— Получается, на шелковичных червей нам рассчитывать не приходится, — поняла Александра.
— Увы, моя принцесса. После волнений все, связанное с шелком, охраняется еще тщательнее. Мои братья помогут тем, что возьмут на себя все издержки, связанные с нашим переходом через Такла-Макан. А это…
Объяснять было не надо. Уже за одно это монахи-несторианцы заслуживали огромной благодарности.
В пол-уха слушая несторианца, Александра лишний раз убеждалась, какой он превосходный лазутчик. Уж сколько ей приходилось иметь с ними дело, но такого толкового она еще не встречала. Византия знала толк в хороших лазутчиках и щедро им платила.
Саму Александру обилие жрецов и священников в городе не сказать, чтобы радовало. Да, некоторые из них обладают неподдельной святостью, как тот аббат, спасший ей жизнь. Но память хранила и темный образ «отца Андроника», истинного дьявола во плоти. А кто знает: здесь, вблизи от пустыни, среди песков могут таиться исчадия и пострашнее. Повадки служанок, их по-недоброму вкрадчивые, скрытые движения лишний раз напоминали, что название Такла-Макан означает «Для вошедшего выхода нет». Эта земля, должно быть, само запустение. Случайные попутчики сбиваются в группы, чтобы как-то защититься — не от одиночества, но от перешептывания и зловещего хихиканья демонов пустыни. Временами «кара буран» — «черная буря», насылаемая демонами, слизывает целые караваны. Торговые пути там сплошь мечены человеческими и звериными костями. Отбеленные и высушенные пустыней, они лежат вперемешку с остатками товаров: никто не осмеливается прикоснуться к ним.
Иногда путешественники из тех, кто посмелее, натыкаются на остатки стропил или рухнувших стен — развалин наполовину погребенного города. Но стоит им начать раскопки в поисках сокровищ, как песок тут же принимается осыпаться в отверстие столь стремительно, что едва остается времени унести ноги, чтобы не провалиться и не оказаться погребенными заживо.
В глубь пустыни не осмеливается идти никто, хотя и существовали легенды, что где-то в середине ее находится скрытый источник.
"Шамбала?" — подумала Александра. Хотя, конечно же, нет. Шамбала, по преданиям, лежит между снежных вершин, а не среди исполинских змеевидных барханов.
— Поблагодарите от меня своих друзей, — попросила она священника. Отец Базиль почтительно умолк. Он мельком глянул на ее мужскую одежду и тактично отвел глаза.
— Как мне еще вести разговор с азиатскими торговцами насчет нашего похода? — воскликнула Александра. — Пусть увидят, что имеют дело с принцессой, а не с женщиной, которую можно купить лестью или обмануть.
— Я слышал еще вот что, моя принцесса. Говорят, что недавно из Самарканда сюда якобы прибыл циньский принц императорской династии, и сейчас думает отправляться в путь через пустыню.
— Что же его занесло в такую даль от дома? — спросила Александра и рассмеялась, уловив смысл собственных слов.
— Принц, очевидно, тоже поэт. Значительная часть земель, которые мы пересекаем, когда-то принадлежала империи Цинь, но теперь находится в руках мусульман и завоевателей из Страны Снегов. Он хочет посмотреть, чего лишилась его империя. А она, помимо прочего, лишилась и конных заводов на западе. Так что если мы ему покажем наших скакунов…
— И как мы, по-вашему, сможем это сделать?
Круглое лицо перса расплылось в широкой улыбке.
— Насколько мне известно, покоя нет ни на одном из переходов Шелкового пути, от Византии до самого Шэньяна. На протяжении целого столетия Империю Цинь постоянно лихорадят смуты и междоусобные войны. Однако жизнь продолжается. Кашгар, пусть и во враждебном окружении, но все-таки полон всадников. Скоро у них здесь должна начаться игра в конное поло. Циньский принц, по слухам, обожает это зрелище. Если мы приведем своих лошадей, он непременно обратит на них внимание.
Александра снова рассмеялась. Священник священником, но отец Базиль был к тому же еще и персом. А назовите перса, который не встрепенется и не заерзает от волнения при одном лишь упоминании о конном поло! Они завезли эту игру в Византию, проникли с ней всюду, где только есть люди — неважно, знать или простолюдины — располагающие на то лошадьми и готовые рисковать (а без риска какая игра?). Женщина, играющая в конное поло, в Византии явление достаточно редкое. Но Александра слышала, что и в империи Цинь дело обстоит примерно так же. С болью вспомнилось: дома этой игре ее научил Брайениус.
— Что ж, тогда и я приму участие? — спросила она. Если спрятать волосы под шапкой, можно будет сойти за юношу. Тем более, что за время перехода она похудела настолько, что ее действительно можно не отличить от мальчика. Подумав об этом, Александра положила в рот еще один леденчик.
Отец Базиль покачал головой.
— Эта игра, моя госпожа, из тех, что любят кочевые племена на берегах Окса. Она напоминает скорее сражение, чем забаву. Не редкость и человеческие жертвы. И вместо мяча у них используется туша убитого козла.
Александра брезгливо поморщилась, тут же, однако, решив, что впредь подобных гримас быть не должно.
Надо заставить себя относиться к игре как к развлечению храбрых мужчин, а не как к варварскому игрищу. Или, если угодно, как к одному из способов составить разговор с купцами, от которых в конечном итоге будет зависеть, удачно или нет сложится их поход через пустыню.
— Когда начинается эта игра? — спросила она.
— Сегодня, ближе к вечеру.
— Нам надо быть там.
Когда конюхи, получив оплату, собрались уже обратно в горы, Александра и отец Базиль решили дать оставшимся людям отдых. Харальдр, двое уцелевших его соплеменников-варягов, несколько греков и пара горцев, ни с того ни с сего примкнувших к отряду, получили возможность погулять по базару, побродить по городским улицам. После строгих, упорядоченных торговых рядов Византии восточные базары Александру попросту ошеломляли. Алеппо был великолепен, Самарканд просто чудо. Но Самарканд — это, по крайней мере, Персия.
В Кашгаре Александра впервые наблюдала такое диковинное, пестрое скопление племен и языков, от хинди до синь-ну. Ламы из Страны Снегов, персидские купцы, даже люди из империи Цинь — страны, куда им предстояло еще добраться. Очевидно, она и ее офицеры были единственными в этом городе уроженцами Запада, и их более светлая кожа и округлые глаза — судя то тому, как здесь перешептывались меж собой и тыкали в их сторону пальцами — воспринимались как нечто невиданное. Варяги… Да, попытайся светловолосый великан Харальдр успокоить ребенка, разревевшегося при его виде от испуга, он мог бы вполне нарваться на скандал.
Александра держала ладонь на рукояти подаренного аббатом меча и была втайне рада, что нацепила его. Каждый встречный теперь видел в ней лишь щеголеватого безусого юнца, может быть, излишне хрупкого сложения.
Торговые ряды ломились от изобилия. На одной лишь рыночной площади места было достаточно, чтобы разместить целый полк торговцев. Тончайшие ткани с блестками соседствовали с чеканными подносами и кувшинами; чудесное свечение исходило от лазуритов, солнце играло на нефритовых и рубиновых украшениях. Смертоносные острия клинков отстреливали слепящие блики. И надо всем этим, не утихая ни на миг, реял густой гул голосов. Люди торговались, ссорились, божились, улюлюкали, сплетничали, просто чесали языки, чтобы как-то скоротать время.
От этого неуемного гомона веяло чем-то родным. Видно, азиаты такие же любители поболтать, что и греки. Отец Базиль беспрестанно сновал, выведывая новости (дело очень полезное, хотя священнослужителю как-то не очень к лицу), и то и дело подносил их Александре. Вон тот человек в шубе из козьего меха — тот, с которого не спускает бдительных глаз стража — он из кафиров, прибывших на север за покупками (а возможно, что и красть коней). Более того, он прибыл как сопровождающий именитого купца и его сводного брата — по слухам, короля кафиров. Глядя на этого немытого, жуликоватого оборванца, Александра неприязненно подумала, насколько все-таки бессовестны хвастливые заявления этого народца, что они, дескать, прямые потомки Александра Македонского. Тьфу, хуже лжи!
— Я услышал, моя принцесса, — послышался вблизи шепот отца Базиля, — что сегодняшняя игра — затея короля кафиров. Это будто бы его прощальный подарок своему народу, который он собирается покинуть, поскольку отправляется на Край Света.
Очень умно, подумала Александра. Эти кафиры каждый свой шаг делают с оглядкой на мифы об Александре Великом, так что, похоже, и этот их «король», по знатности вряд ли превосходящий саму Александру, не составляет исключения. Александр Великий был одержим идеей двигаться все время на восток; этот, видимо, тщится проделать то же самое… Что ж, очень хорошо. Прекрасная возможность вовремя сменить компанию варваров на более цивилизованную и куда более выгодную компанию купцов.
За кафиром возле почти уже собранного в дорогу каравана стояли священники из свиты циньского принца, все в одеяниях холодного голубого цвета. Возле стены сидел бритоголовый старик в желтом халате. Глаза, за множество лет утомившиеся смотреть на солнечный свет, плотно зажмурены, рука вертит молитвенное колесо. Губы беззвучно движутся: «Ом мане падме хум».
Александра по наитию остановилась напротив.
— Ты что-нибудь знаешь о Шамбале? — спросила она.
Старик, глубоко вобрав ее открывшимися глазами, кивнул. Его губы, все в трещинах, разъехались в улыбке.
— Шамбала! — прежде чем возвратиться к молитве, выкликнул он бесцветным голосом. Колесо не замедлило свой бег ни на йоту. Александра поняла, что старик глух, и мысли его, витающие в пустоте, обращены внутрь.
Слово он угадал потому, как Александра складывала губы.
Она прибавила шаг. Городские стены вскоре остались позади. Вдали, на горизонте, к небу всползали горы, и высь была цвета персидского опала. Сухой была земля: песок и шершавая желтоватая зернь («гоби», как назвал ее отец Базиль). Щурясь под слепящим солнцем, Александра пыталась высмотреть, где там может начинаться пустыня. Но если углядеть ее было нельзя, то уж запах определенно угадывался. Не такой, какой бывает от верблюда, лошади или человека — ощущение чего-то дикого проникало в душу и разрасталось там по мере того, как близился срок отправляться вглубь Такла-Макана.