спасайся!
Голос капитана тонул в рёве огня и тарахтении двигателей. Автомобили бойцов «Группы бдительности» перемещались по дороге и её обочинам, закрывая снайперам спецназа обзор. Горе-вояки!
Тишина навалилась внезапно и тогда он снова увидел улыбку бармалея. В ватной тишине раздавался тихий треск. Так трещит разрываемая на части ткань. Кто-то всё таки выстрелил. Капитан увидел, как пуля вырвала клок из тёплой фуфайки бармалея. Но он не мог пошевелиться. Рука отчаянно болела. Мир вращался. Мир кружился всё быстрее, словно он, капитан, сделался осью карусели.
— Беги за ограду. В дом. Быстро!
Губы бармалея шевелились, значит, это говорил он. Капитан попробовал повернуть голову. Это незначительное движение отозвалось во всём теле адской болью. Следом за болью пришла ночь. Стало так темно и тихо, словно капитан оглох и ослеп.
— Это морок… морок… — бормотал он.
Из морока возникла улыбка бармалея. Ага! Капитан облегчённо выдохнул. Несмотря на обжигающую боль, он радовался. Он всё-таки может видеть! А враг улыбался, по-волчьи ощерив белейшие зубы. Улыбка его блистала подобно созвездиям над ночным берегом, а чуть ниже её качалось и плавало бездонное чернее ночи отверстие — дуло автомата. Капитан предпочёл сосредоточиться на созерцании дула. Любоваться улыбкой врага было невыносимо.
— Есть патроны? — спросил Бармалей.
Капитан молчал, загипнотизированный чёрным дулом автомата. Взгляд бармалея быстро перемещался с его лица на кусты по ту сторону дороги и обратно. Капитану, наконец, удалось сделать полноценный вдох. Да, бармалей хорошо обучен солдатскому ремеслу. Эх, а руку-то как жалко! Капитан сглатывал горькую слюну вместе с досадой.
— Огонь не открывать! — стонал он.
Вдруг откуда-то из-за пределов видимости возникло лицо Спаса Чавдарова. Где-то слынчевбрягский водила добыл пневматический пистолет — жалкая игрушка, оснащённая баллоном со сжатым воздухом. Её-то он и приставил к виску вооруженного автоматом бармалея. Русская девочка Надя стояла рядом с ним. Каким-то образом в руках у Нади оказалось ружьё Теодора Цонова.