— Осторожным ты стал, ярл, — Рорк улыбнулся, выглянул из-за спины могучего Эрева.
— Тут станешь осторожным. — Проворчал Свальд. — Говорят, конунг Рюрик всякого, кто приходит к нему без белого щита на мачте (знак добрых намерений), казнит без разговоров.
— Так у нас же есть такой? — Удивился глуповатый швед.
Свальд глянул недовольно, но все же пояснил:
— Есть-то он есть, только вот девок красть, если идешь с белым щитом, не положено. За такое Рюрик может и руки отрубить. А то и кое-что другое, пониже. Нам повезло, что курицы ушли от города так далеко. Места здесь безлюдные, никто ничего не заметит. Тихо высадимся и тихо уйдем. Вон к тем тростникам поворачивай, Рорк…
Платья и нательные сорочицы Забава простирнула быстро. Потом подоткнула подол повыше и забрела в воду, выполаскивать стиранное. Может, она и не заметила бы движение в тростниках, стоявших стенкой по правую руку, там, где берег изгибался, выгрызая из окрестных лугов заливчик. Но в той стороне вдруг испуганно крякнула дикая утка, и Забава разогнулась, поворачиваясь на звук.
Из тростников выскочили два темных силуэта. Один метнулся по берегу к Красаве, другой — к ней самой. Забава, даже не успев испугаться, хлестнула жгутом тяжелого от воды платья по человеку, подбежавшему со стороны тростников. Красава на берегу тут же взвизгнула и замолчала. Как будто чувств лишилась.
Забава отпрыгнула на глубину, провалилась в воду по грудь. Мужчина, шедший на нее, загоготал, расставил руки. Был он светел и беловолос. По вороту посконной рубахи вился незнакомый узор, на поясе подвешен меч — не такой, как у дядьки Кимряты, помельче.
Не зная, что делать, она метнулась еще дальше, с отчаянием глянула на берег. Второй мужчина, тот, что бежал к Красаве, теперь заходил в воду, на подмогу первому. Был он, в отличие от первого, гол по пояс. И меч у него выглядел подлиннее, почти как у дядьки Кимряты…
Сестра лежала под обрывом без движения, словно ее оглушили.
Перепуганная Забава вскинула руки. Одним движением скрутила платье, швырнула его в лицо надвигавшемуся незнакомцу — и рыбкой ушла в воду. Плавала она хорошо, и сейчас рванулась от берега резвым окуньком, с каждым мгновением увеличивая расстояние между собой и пришлым чужанином…
Из тростника хищно выскользнула лодка и полетела следом за ней. Забава заметила ее слишком поздно — когда длинное весло в руках гребца уже свистнуло по воздуху, ударив по плечу. Руку свело болью. И намокшее платье сразу же потащило ко дну, путаясь в ногах.
Она заполошно хватанула воздух ртом, разворачиваясь так, чтобы грести только одной рукой. Но чужая плоскодонка была уже совсем рядом. Ее ухватили за косу, дернули вверх. Забава извернулась, махнула рукой, пытаясь попасть по обидчику — но в этот момент что-то мягко шлепнуло ее по затылку. Она потеряла сознание.
ГЛАВА 6. Полон
— Забавка… Слышь, Забавка? Очнись, подлая, кому говорю.
Забава открыла глаза, плохо соображая, где она. Вокруг царил полумрак. Впереди металось какое-то светлое пятно, рядом с ним темнело другое, крупное, отливающее красным. Она поморгала, прищурилась, вглядываясь.
Светлое пятно оказалось просветом между тяжелыми занавесками. Там, за ними, что-то белело, мельтешило. А красноватое пятно оказалось Красавой. Сестра сидела, привалившись к чему-то спиной. Руки у нее, насколько Забава могла видеть, стягивала веревка с хитрыми узлами. Один конец у веревки уходил вниз, к стянутым ногам…
— Лежишь. — Всхлипнула Красава. — А меня тут в полон взяли. А ты спишь, змея подколодная, аж стенки от храпа трясутся…
Забава дернулась и поняла, что связана так же, как сестра. И лежит на гладко выструганных досках, мягко качавшихся под нею.
Откуда-то наплывал неумолчный, мерный плеск волн.
— Мы на корабле. — Прошептала она, осознавая все.
Двое незнакомых мужчин на берегу. Нападение, обеспамятевшая Красава. Корабль, который они видели на озере перед нападением…
Сейчас под затылком у Забавы ныло — похоже, ее оглушили, ударив сзади. И руки связаны. И ноги.
Красава, всхлипнув, сказала с надрывом:
— Все из-за тебя, дрянь ленивая. Затащила меня подальше от города, потом в воду зашла, подол задрав. Вот чужие мужики с озера твою срамоту и углядели. А потом приплыли меня в полон брать…
— В полон? — Забава, перекатившись на спину, села.
И молча окинула взглядом крохотный закуток, в котором они находились. Доски, качка — они на корабле. Небось, на том самом, который она видела на озере перед нападением.
— Куда нас везут? — Спросила Забава, ощущая ужас.
Пробегая по ладожскому торжищу, она видела иногда ряды, где продавали невольников. Туда приводили и полон, захваченный в дальних землях, и проданных за долги тут же, в ладожских землях. Взгляды у всех были потухшие, лица несчастные, точно их вели на казнь.
Бывали хозяева, которые приведенным на продажу рабам крошки хлеба не давали по несколько дней. Их подкармливали сердобольные горожане — бросали кто краюшку от каравая, кто ручку от недоеденного калача…
Неужели и ее ждет такая же судьба?
— Да откуда я знаю, куда нас везут? — Возмутилась Красава. — Не слышишь, что ли, как они за занавесками гавкают — все на чужанском наречии, не на нашем.
Забава прислушалась к звукам, доносившимся из-за занавесок. И впрямь говорят непонятно. Хакают, рыкают.
— Все ты, все ты, змея проклятая. — Заскулила вновь Красава. — Загубила меня, лебедушку, испоганила мою девичью долюшку…
Корабль, припомнила Забава, носом смотрел не на Ладогу, а от нее. Значит, их сейчас увозят от дома. Красава все хныкала и проклинала ее…
Занавески — теперь Забава видела, что они сделаны из шкур, ворсом наружу — вдруг раздвинулись. В закуток, пригнувшись, вошел мужчина. Забава узнала того, кто на берегу сначала подбежал к Забаве, а затем вторым сунулся за ней в воду. Тогда он был гол по пояс, а теперь на нем красовалась рубаха темно-красного с синевой шелка.
Вошедший глянул сначала на Красаву, потом на Забаву. Сказал, коверкая слова:
— Очнутся. Хорошо. Слушаться, не кричать — опять все хорошо. Крикнуть — порка, больно. Уговор?
Забава, похолодев, поняла, что мужчина бывал на ладожском торжище. И с ладожскими торговцами ему приходилось договариваться, иначе откуда бы ему знать слово "уговор"?
Притихшая Красава смотрела на мужчину, раскрыв рот. Тот ей улыбнулся, ткнул в ее сторону рукой.
— Тихо — хорошо. Ночь — покидать ваши земли, другой день — развязать рука. Уговор?
Он мельком глянул на Забаву, и та решилась:
— А вы кто? Куда нас везете?
Мужчина нахмурился, угрожающе подался вперед. Сказал низко, рыкающее:
— Молчать. Не спрашивать. Или больно. Уговор?
Он замахнулся на нее кулаком, но Забава, привыкшая к такому обращению от тетки Насты, даже не дернулась. И не отвела взгляда. Чужанин глянул на нее с удивлением и что-то проворчал на своем рыкающем наречии. Потом все-таки сказал:
— Мы нартвеги. Плыть родина. Если ты кричать — я убить и выбросить вода. Уговор?
Забава молча кивнула. Значит, она теперь тоже полон, и везут ее на родину этих нартвегов. Ой, худо…
Мужчина еще раз предупреждающе глянул на нее и вышел из закутка.
— Слышь, Забавка. — Хрипло прошептала Красава. — Поняла, что этот чужанин сказал? Ночью уже далеко от дома будем. И ведь боится, что закричим. Значит, кто-то услышать может. Может, покричишь, а?
— Без толку кричать не нужно. — Сказала Забава, припоминая, что там было дальше по берегу. — Вот если рядом деревня будет… да и то — вдруг кто из чужан мне тут же рот заткнет?
— Хочешь меня на погибель бросить? — Возмутилась Красава.
Забава помолчала, решаясь. И вдруг сказала горячим шепотом, с надрывом и напором:
— Кабы не ты — не зашли бы так далеко от города. У самых стен города никого не крадут. И стража рядом, и народу полно. А теперь во всем меня винишь? Правильно про тебя Ушата сказал — умом скудовата.
На этом голос у Забавы оборвался, и она замолчала, изумленная собственной смелостью.
Никогда прежде она не смела поднять свой голос против Красавы. С тех самых пор, как ее, еще десятилетнюю, привели в дом к дядьке Кимряте. Про себя Забава много что думала, и на многое хотела решиться… а на деле твердо знала — стоит сказать одно только слово супротив, и тетка Наста вконец разъяриться. А потому не рисковала, предпочитая молчать.
Но вот сейчас, первый раз в жизни высказав то, что думала, Забава ощутила пугающий восторг и облегчение. Даже ужас от того, что она теперь в полоне у чужан, как-то поблек.
— Ах так, — Зашипела Красава. — Мы тебя, нищенку безродную, в свой дом пустили, накормили-одели, а ты язык теперь распускаешь? Осмелела, змея? Погоди, вот ужо…
Тут сестра, видимо, вспомнила, что ее грозная матушка теперь далеко, и не сможет призвать Забаву к порядку. А потому растеряно замолчала.
— Мы пока по озеру плывем. — Объявила Забава. Бросила взгляд на щель в занавесках. — Тут на берегу деревни должны стоять. Да только нартвеги не глупы, близко подплывать не станут. Значит, опасаются чего-то другого. Может, кораблей князя Рюрика? Вот узнать бы, в какой миг княжий корабль мимо проплывет, да тогда и крикнуть.
Она вздохнула.
— Трусиха ты. — Презрительно сказала Красава. — Все боишься, вымериваешь. Мало тебя моя мать била, надо было больше. Ты меня, за то, что тебя в нашем дому кормили-поили, грудью от всякой беды должна заслонять. А ты…
Забава не ответила. Головная боль от затылка переместилась на лоб, руки саднило от жесткой веревки. И ноги онемели.
Как ни тяжка ее жизнь у тетки Насты, но жизнь рабыни, да еще у чужан, будет еще хуже.
— Бежать надо. — Прошептала Забава едва слышно.
Но Красава ее услышала. Сказала плачущим голосом, громче, чем прежде:
— Как бежать-то? Сами связаны, сидим на корабле, кругом вода…
Забава промолчала — знала, что двоюродная сестра не умеет плавать.
Придется бежать одной, решила она. Доплыть до берега, найти людей, попросить помощи — все-таки Красава дочка подручного воеводы, ради нее могут и нарочного в Ладогу послать. Если оттуда придет корабль с войском, нартвегам не поздоровиться…