Невил в свободной современной манере был как бы помолвлен с третьей дочерью епископа из Ларборо.
– Да нет, я не к Розмари собираюсь. Она уехала на неделю в Лондон.
– Видимо, на митинг возле Альберт-холла? – спросил Роберт, пребывавший в скверном настроении от того, что ему не удалось порадовать Шарпов добрыми вестями.
– Нет, возле Гилдхолла, – сказал Невил.
– Что на этот раз? Вивисекция?
– Порой ты чудовищно старомоден, Роберт, – с видом торжественного долготерпения произнес Невил. – В наше время никто, кроме пары-тройки психов, не протестует против вивисекции. Это митинг по поводу того, что наша страна отказалась дать убежище патриоту по фамилии Котович.
– Насколько я знаю, этого так называемого патриота разыскивают в его собственной стране.
– Да, его враги.
– Нет, полиция. Из-за двух убийств.
– Это были казни.
– Невил, ты случаем не последователь Джона Нокса [4]?
– Господи, конечно, нет. Он-то тут при чем?
– Он верил в самосуд. Я смотрю, эта идейка и у нас набирает популярность. Впрочем, если выбирать между мнением Розмари по поводу Котовича и мнением особого отдела полиции, то я на стороне полиции.
– Полиция лишь выполняет приказы министерства иностранных дел. Это любой знает. Но если я начну разъяснять тебе тонкости дела Котовича, то опоздаю на фильм.
– Что за фильм?
– Французский. За этим я и еду в Ларборо.
– Полагаю, тебе известно, что вся эта французская чепуха, которую с таким восторгом потребляет британская интеллигенция, в родной стране считается весьма второсортной? Ну да ладно. Не мог бы ты по дороге остановиться у «Франчайза» и бросить записку в их почтовый ящик?
– Могу. Давно хотел поглядеть, что там за забором. Кто там теперь живет?
– Пожилая дама с дочерью.
– Дочерью? – заинтересовался Невил.
– С дочерью средних лет.
– А-а! Ладно, только пальто возьму.
В записке Роберт написал, что пытался дозвониться, что сейчас ему нужно на часок отойти по делам, но он позвонит снова, как только освободится, а Скотленд-Ярд пока не собирается передавать дело в суд.
В кабинет ворвался Невил с перекинутым через руку кошмарным пальто реглан, схватил записку и исчез, бросив лишь: «Передай тете Лин, что я могу опоздать. Она пригласила меня на ужин!»
Роберт отправился в «Розу и корону» на встречу с клиентом – старым фермером, последним человеком в Англии, страдающим от хронической подагры. Старик еще не пришел, и Роберт, обычно такой невозмутимый и лениво-добродушный, вдруг сделался нетерпелив. Характер его жизни изменился. Доныне события ровно, с одинаковой привлекательностью сменяли друг друга, и он неторопливо и спокойно переходил от одного к другому. Теперь же в его жизни появился интерес, и все остальное вращалось вокруг него.
Он присел на обитый ситцем стул в вестибюле и посмотрел на зачитанные газеты, лежавшие на кофейном столике. Единственным свежим выпуском был номер еженедельника «Уотчмэн». Роберт неохотно взял его и снова подумал, как раздражает его пальцы прикосновение к сухой бумаге и острым краям листов. Обычная сборная солянка из протестов, стихов, нравоучений; среди протестов на почетном месте будущий тесть Невила, три четверти колонки порицавший Англию за отказ приютить беглого «патриота».
Епископ Ларборо давным-давно включил в определение христианского долга веру в то, что обездоленные всегда правы. Перед ним преклонялись балканские революционеры, организаторы стачек и старые уголовники в местных тюрьмах. (Единственным исключением в последней группе был отъявленный рецидивист Бэнди Брейн, презиравший епископа и почитавший коменданта, в представлении которого слеза – лишь капля влаги и который легко и без лишних эмоций раскалывал самые жалостные россказни.) Заключенные тепло отзывались о старике и говорили, что он готов поверить в любое вранье, сколько ни заливай.
Обычно епископ даже немного забавлял Роберта, но сегодня он его скорее раздражал. Роберт попробовал прочесть два стихотворения, ничего в них не понял и бросил газету обратно на столик.
– Опять на Англию грешат? – спросил Бен Карли, остановившись у его стула и мотнув головой в сторону еженедельника.
– Привет, Карли.
– Ораторская трибуна для богачей, – заметил низкорослый адвокат, насмешливо переворачивая страницы пожелтевшим от никотина пальцем. – Выпьем?
– Благодарю, но я жду мистера Уиньярда. Он теперь едва передвигает ноги.
– Да уж, бедняга. Грехи отцов. Ужасно страдать от последствий портвейна, которого сам ни капли в рот не брал! Я недавно видел твой автомобиль у ворот «Франчайза».
– Да, – с легким удивлением сказал Роберт.
Карли редко говорил вот так в лоб. Но если он видел автомобиль Роберта, значит, видел и полицейские машины.
– Если ты их знаешь, то сможешь мне кое-что рассказать. Всегда хотел знать, правдивы ли слухи.
– Какие?
– Они ведьмы?
– Их считают ведьмами? – шутливо спросил Роберт.
– Я так понимаю, в округе ходят подобные слухи, – сказал Карли, пытливо разглядывая Роберта блестящими черными глазами. Затем он окинул вестибюль свойственным ему беглым, изучающим взглядом.
Роберт понял, что Карли ненавязчиво предложил ему информацию, которая могла оказаться полезной.
– Что ж, – сказал Роберт, – с тех пор как в наших краях появилось такое развлечение, как кино, охоте на ведьм пришел конец.
– А вот и нет. Дай этим мидлендским дуракам любой предлог, и они с жаром начнут гоняться за ведьмами. По мне, это самая натуральная кучка дегенератов. А вон и твой старикан. Ну, до встречи.
Одним из наиболее привлекательных качеств Роберта было то, что он проявлял искренний интерес к людям и их бедам, и он выслушал бессвязную историю старого мистера Уиньярда с такой доброжелательностью, что заслужил его благодарность, и тот мысленно прибавил сто фунтов к имени Роберта, уже упомянутого им в завещании. Но как только встреча подошла к концу, Роберт поспешил к отельному телефону.
К телефону выстроилась очередь, и он решил позвонить из гаража на Син-лейн. Контора к этому времени уже закрылась, да и до нее далековато. Шагая по улице, он задумался о том, что в гараже как раз его машина, и если она… то есть они попросят его приехать, чтобы поподробнее обсудить дело… а они почти наверняка… конечно же, они пожелают обсудить, как можно дискредитировать историю девочки, независимо от того, передадут дело в суд или нет… Его так обрадовали новости Хэллама, что он даже не успел обдумать, что это значит…
– Добрый вечер, мистер Блэр, – сказал Билл Броу, протискивая свои мощные габариты в узкую дверь гаражной конторы. На его круглом спокойном лице отражалось приветственное выражение. – Нужна машина?
– Нет, сначала, если позволите, я хотел бы позвонить.
– Конечно.
Стэнли высунул худощавое лицо из-под автомобиля и спросил:
– Вам что-нибудь известно?
– Ничего, Стэн. Я уже несколько месяцев не делал ставок.
– Я поставил два фунта на клячу по имени Светлое Обещание и проиграл. Вот что бывает, когда веришь в лошадь. Если в следующий раз что-нибудь узнаете…
– Когда в следующий раз сделаю ставку, обязательно сообщу. Но это все равно будут скачки.
– Лишь бы не кляча… – сказал Стэнли, вновь исчезая под машиной, а Роберт зашел в маленький, жаркий, ярко освещенный офис и поднял трубку.
Ответила Марион, и голос ее прозвучал тепло и радостно:
– Вы даже не представляете, какое облегчение принесла нам ваша записка. Мы с мамой всю неделю щипали паклю. Кстати, этим еще занимаются?
– Кажется, нет. Теперь вроде дают более конструктивные задания.
– Вроде трудотерапии.
– Вроде того.
– Сомневаюсь, что мне пошло бы на пользу принудительное шитье.
– Для вас, наверное, подобрали бы что-то более приятное. В наше время не принято заставлять заключенных делать то, чего они не хотят.
– Впервые слышу в вашем тоне горечь.
– А она есть?
– Чистой воды горькая настойка.
Что ж, раз зашла речь о питье, возможно, она пригласит его на бокал хереса перед ужином.
– Между прочим, у вас очаровательный племянник.
– Племянник?
– Юноша, который доставил записку.
– Он мне не племянник, – холодно сказал Роберт. Почему, когда тебя называют чьим-то дядей, сразу стареешь? – Это мой двоюродный брат. Но я рад, что он вам понравился. – Нет, пора брать быка за рога. – Я бы хотел встретиться с вами, чтобы обсудить, как исправить положение. Обезопасить вас… – Он замолчал, ожидая ответа.
– Да, конечно. Может, нам заглянуть к вам в контору как-нибудь утром, когда отправимся за покупками? Как думаете, что нам теперь делать?
– Возможно, следовало бы провести частное расследование. Однако не стоит обсуждать это по телефону.
– Да, разумеется. Ну что, тогда мы заедем к вам утром в пятницу? В этот день мы обычно ездим за покупками. Или у вас в пятницу дела?
– Нет, меня это вполне устраивает, – сказал Роберт, проглотив разочарование. – Около полудня?
– Да, прекрасно. Послезавтра в двенадцать у вас в конторе. До свидания, и еще раз спасибо за поддержку и помощь.
Она решительно и спокойно положила трубку, без всякой милой болтовни, которую Роберт привык ожидать от женщин.
– Вывести ее для вас? – спросил Билл Броу, когда Роберт вернулся в тускло освещенный дневным светом гараж.
– Что? Ах, машину. Нет, благодарю, сегодня она мне не нужна.
Вечером Роберт, как обычно, пошел прогуляться по Хай-стрит, изо всех сил стараясь не чувствовать себя отверженным. Он с самого начала не желал ехать во «Франчайз» и не скрывал этого; разумеется, Марион предпочла бы избежать подобного. То, что он взял на себя защиту их интересов, – всего лишь работа, а такое следует обсуждать по-деловому, на рабочем месте. Им нет смысла дальше вовлекать его в свою жизнь.
Что ж, думал Роберт, усаживаясь на свой любимый стул у камина в гостиной и открывая вечернюю газету (напечатанную утром в Лондоне), когда в пятницу они придут в офис, можно будет как-то перевести деловые отношения в более личные. Стереть в памяти первый неудачный отказ, так сказать.