Едущая на Восток леди заметила ее:
— Абигейл! Иди танцевать!
Низенький мужчина схватил ее за руки и втащил в круг. Абигейл училась танцевать у Кейт, это одно из требований ее профессии, но тут танец был совсем другой — свободный, более сложный…
Музыка, музыка… Куда ты ведешь меня, музыка?
При свете полной луны полынь похожа на камни. Мальчик из столовой шел рядом с Абигейл.
— Уже поздно, — сказала она ему. — Тебе пора спать.
— Вы же уезжаете утром… — тембр его голоса удивителен. Кажется, он моложе, чем она думала. Он совсем еще ребенок.
— Я не могу уснуть, — сказала Абигейл. — Между музыкой и луной невозможно уснуть.
— А еще койоты… — добавил он, слегка дрожа. Абигейл хотелось обнять его, но она не делала этого. — Вы слышите койотов?
Абигейл кивнула.
— Твоя мать знает, что ты здесь, на улице?..
— Это вовсе не мать…
— Ну, твоя тетя или твоя кузина, или кто она там тебе?..
— Никто. Я сирота. Я приехал из Филли три недели назад на поезде сирот.
Абигейл читала о поездах сирот, эта идея принадлежала какому-то филантропу — привезти бездомных детей из восточных штатов на Запад с тем, чтобы их здесь растили в семьях. Христианское милосердие — так называют такие деяния. Рабский труд, так называют те же деяния некоторые критики.
Не имеет значения, как этот мальчик оказался здесь. Единственно важно то, что он рядом с ней в лунном свете, а она нуждается в нем. Абигейл умела принимать подарки судьбы, ее кровь бунтовала. Ее руки и мысли уже были хищными…
Мальчик взобрался на изгородь. Отрывая щепки от бревен, он подбрасывал их в воздух. Щепки поблескивали в лунном свете — как звезды, как некие невообразимые формы жизни…
Абигейл подошла к мальчику и взглянула в его расширившиеся глаза.
— Поцелуй меня, — шепнула она, не уверенная в том, что ее слова будут услышаны. Но, должно быть, они прозвучали достаточно внятно. Мальчик, чуть не падая с изгороди, наклонился и прижал свои губы к ее губам…
Мужчина с красным шейным платком медленно ехал на холеной гнедой лошади, останавливаясь перед каждым домом. В руках он держал длинную палку. У каждой входной двери он наклонялся и колотил палкой, пока не выходила хозяйка дома. Тогда он слегка касался своей шляпы рукой, державшей палку, и вежливо интересовался:
— Доброе утро, мэм, Вы замужем?
Кэролайн Уитмен сказала, что замужем, хотя это было не так. Матильда Поуп вылила на него таз воды и завопила, что если он сию же минуту не уберется отсюда, то ее муж всадит ему пулю, куда надо. Тэсс Лейтон объявила о своей помолвке с Беном Стернсом, о чем Абигейл услышала впервые, хотя из всех девушек в округе, которые не работали у Кейт, Тэсс была единственной, кого она могла назвать подругой.
Всякий раз незнакомец приподнимал свою шляпу, каблуком подталкивал лошадь и проезжал несколько шагов до следующей двери, позвякивая мексиканскими шпорами. Абигейл была уверена, что он проедет мимо «Алой Туфельки». Остановись, мысленно заклинала она. Спроси меня.
Когда раздался стук в дверь, она кинулась со всех ног вниз по лестнице открывать, хотя ей нечего было беспокоиться, что кто-то другой опередит ее, так как было утро и Кейт и другие девушки еще спали.
— Доброе утро, мэм. Вы замужем?
— Нет, сэр, — ответила она твердо. — Не замужем.
Он широко улыбнулся и слез с лошади. Она потянула дверь на себя, но не закрыла ее полностью. Со всех концов улицы на нее были устремлены глаза женщин; она представила себе изящные пальчики, поднесенные к губам, сплетню, рождающуюся, как масло в маслобойке.
— Позвольте мне представиться, мэм. — Незнакомец опять дотронулся до шляпы, на этот раз приветствуя ее. — Меня зовут Эндрю Меррит, брачный агент, и я приехал, чтобы предложить вам новую жизнь на великом Американском Западе.
Той ночью луна в Канзасе была в третьей четверти, она горбилась, словно лопатка зверя. Абигейл шла, думая, разумеется, о Натаниэле. Натаниэль мертв. Натаниэль мертв. Мерцающие улицы были полны боли. Она сама превратилась в сплошную боль. Деревья наклонились, став чем-то иным, не похожим на деревья. Присутствие Натаниэля ощущалось повсюду, и это было настолько выше ее понимания, что боль, ярость, ужас нарастали в ней — она уже не была собой. Через месяц она отправится на Запад, чья-то заказанная по почте невеста…
Мельком она увидела свое собственное сгорбленное отражение в сточной канаве. Сквозь слезы она услышала шипение, почувствовала ровное глубокое рычание, рождающееся в ее горле. Мелькали тени. Слов не было. Было быстрое движение, запах крови. Она подкралась, бросилась, убила.
Наутро вкус крови все еще оставался на ее зубах, и из-под своих ногтей она вычистила клочки кожи того человека, который убил Натаниэля.
Когда день воцаряется над прерией, кажется, что ночи здесь никогда не бывает. Абигейл казалось, что она всегда была лишь заказанной по почте невестой на пути в Техас, где мужчинам нужны женщины для облагораживающего воздействия.
Где-то на полпути она заметила нечто вдали. Она рукой прикрылась от солнца и привстала рядом с кучером.
— Что это там?
— Стадо коров.
— Коров? — с недоверием повторила она.
— Разве там, откуда вы едете, не было коров, мисс?
— Но их пасут.
То ли путь дилижанса проходил через стадо, то ли само стадо приблизилось, Абигейл вдруг увидела вблизи грязных, косматых животных — огромные рога, проплешины на спинах, толстые вспученные бока. Некоторые из них какое-то время пытались не отставать от дилижанса, но, конечно, угнаться за лошадьми не смогли и быстро отстали.
Потом Абигейл заметила раздутые туши вдоль дороги.
— Как они умирают?
— Как все другие, — кучер оказался человеком немногословным. Все же он добавил, — Как вы и я.
— Вон еще одна.
— Ага.
— Но что их убивает?
— Мухи.
— Мухи-убийцы? Мне это трудно представить.
Она на самом деле не могла этого представить, при одной мысли о смерти холодок заползал в ее грудь. Однако она жаждала подробностей.
— Как могут мухи убивать коров?
Кучер пожал плечами:
— Они выбирают самых слабых.
— Как? — настаивала Абигейл.
— Они выбирают самое слабое или больное животное и преследуют, пока оно не упадет.
Абигейл вздрогнула.
Несколько миль они ехали молча, не произнося ни слова. Куда бы ни взглянула Абигейл, всюду видела она формы жизни, никогда раньше ею не виденные: растения, выглядевшие, как скелеты, птиц с невероятным размахом крыльев, — пугающий дикий ландшафт.
Лошади с разбегу влетели в узкий и мелкий ручей, с трудом замедлили свой бег, дилижанс едва не опрокинулся. Хотя Абигейл и держалась за поручень обеими руками, она не удержалась и соскользнула с сиденья. Копыта лошадей и колеса дилижанса почти не подняли брызг — воды в ручье почти не было. Лошади с грохотом выволокли дилижанс на противоположный берег ручья, и Абигейл снова уселась на свое место…
Вдоль ручья росли деревья, целая зеленая рощица, поразительная и чудесная. Кучер указал направо:
— Кладбище…
Действительно. Холмики, три невысоких холмика, грязная, скудная трава прерий и три непомерно больших иссушенных креста.
— Семья, — сообщил кучер. — Мать и трое детей. Так далеко забрались.
— Откуда ты знаешь?
— Я был знаком с ними.
Дела несколько поправились после смерти Натаниэля, будто пальба подняла интерес к «Алой Туфельке». Мужчины спрашивали в основном Абигейл; она выполняла все, чего они хотели, но утром ли, вечером, или среди ночи, когда бы ни заканчивалось время, клиенты Абигейл вдруг чувствовали странный холодок у своего горла… А потом Абигейл отправилась на Запад.
— Сухое ущелье!
Ничто не украшало эту станцию; низкое бурого цвета здание и одинокий тополь. Измученных лошадей заменили свежими, и трое мужчин в темных костюмах — миссионеры, как представились они Абигейл — уселись на сиденье, учтиво оставив для нее место.
Новый кучер не позволил ей сесть рядом с ним.
— Это не место для леди. Могут появиться индейцы. Или преступники. Тут никогда ничего не знаешь заранее.
Последний отрезок долгого древнего пути Абигейл провела внутри дилижанса, пытаясь уснуть, пытаясь думать о будущем муже, который предположительно ждет ее в Техасе. Она прислушивалась и к миссионерам, серьезно обсуждающим проблему людских душ. Она была уверена, что у нее нет души. Она считала, что и у Натаниэля не было души. Она не говорила об этом с миссионерами, хотя один из них, тот, что посимпатичней, очень хотел побеседовать с ней о ее собственной бессмертной душе.
Они должны были достигнуть Гринвуда назавтра. Мистер Меррит, брачный агент, встретит ее. Он писал, что несколько других невест примерно в то же самое время приедут из Индианы, Огайо, Миссури. Холостяки Гринвуда и окрестных мест, не желающие больше оставаться холостяками, уже будут там, готовые выбирать невест. Мистер Меррит всячески старался уверить Абигейл в том, что он забронировал все комнаты в единственном отеле Гринвуда и что его преподобие мистер Райт, его старый друг, давно наготове.
На последней остановке по пути в Гринвуд в распоряжении Абигейл оказалась вся спальня, но она не разделась и даже не прилегла. Все еще полная луна, сияющая в окне, не дала ей уснуть, но она не уснула бы и в полной темноте. Когда во всем доме затих шум, она накинула на плечи шаль и вышла в прохладную ночь прерии.
Натаниэль мертв, и она не знает, кто она такая. Даже на этой огромной земле со всеми ее возможностями она не одно и не другое, и не третье, и ее никогда не будет снова. Натаниэль мертв, это единственное, в чем она уверена.
Порывы ветра сбивали ее с пути. Во рту ощущался медный привкус. Увиденное на Западе казалось ей многогранным и многослойным. Это и бесчисленные звезды, каждая из которых больше, чем она, это и луна, переполненная жгучей печалью. Натаниэль мертв. Что-то жужжит рядом, окружает ее.