ожно все сразу, — радостно улыбнулся старик.
— Держите.
— Надя, а ты давно служишь Людовику? Как он тебя нашел?
— Первый день. Мы случайно столкнулись.
— Мудрые люди называют случайность судьбой. Ты сама родом откуда?
— Я родилась на Васильевском.
— А я на Петроградке. Почти рядом, можно сказать. И как тебе это семейство? Ничего не удивляет?
— Его Светлость большой оригинал.
— Здесь, на Земле, лучше обращаться к Людовику по имени. Тут так принято. Прости, думала Васильевский, это тот, который здесь. Ошиблась, выходит.
Марцелла задумчиво оглядела стол и положила себе на тарелку несколько пирожных разного вида. Я потянула руку к заветной корзиночке, которую присмотрела ещё в кафе. Внезапно звякнули все подвески на люстре, и вниз, планируя на перепончатых крыльях, сверзился кот. Что за ерунда! Он ими что, машет? Нахальная тварь попыталась вырвать из мой руки пирожное, замешкалась, плюхнулась с разгона в другое блюдо и прокатилась до середины стола, зажав в пасти мою корзиночку.
— Кошик, что же ты так, — подскочил Джошуа, — папа будет недоволен.
— У него крылья. Летающие.
— Тебя это удивляет? — приподнялась черная ведьма со своего места и пристально посмотрела мне в глаза, — Джошуа, унеси кошика к себе в комнату вместе с добычей. Папе мы ничего не расскажем. Вот эту тарелку мятых пирожных забери тоже, тогда никто ничего не заметит. И возвращайся поскорее обратно. Надя?
— Вы видели эти крылья? Таких же котов не бывает. Он же ими махал.
— Бывает абсолютно все. Я точно знаю. Просто нужно воспринимать эту жизнь такой, какая она есть. Домовой же тебя не пугает.
— Кто?
— Федор Игнатьич. Кроме нас его, кстати, никто и не видит. Домовой дух. Посмотри. Вон, видишь, тает. Переел сладкого, исчез, чтобы отдохнуть, — я обернулась на старика, а тот, и вправду, растворился в воздухе. Был и нет. Прямо у меня на глазах.
— Я что, тоже ведьма?
— Нет, конечно, — заливисто расхохоталась Марцелла, — ты скорей всего фея. Только какая-то необычная. Это место такое, знаешь, бывают аномальные зоны?
— Да, мы над такими часто летали. Раньше, в Сибири.
— Вот и этот дом аномальная зона, со временем ты привыкнешь. Пока просто не обращай внимания. Кто-то домовых видит, кто-то приведений, крылатые коты тоже бывают. Их все видят. Эмиль, я знаю, взял с тебя кровавую клятву о неразглашении?
— Ага.
— Вот и отлично. Джошуа, ты уже вернулся? Позови папу, я хочу, наконец-то, выпить свой кофе, пока мы не съели все пирожные. Скажем, я была так голодна, что проглотила все буше. Не сами же они исчезли? Тарелку не забудь потом только забрать у кошика, — подмигнула черная ведьма мальчишке и добавила уже мне, — Очаровательный малыш. Не то что мои оболтусы. Надо в отпуск съездить. Только в этот раз мужа с собой возьму, чтоб сума не сходил. И дочку, наверное, тоже. Тогда ещё и няня придется брать. Мама с мужем, наверняка, увяжутся. Куда бы нам слетать? Эрлик так самолётов боится, только ему об этом не говори.
— Может быть, в Эмираты?
— Нет, там слишком жарко. У меня подруга во Франции часто бывает. Может быть, туда полетим. Кстати, намекни Людовику, чтоб свозил ребенка куда-то ещё, как освоится. Тебя они с собой возьмут. Развеешься.
— Это не совсем удобно, наверное.
— Барон богат, сказочно богат. Ради сына он готов отправиться хоть на край света, — ведьма надкусила пирожное, — да, собственно, там он уже и был. Без сопровождения гувернантки им в поездке будет не обойтись, да ты и сама это видишь. Должен же мне кто-то позвонить, когда Людовик опять во что-нибудь влезет. Только имей в виду, я просто предпочитаю, чтоб всё было по-честному. Лучше сразу знать, на что рассчитывать, так?
— Наверное, — уклончиво ответила я. Как-то мне не по вкусу то, в какое русло повернула беседа.
— Барон женат. Там долгая история. Вместе они не живут, но и разводиться Людовик не намерен.
— Да я и не претендую ни на что.
— Вот и хорошо. Главное, позаботься о наследнике. Ему в этой жизни уже досталось и не по-хорошему.
— Это из-за матери Джошуа?
— Не только. Я не хочу разглашать чужие тайны. Кстати, свози его на аттракционы! На американские горки! Такие, знаешь, которые повыше, где все орут. Точно, как я раньше об этом не подумала.
— А если он начнет заикаться?
— Не начнет. Мне потом позвонишь и расскажешь, как все прошло, только не забудь, ладно? Я бы и сама съездила. Ребенок не мой, но все равно его жалко. Да только со взрывом в академии надо разобраться, а это займет некоторое время, которого у малыша, поверь, нет. Так мы договорились? Сводишь его?
— Если барон против не будет.
— Дамы, вы соскучились, — выплыл в гостиную Эрлик с подносом на вытянутых руках и склонился к жене. В его руках огромный кофейник напоминает игрушечный. Монстр, а не мужчина.
— Что ты сделал с драконом?
— Барон отдыхает на кухне, пытается освоить возможности новой плиты. Надя, куда вам поставить чашку?
— Эрлик, не лги мне!
— Дорогая, как я могу? Просто они тут целый день сидели голодные. Никто не смог разобраться с плитой. Нади дома не было, Людовика тоже. Кухарку увез Эмиль. Вот я и решил помочь запечь кабана. Мы уже разделали тушу.
В столовую вернулся Джошуа и зевнул во весь рот, еле успев прикрыться ладошкой.
— Простите.
— Кажется, кому-то пора спать. Надя, я посмотрю, что они успели сотворить с кухней, не беспокойся. Можешь идти укладывать ребенка.
— Отец скажет, что я поступил неучтиво, оставив гостей.
— Объяснишь, что я разрешила. Сладких тебе снов, юный барон, — нагнулась девушка и по-матерински нежно поцеловала в щёчку чужого ребенка, верзила и тот погладил его по голове. Ребенок, кажется, выжил.
— Всего доброго, Надя. Не переживайте, дом устоит, — кивнул мне Эрлик и тут же приобнял жену. Я засмотрелась. Странная пара. И как же сильно они влюблены друг в друга. Искрятся этим чувством, упиваются им.
Я взяла воспитанника за руку и, не торопясь, повела наверх. На душе возникло такое чувство, будто я ещё маленькая и вынуждена уйти в самый разгар праздничного веселья. Да и самой спать хочется просто ужасно.
— Простите, что я так не вовремя отпросился ко сну. Дома мы обычно ложились значительно позже.
— Режим дня очень важная вещь, — еле сдержалась я, чтоб не зевнуть во весь рот, — Твои новые вещи уже доставили?
— Да.
— Завтра их все постираем, примерим. Сегодня есть в чем спать?
— Да, разумеется. Отец дозволил мне забрать из нашего родового замка многое из вещей. Ведь, — голос ребенка начал отливать сталью, каленой, той самой, что ещё недавно была в огне, а теперь, едва закалившись, стала внезапно для себя ледяной, — мне больше нельзя будет туда возвратиться.
— Ну, здесь ведь тоже хорошо жить. Этот дом, он такой огромный.
— Совсем не такой, как наш замок, — скупой вздох ребенка значил так много и это все чувства, которые он позволил себе выразить. Горько и жалко малыша, у которого здесь нет ни матери, ни друзей. Только я, да чудовищный кошик. И тот, похоже здесь на птичьих правах. Уж слишком боится Джошуа расстроить отца шалостями животного.
— Ничего, завтра поедем на аттракционы. Марцелла посоветовала мне тебя покатать на американских горках. Ты там уже был?
— Нет. А что это?
— Ну, как обяснить. Ты высоты ты не боишься?
— Разумеется, нет. Ведь я же… Вырос в горах.
— Тогда тебе должно понравиться. Завтра посмотришь.
Мальчик с достоинством взрослого мужчины распахнул передо мной дверь собственной спальни, чуть склонил голову, предлагая войти. Тут светится теплым сиянием единственный ночник на тумбе рядом с кроватью, чуть приоткрыто окно, мотыльки снаружи бьются о москитную сетку, норовя пробраться к желанному свету, что так губителен для их тонких крыльев.
Джошуа неспешно прошел к высокому шкафу, распахнул дверцы, безошибочно выбрал одежду для сна. И зачем я здесь? Он ведь сам взрослый, но так рано. Хочется и обнять, и приласкать малыша, но в то же время это кажется совсем неуместным, лишним, унижающим его честь наследника неизвестного мне, но такого высокого рода.
— С вашего позволения, — кивнул мне ребенок и скрылся за неприметной дверцей в стене. Я позволила себе осмотреться. Детская напоминает, скорей, кабинет. Ни игрушек нет, ни постеров, ни мусора на полу. Совсем ничего. Неуютно и как-то обидно.
Через минуту дверь в стене распахнулась. Я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Белоснежная ночная рубашка в пол, меховые тапочки, волосы, собранные под ленту, огромные карие глаза смотрят на меня чуть вопросительно. Такой смешной и такой одинокий. Прижала к себе ребенка, чмокнула в нежную щёчку.
— Сказки надо рассказывать?
— Нет, а зачем?
— Чтобы крепче спалось?
— Клаус раньше иногда пел, но это было ужасно, — вопросительно уставился ребенок на покрывало. Хороша гувернантка, не догадалась расстелить постель малышу. Хотя какой он ребенок. Все понимает, учтив больше, чем взрослый. Аккуратно сложила толстое покрывало, переложила на стул, взбила и без того пышную подушку, чуть откинула одеяло.
— Заползай?
— А грелка?
— Положить?
— Нет, наоборот, вынуть. Я не умею спать на углях.
— На чем? Прости, я не совсем поняла.
Мальчишка залез рукой под одеяло, пошарил там, вынул странный сосуд, отнес его на специальную подставку в угу и только после этого лег.
— Прости, я не знала.
— Вам не стоит передо мной извиняться. В доме тепло. Просто Клаус привык обо мне так заботиться.
— Он здесь, в доме?
— Да, но отец не велел ему показываться вам на глаза.
— Вот как?
— Приятных снов мне. Вы можете идти, Надежда. Не смею задерживать, я и так отнял у вас слишком много времени. С нетерпением хочу насладиться теми сладкими снами, что наслала на меня темнейшая, — зевнул ребенок и тут же закрыл глаза. Странный. И это ещё, мягко говоря. Спит он уже, что ли? Пальцем потыкать или так уйти? Потопталась немного на месте, подоткнула с одного края одеяло. Все, что ли? Ни тебе сказок, а я уже настроилась, вспомнила почти до конца хлебобулочное изделие которое катится в бездну. Ни тебе песен. Ну и ладно. Мои вокальные данные вряд ли окажутся лучше, чем у Клауса.