Одна из немногих женщин, улыбаясь, махнула ему рукой:
– Привет, Конут. Присаживайся к нам. У Дженет есть идея, как помочь твоему горю.
Изобразив улыбку, Конут повернулся к женщинам спиной. Женские спальни в другом крыле и двенадцатью этажами ниже, но их обитательницы уже в курсе событий! Конут остановился у столика, за которым Мастер Карл в одиночестве прихлебывал чай, просматривая ворох фотоснимков.
– Мне очень жаль, что так случилось. Не знаю, как это вышло, Карл.
Глава факультета рассеянно поднял голову. Когда Карл погружался в свои вычисления, его глаза не сияли уже теми холодными сапфирами, которые пронзали Эгерта насквозь, а скорее напоминали ласковые голубые глаза Сайта-Клауса, что больше соответствовало характеру их обладателя.
– Что? А, ты о своей зарядке на подоконнике… Присядь, мой мальчик.
Карл разгреб фотографии, чтобы одна из обслуживающих столовую студенток могла поставить прибор для Конута. Протягивая ему какой-то снимок, Карл примирительно заговорил:
– Скажи, это не напоминает тебе изображение звезды?
– Нет.
Конут не особенно интересовался увлечениями главы отделения. Изображение напоминало яркую вспышку света и ничего больше.
Карл вздохнул и забрал снимок.
– Ладно. Ну, что на тебя нашло с утра пораньше? Конут взял у официантки чашку кофе, а от других блюд отказался.
– Я сам хотел бы знать, – произнес он серьезно.
Карл ждал.
– Я хочу сказать, все не так просто.
Карл не прерывал его.
Конут одним глотком выпил кофе и отставил чашку. Карл, возможно, был единственным человеком на факультете, которого не интересовали утренние сплетни. Трудно было решиться просто взять и выложить ему все как есть. Он, как и Конут, дитя Университета. Оба они родились здесь, в Медицинском Центре, учились в университетских Школах. Карла не привлекала суетливая жизнь, бурлящая за этими стенами, в Городах. Его вообще мало интересовали человеческие проблемы. Одному Богу известно, как этот бесстрастный, сухой человек с головой, забитой Виноградовым и де Бесси, прореагирует на сообщение о такой далекой от математики вещи, как самоубийство.
– Я пытался покончить с собой уже девять раз, – наконец выдавил Конут. – Не спрашивай меня почему. Сам не знаю. То, что ты видел сегодня утром, – девятая попытка.
Выражение лица Карла полностью соответствовало ожиданиям Конута.
– Не смотри на меня так недоверчиво, – вспылил он, – я действительно больше ничего не знаю. И меня это раздражает не меньше, чем тебя!
Карл в растерянности ухватился за свои снимки, как будто они могли что-то подсказать.
– Хорошо, – он потер лоб. – Я понимаю, в каком положении ты оказался. Тебе не приходило в голову обратиться за помощью?
– Помощь? Боже, да я окружил себя помощниками везде, где только можно. Хуже всего с утра, ты видел. Это самое опасное время – перед пробуждением, когда я еще не настороже. Я учел это и разработал целую систему сигналов, чтобы сразу прийти в себя. Завел пять будильников, договорился с конторой управляющего об автоматическом включении света в комнате, поручил ночному дежурному звонить мне по телефону – все для того, чтобы проснуться сразу. Три дня это действовало и, поверь мне, напоминало ушат холодной воды. На всякий случай я попросил еще Эгерта приходить рано утром и следить за моим пробуждением – вдруг что-то не сработает.
– Но сегодня Эгерт опоздал?
– Немного задержался, – поправил Конут. – Еще минута, и он бы действительно опоздал. И я вместе с ним.
– Это не та помощь, которую я имел в виду, – сказал Карл.
– Ты говоришь о Медицинском Центре?
Конут достал сигарету. Официантка поспешно поднесла зажигалку. Он узнал девушку. Это была одна из его студенток, Лусилла. Очень хорошенькая и совсем юная. Провожая ее глазами, Конут рассеянно произнес:
– Я был там, Карл. Они очень настаивали на проведении психоанализа.
На лице Мастера Карла появилось выражение крайней заинтересованности. Конут отметил про себя, что не видел главу факультета настолько увлеченным с тех пор, как они вместе обсуждали подготовленную Конутом статью – анализ расхождений в основном законе статистического распределения Вольграна.
Карл задумчиво проговорил:
– Я скажу, что меня удивляет. Ты не производишь впечатление человека обеспокоенного.
– На самом деле это не так, – возразил Конут.
– Значит, тебе удается скрыть беспокойство. Может, в глубине души тебя что-то тревожит?
– Тревожит настолько, чтобы покончить с собой? Ну, нет. Однако я полагаю, какая-то причина должна существовать, не так ли?
Карл смотрел в сторону. Его глаза обрели прежнюю яркость; он подключил свой мозг к решению проблемы: взвешивал возможные причины, оценивал их вероятность, пытался выработать подходящую теорию.
– Только по утрам?
– Нет, Карл. Я гораздо более изобретателен, могу попытаться убить себя в любое время суток. Но чаще всего это происходит в полусне – когда я засыпаю или пробуждаюсь, как-то раз даже среди ночи. Тогда я пришел в себя на пожарной лестнице. Бог знает, как меня туда занесло. Возможно, что-то потревожило мой сон, не знаю. После этого я попросил Эгерта быть со мной вечером, пока я не засну, и утром. Как нянька для малыша.
– Думаю, ты мог бы рассказать мне значительно больше, – раздраженно заметил Карл.
– Хорошо. Пожалуй, мне есть что добавить. Мне снятся странные сны.
– Сны?
– Да, Карл, я бы назвал это так. Воспоминания не слишком четкие, но похоже, я подчиняюсь чьему-то приказу, мной руководит кто-то, чье мнение для меня очень важно. Возможно, отец. Я совсем не помню своего отца, но мне казалось, что это он.
Лицо Карла помрачнело. Он утратил интерес к разговору.
– В чем дело? – удивленно спросил Конут.
Карл откинулся на стуле, тряхнув головой.
– Нет, Конут, ты не должен думать, что выполняешь чью-то волю. Этого просто не может быть. Я очень тщательно проверял, поверь мне. Сны рождаются в мозгу самого спящего.
– Но я только сказал…
Карл прервал его жестом и менторским тоном, как человек, лекции которого ежедневно собирают три миллиона слушателей, проговорил:
– Допуская любую другую возможность, ты столкнешься с двумя предполагаемыми причинами. Давай их проанализируем. Во-первых, возможно чисто физическое объяснение: кто-то действительно говорит с тобой, пока ты спишь. Думаю, мы можем отбросить этот вариант. Остается телепатическое внушение. А нам известно, – добавил он устало, – что его не существует.
– Но я только…
– Обрати взор внутрь самого себя, мой мальчик, – отеческим тоном закончил Карл, вновь теряя интерес к беседе. – А что там у тебя с аномалиями Вольграна? Есть какие-нибудь сдвиги?
Через двадцать минут под предлогом, что он опаздывает на встречу, Конуту наконец удалось покинуть столовую. Там было двенадцать столиков, и за восемь из них его настойчиво приглашали – выпить еще чашечку кофе и рассказать о случившемся.
У Конута действительно была назначена встреча, однако он ничего не сказал о ней Мастеру Карлу. Конут хотел сохранить это в тайне.
Он плохо представлял себе возможности психоанализа в решении подобных проблем. Несмотря на трехсотлетнюю историю, методика поддержания психического здоровья еще не привела к созданию строгой системы защиты сознания, а Конут от природы скептически относился ко всему, что не поддается математическому анализу. Было и еще кое-что, о чем он не нашел нужным рассказывать Мастеру Карлу.
Не один Конут вел себя так странно. Человек, с которым он беседовал в Медицинском Центре, был очень обеспокоен происходящим. Он назвал имена пятерых преподавателей, известных Конуту по факультету, которые покончили жизнь самоубийством в течение последних нескольких лет или погибли при странных обстоятельствах. Один из них совершил пятнадцать попыток, прежде чем добился цели, взорвав себя во время эксперимента по полимеризации, который проводил ночью в Химическом зале. Двое покончили с собой с первой или второй попытки.
Конут отличался от погибших только в одном: ему удалось прожить в таком состоянии уже семь недель и не нанести себе ни малейшего увечья. Рекорд составлял десять недель. Столько продержался химик.
Психоаналитик обещал Конуту собрать к сегодняшнему утру всю возможную информацию о других самоубийцах. Без сомнения, Конута это очень интересовало. Это могло оказаться важным.
Если тут не простое совпадение, он, как и все остальные, рано или поздно убьет себя и, возможно, так и не узнает причин своего поступка.
И если здесь действительно есть закономерность, это должно случиться в течение ближайших трех недель.
Глава 3
В Университете начинался очередной день. В конторе Правления служащий заполнил приемный бункер бумагами, щелкнул переключателем – и Стики Дик, компьютер, прозванный так по первым буквам его названия – S. Т. I. (С. Е.), Di. С., приступил к кропотливой обработке оценок, полученных на вчерашних экзаменах по английскому, санскриту и курсу «Ядерные реакции в цикле Бета-Феникс». Студенты медицинского факультета выкатывали расчлененные трупы из холодильных камер, разыгрывая избитые грубые шутки с разрозненными частями тел. В Центральной аппаратной телевизионные техники выполняли нескончаемый таинственный ритуал проверки цепей и согласования напряжений; каждая университетская лекция обязательно записывалась на пленку, даже те, которые не предназначались ни для эфира, ни для передачи в архив.
Тридцать тысяч студентов пытались угадать настроение своих преподавателей, приходя к выводу, что пережить этот учебный день будет нелегко. Но все без исключения знали: это все-таки лучше, чем пытаться выжить за стенами университета.
На кухне, примыкающей к столовой Башни Математиков, дежурная студентка Лусилла торопливо вытирала последние капли влаги со стальной кухонной утвари. Она повесила передник, проверила макияж, остановившись у зеркала на двери, потом спустилась в служебном лифте и вышла на жаркую, шумную аллею университетского двора.