Ответ на это дан в сатирической форме: Австро-Венгрию уничтожил бравый солдат-чех Швейк.
Это звучит до крайности несерьезно. Это чисто юмористический ответ. Но в действительности это не такая уж шутка. Юлиус Фучик не шутит, когда пишет об исторической роли Швейка в подготовке краха Австро-Венгрии. По словам Фучика, Швейк «как червь, точит реакционный строй и вполне активно, хотя и не всегда вполне сознательно, помогает ломать здание гнета и произвола».
Это верно. Конечно, «Похождения бравого солдата Швейка» непохожи на обычные исторические романы. В них нет объективности, приличествующей историку. В них краски чрезвычайно сгущены. Автор широко пользуется приемами гротеска, гиперболы, карикатуры. Но при всем том Гашек разоблачает своими приемами сатиры причины крушения Австро-Венгрии. И это история.
Мало того. Это не только история Австро-Венгрии. Царизм потерпел такое же крушение. Не выдержал военного испытания и германский империализм. Вильгельм Гогенцоллерн разделил судьбу Габсбургов и Романовых. Однако в дальнейшем пути этих бывших империй разошлись. До второй мировой войны на месте распавшейся австрийской монархии образовалось несколько буржуазных республик, на месте германской империи - весьма слабая буржуазная республика, не устоявшая против напора гитлеровского фашизма.
В России на месте бывшей империи, «тюрьмы народов», создан великий Союз Советских Социалистических Республик.
Фигурально выражаясь, продолжая сравнение Фучика, можно сказать, реакционные социально-политические режимы были всюду подточены грызущими «червями». Всюду буржуазия, поддерживая прогнившие насквозь феодальные порядки, не в силах была их спасти. Она не могла собственными силами справиться и с последствиями первой мировой войны, экономическими и политическими. Только помощь американского империализма дала возможность буржуазии Англии и Франции спасти капиталистический строй в Западной Европе. Швейк оказался силой, которая основательно подточила режим буржуазно-феодального угнетения и насилия, но Швейк не был достаточно силен, чтобы довести до конца дело разрушения обветшавшей старины и создать на ее месте новый, социалистический порядок.
Это придает фигуре Швейка историческое своеобразие. И сила и слабость его коренятся в условиях той исторической и национальной среды, которая его создала и вырастила.
Кто же он, Швейк? Почему его образ обладает обаянием и полюбился читателям? Почему он живет и в наши дни? Что в нем художественно и исторически значительного? Читая о его забавных похождениях, слушая его остроумные рассказы, притчи, монологи, анекдоты, ядовитые замечания, мы смеемся. Но многие и задумываются.
О Швейке спорят в романе. О нем спорит и литературная критика. В романе генералы, председатели военного суда, врачи, некоторые офицеры называют его идиотом. Таково и официальное определение, данное ему военной инстанцией. Идиотом считает
Швейка и подпоручик Дуб, который сам по ограниченности своей недалеко ушел от идиотизма.
Но некоторые из начальников Швейка подозревает, что Швейк совсем не идиот, а только притворяется идиотом, носит на себе маску идиота, которая позволяет ему издеваться над всеми святынями церкви и военного культа.
Поручик Лукаш не понимает Швейка. С одной стороны, это как будто и впрямь идиот, выворачивающий наизнанку все принятые в военном и буржуазном обществе понятия. С другой стороны, по временам очень смышленый, ловкий и хитрый денщик, готовый услужить своему начальнику. Лукаш отчасти даже привязывается к Швейку и порой пытается отвести от своего денщика неминуемую кару.
Тех, кто допускает, что Швейк притворяется, что он носит маску сверхнаивности, сбивает с толку его безграничное добродушие. Самые свирепые начальники становятся в тупик перед благодушным, добрым, в душу проникающим, искренним взором Швейка.
В литературно-критических суждениях о Швейке тоже нет полного согласия. По мнению одних, Швейк - это сатирическая маска. Но другие указывают на то, что благодушие Швейка - это не напускная черта, что многое из того, что он проделывает, объясняется не только желанием поиздеваться над офицерами, генералами, военными врачами и священниками, но что это вытекает из самой натуры Швейка, как он задуман Гашеком, что до известной степени он смеется над самим собой, над своей покладистостью и внешней незлобивостью. Словом, сатирический образ Швейка служит автору не только для злого и беспощадного разоблачения церкви, казарменной австрийской дисциплины, всеобщего бюрократизма - вообще всей гнилости, бессмыслицы и бестолковщины монархическо-буржуазного уклада, но и для высмеивания некоторых черт, присущих чешскому мещанству, аполитичному обывателю и буржуазным либеральным партиям, пассивно примирившимся с уродливым социально-политическим строем Австро-Венгрии.
Швейк - образ сложный. В нем поэтому нетрудно найти и противоречия. А главное, это не однажды данный, застывший и неподвижный образ. Мы видели, какой путь он прошел в своем собственном развитии, как менялись его взгляды на окружающий мир. Менялся автор, менялось и его литературно-художественное детище.
Гашек нашел своего Швейка давно, задолго до первой мировой войны, и потом любовно работал над обогащением и развитием этого образа. Бравый солдат Швейк перед войной - это не совсем тот Швейк, которого мы знаем по его похождениям во время мировой войны. В том, раннем Швейке анекдот еще преобладает над глубокой сатирой. Есть элементы фантастики, уводящие в сторону от реальности. Швейк оказывается в Африке. Он летчик. Полет совершенно сказочен. Уже применен тот прием, который станет особенностью сатирического романа. Швейк доводит все приказы начальства и догматы воинской дисциплины до абсурда, разоблачая их нелепость. Но социальная острота в довоенном Швейке не так уж сильна.
И в самом романе Швейк первой части отличается от Швейка последней (по времени написания) главы. Он стал глубже. Его притчи и нравоучительные рассказы приобретают все более острый, политический характер. Он начинает выступать как подлинный революционный агитатор, прячущий свое истинное лицо под маской преувеличенной покорности. Наконец, Гашек вводит в действие романа новую фигуру, вольноопределяющегося Марека, в котором угадывается будущий революционер и социалист, политический руководитель чешских солдат. Марек понимает Швейка. Они действуют солидарно против начальства. Каждый по-своему, они готовят солдат к сдаче в плен и переходу на сторону России.
Можно было бы предугадать и дальнейший путь Швейка - в плену, в составе чехословацких легионов, в борьбе против буржуазной контрреволюции. Можно не сомневаться в том, что дальнейшее развитие образа Швейка заключалось бы в сатирическом разоблачении чешских буржуазных националистов, национального предательства тех имущих кругов, для которых освобождение чешского народа от австрийского гнета означало лишь закрепощение народа во власти отечественного и иностранного капитала. Только в результате победы Советского Союза, освободившей Чехословакию от германского империализма, чешский народ наконец стал хозяином своей земли.
Большая сатирическая сила, излучаемая образом Швейка, заключена в высокой его художественности. Швейк не просто сатирическая маска, не сатирическая схема. Он живой человек, подлинный чех, житель Праги. Убедительность образа в его правдивости. Реалистический талант Гашека населил весь роман живыми людьми. Каждый человек - характер. Перед нами проходят представители почти всех кругов чешского довоенного и дореволюционного общества. Фельдкурат Кац, выкрест из евреев, наиболее яркий образ разложившегося до конца, денационализованного обывателя. Подпоручик Дуб, в котором чувство чешской национальности тоже до конца выедено немецко-австрийской казарменной дисциплиной. Такие чешские офицеры впоследствии расстреливали русских революционных рабочих и крестьян. Поручик Лукаш в начале романа обыватель в мундире, лишенный и политической и национальной сознательности, но все же еще чувствующий себя чехом и сохранивший некоторые элементы человечности.
Швейк в начале романа тоже совершенный мещанин, торговец собаками, плут. Он действительно добродушен. Не маска его проделки, не маска и привязанность к доброму офицеру, не маска его любовные похождения, вольные и невольные. Гашек не пытается приукрасить своего героя. Он такой, как в жизни. Он типичен для чешского мещанства.
В нем, однако, очень сильны народные черты. Он человек из народа, по натуре человек труда, а не наживы. Он сохранил связь с народом. У него и богатейший народный язык, меткий и остроумный. Как все чехи-горожане, он знает немецкий язык. Но принудительная германизация не коснулась его. Он чек от головы до ног. Иным он и не может быть.
От народа у Швейка здравый смысл. Это - его оружие. Здравый смысл - огромная сила, когда он в соответствии с ходом истории, с прогрессивными тенденциями эпохи. Когда здравы» смысл народа по тем или иным причинам расходится с этими тенденциями, проявляется его слабость, ограниченность.
Здравый смысл народа разоблачает лживость догматов, установленных господствующими классами, - догматов церкви, государства, официального патриотизма, буржуазной идеи отечества, буржуазной морали. Швейк не может принять пьяного развратника и жулика за истинного служителя бога: не может испытывать «патриотического» трепета перед портретом австрийского императора. Австро-Венгрия чужда ему. Все это в Швейке народное. Над ложью он в душе потешается, как потешается и над спесивыми господами, над помещиками и капиталистами.
Но здравый смысл народа - это еще не политическая сознательность. Здравый смысл сам по себе не подымает на борьбу, не делает людей революционерами. Здравый смысл сам по себе пассивен. Нужны уроки истории, такие, как поражения на войне, как экономическая разруха и угроза голода, нужна деятельность подлинной революционной партии, разъясняющей народу причины его страданий и лишений, чтобы из здравого смысла вспыхнули решительная страсть борьбы и непреклонная воля установить новый порядок, разумный и справедливый. Этот путь и проделывает Швейк вместе со своим народом.