Айзек Азимов
Поход на врага
— Скажите мне, Джордж, вы никогда не думали о том, чтобы найти работу? — спросил я.
Мы только что поужинали и шли под мягкими лучами вечернего солнца вдоль края парка. Вопрос я задал просто так — я и сам знал, что он никогда об этом не думал.
Но Джордж вздрогнул, и тень невыразимого ужаса пронеслась по его лицу, словно он внезапно оказался над ямой с извивающимися змеями.
— Такие вопросы, — глухо сказал он, — не задают человеку, который мирно переваривает один из своих не столь уж восхитительных ужинов.
— Почему бы и нет? — Меня в достаточной степени обидело его описание обильного угощения за мой счет, чтобы продолжить тему. — Бесчисленные миллионы людей зарабатывают себе на жизнь.
— Да, — сказал Джордж, — Именно так. Так они и делают. Но я считаю, что у меня есть право не принадлежать к их числу, — Он вздохнул столь глубоко, что, казалось, вздох исходил из самых недр его души. — Я никогда вам не рассказывал историю про Скверенслоу Писстрипа Каллодена?
— Нет, Джордж, не рассказывали, и я вам за это крайне благодарен. Спасибо.
Джордж уселся на парковую скамейку, которую только что освободил некий нью-йоркский джентльмен, явно исповедовавший философию хиппи.
— Сейчас я расскажу вам историю про Скверенслоу Писстрипа Каллодена.
Я сделал отчаянную попытку увернуться.
— Каллоден, — сказал я, — интересное имя. Во время битвы при Каллодене в тысяча семьсот сорок пятом году…
Скверенслоу Писстрип Каллоден, начал свой рассказ Джордж, был моим сокурсником по университету. Он ничем особенным не выделялся, и ни от одного из его имен не получалось легко образовать сокращенный вариант. Не могли же мы называть его Сквером, Писсом, или Трипом, или Калом, или Лоденом, и в конце концов…
Ну да, конечно, ты верно упомянул, вполне можно было называть его Слоу, но нам как-то не пришло это в голову. Впрочем, и хорошо, поскольку у меня нашлось решение получше. Я звал его Сквернословом, что сразу же приняли все остальные, в качестве вполне разумного варианта его первого имени.
Похоже, это вызвало у него определенный прилив благодарности. По крайней мере, в свой адрес я от него слышал немало скверных слов.
В итоге возникла известная тебе дружба, и все годы в университете мы оставались близки. А после выпуска мы поклялись, что останемся друзьями при любых обстоятельствах и всенепременно встретимся на годовщине нашего выпуска, он и я, и выпьем за нашу старую дружбу.
Что значит — встречались ли? Всенепременно. Я всенепременно пропускал каждую встречу. И я полагаю, он тоже. Ах, студенческие деньки!
Так что можешь представить мое удивление, когда однажды, лет пятнадцать спустя после выпуска, я встретился со стариком Сквернословом в баре, куда я в те дни обычно захаживал. Встреча оказалась для меня весьма благотворной, ибо я был занят решением замысловатой финансовой проблемы, заключавшейся в том, что мне отказывались продлить кредит еще на одну выпивку, когда на плечо мне легла чья-то рука и чей-то голос произнес мне в ухо: «За мой счет, старик».
И это был Сквернослов.
Ничто не могло порадовать меня больше, нежели его милостивое предложение, и мы сразу же погрузились в воспоминания — несчастье и кошмар всех встреч бывших сокурсников. Он перечислял имена и события, которые я предпочитал не вспоминать, и я заботливо делал то же самое для него. И все это время я пристально за ним наблюдал.
Сквернослов не подавал в университете особых надежд и вряд ли мог рассчитывать на успех, если только не встретил бы женщину достаточно неопределенного возраста и внешности и с достаточно определенным состоянием. Однако несколько небрежно заданных вопросов убедили меня в том, что в этих достойных похвалы поисках он оказался столь же неудачлив, как и я.
И все же по его виду чувствовалось, что он человек преуспевающий. То, что он заплатил за несколько порций выпивки, ничего не означало — у каждого может найтись в кармане немного денег. В нем скорее ощущалась некая уверенность в себе, основанная не только на наличии денег в данный момент. Он словно излучал нечто вроде ауры, присущей тому, кто имеет дополнительный источник средств, к которому может обратиться, когда пожелает.
В это трудно было поверить, но я чувствовал, что я прав.
— Сквернослов, — спросил я с благоговейным ужасом в голосе, — неужели у тебя есть работа?
Он слегка покраснел, но Сквернослов был из тех, кто не станет лгать без серьезной на то причины или, во всяком случае, без честной причины.
— Да, Джордж, — ответил он. — У меня есть работа.
Он покраснел еще больше.
— Собственно, Джордж, я вице-президент.
Я недоверчиво уставился на него.
— Вице-президент чего?
— Я вице-президент по вопросам корпоративного энтузиазма в «X & М».
— А что такое «X & М»?
Сквернослов объяснил, и я все так же не мог ему поверить.
— Ты хочешь сказать, что «X & М» означает «Хлам и Мусор»?
— Вовсе нет, — раздраженно ответил Сквернослов, — Ты совершенно не чувствуешь произношение, Джордж. Неспроста тебя называли Жестяное Ухо. Фирма была основана Моррисом Ю. Хламмом и Чарльзом Ф. Муссором. Хламм родом из старинного английского рода, и его фамилия происходит от древнего тевтонского слова, относящегося к области ораторского искусства. Муссор по происхождению голландец, и его фамилия на одном из региональных диалектов означает разновидность удобрений. Однако по некоторым причинам фирма считает, что «Хламм и Муссор» может быть неверно понято, и обычно используется название «X & М».
— Весьма разумно, — сказал я. — И каким же бизнесом занимается «X & М»?
— Вот тут, Джордж, — сказал Сквернослов, — ничем не могу тебе помочь. Я просто не знаю. Это не мой отдел. Меня интересует только корпоративный энтузиазм. — Он заказал еще по порции выпивки каждому из нас, что было весьма мило с его стороны, и продолжал: — Позволь мне объяснить тебе, Джордж, что такое «корпоративный энтузиазм», поскольку, пребывая в счастливом статусе безработного, вряд ли ты осознаешь всю сложность современного бизнеса.
— И в самом деле не осознаю, — сказал я, подавляя легкую дрожь.
— Худшая проблема, с которой в наши дни сталкиваются корпорации, — это нелояльность работников. Может показаться, что средний работник должен стремиться к тому, чтобы фирма, на которую он трудится, преуспевала, — но это не так. Средний работник, — тут Сквернослов начал загибать пальцы, — требует регулярного повышения зарплаты, безопасности труда, медицинской страховки, длинного оплачиваемого отпуска и прочего, что может угрожать заслуженно заработанным прибылям Хламма и Муссора.
Когда же вышеупомянутым работникам объясняют, что все эти требования серьезно урежут большое годовое жалованье, выплачиваемое Хламму, Муссору и нескольким их родственникам, что частные поля для гольфа и яхты слишком дорого содержать и их невозможно поддерживать в надлежащем состоянии, если впустую тратить деньги на работников, возникает неприятная атмосфера недовольства, и это глубоко печалит Хламма и Муссора.
Поэтому они решили воспитывать в «X & М» дух гордости, восхитительное чувство того, что ты работаешь на великую корпорацию и можешь отбросить низменные мысли о жалованье. В конце концов, помнишь нашу футбольную команду в университете?
— Очень даже хорошо помню, — ответил я.
— И наверняка ты помнишь, как мы ею гордились. Никому не приходилось нам за это платить. Мы могли бы презирать деньги — если бы это не было уже чересчур. Помнишь тот раз, когда команда действительно выиграла матч?
— Ода.
— Именно такой дух и требуется в «X & М». Кто-то в фирме случайно узнал, что я пишу вдохновляющие песни для церковных служб и барбекю на открытом воздухе, и они обратились ко мне, чтобы я создал необходимый корпоративный энтузиазм.
— И ты написал для фирмы несколько песен.
— Да, кое-что. Пока что моя лучшая — вот этот вдохновенный марш:
Вперед, «X & М», в поход на врага!
Вперед, «X & М», под знаменем лилии!
Стыд и позор размышлять о деньгах,
Все свои «X & М» отдавая усилия!
— Гм, — сказал я. — Весьма впечатляет. Но почему под знаменем лилии? У вас на знамени лилия?
— Слова не имеют значения, — ответил Сквернослов. — Важен дух. Кроме того, у нас будет лилия на знамени. В данный момент я разрабатываю флаг корпорации, на котором будет изображена лилия. Как я понимаю, французы больше не используют подобный дизайн, и было бы глупо, чтобы он пропадал впустую.
— Но что насчет того, что стыдно думать о деньгах, отдавая все силы «X & М»? Разве это честно?
— Совершенно честно. Хламм и Муссор нуждаются в деньгах куда в большей степени, чем ничего не значащий народ, который на них работает. Ты никогда не видел их особняки. Одно их отопление стоит целое состояние.
— Да, но разве работники считают это честным?
Сквернослов с досадой посмотрел на меня.
— Тут ты попал в больное место, Джордж. Работники не считают это честным. Я проводил семинары на эту тему, включая слайды с изображением домовладений Хламма и Муссора и домашние видеозаписи, запечатлевшие их очаровательных детей, но мне никак не удается хоть в какой-то мере пробудить корпоративный энтузиазм. Собственно говоря, как Хламм, так и Мус-сор уже сказали мне, что, если я не представлю им результат в течение двух недель, меня уволят.
Как ты прекрасно понимаешь, старик, это меня обеспокоило. Сквернослов был не только моим старым университетским приятелем, но он только что купил мне несколько порций выпивки и даже словом не обмолвился насчет возмещения расходов. И мне показалось логичным попытаться отплатить ему добром при помощи Азазела.
Азазел, как обычно, яростно протестовал, стоило мне вытащить его из пространственного туннеля, или что там связывает его мир с нашим.