Бастиен выбежал из комнаты умирающего и, бросившись в карету, стоявшую у подъезда отеля, крикнул кучеру:
- К заставе Пигаль, гони во всю прыть!
Оставшись один, умирающий, живший еще только единственным пламенным желанием увидеть сына, отчаянно боролся со смертью, ожидая возвращения Бастиена. Через час дверь отворилась и, - точно Богу угодно было наказать еще раз этого человека последней ужасной карой, - на пороге комнаты, где витал уже призрак смерти, появился его сын в маскарадном костюме.
- О! - прошептал Филипонэ, сраженный таким видом сына, - это уже слишком!
Сделав порывистое движение, он повернулся лицом к стене и испустил дух прежде, нежели сын успел подойти к нему.
Андреа приподнял руку отца, но она безжизненно упала на белое одеяло кровати. Он ощупал сердце, оно уже не билось.
- Он умер! - сказал он холодно, без единой слезы, - как жаль, что звание пэра не передается по наследству…
Такова была надгробная речь виконта.
Но в эту минуту на пороге комнаты раздался громовой голос, и обернувшийся Андреа отшатнулся назад.
В комнату вошли два человека: Бастиен и скульптор Арман.
- Звания пэра тебе не видать, негодяй, но каторга ждет такого сына пэра, как ты, презренный.
Человек этот, тридцать лет склонявший голову перед Андреа, вдруг выпрямился и, указав бессердечному сыну сначала на труп отца, потом на дверь и наконец на художника, сказал:
- Господин виконт Андреа, ваш отец убил первого мужа вашей матери и бросил в море вашего старшего брата. Но брат этот не умер… Вот он!
И он указал на Армана, пораженному как громом, Андреа.
- Ваш отец, раскаявшийся перед смертью, - продолжал Бастиен, - отдал вашему брату украденное у, него богатство, которое должно было перейти к вам. И теперь вы находитесь здесь у графа Армана де Кергац, а не у себя… Убирайтесь вон!..
В то время, как ошеломленный Андреа смотрел с ужасом на Армана, последний подошел к нему, схватил его за руку и подвел к окну, откуда Париж виднелся так же хорошо, как с балкона, где братья встретились час тому назад, сказал:
- Смотри! Вот тот Париж, в котором ты хотел быть с твоим огромным богатством духом зла; я заменю тебя и буду в нем добрым гением! А теперь уйди отсюда!.. Иначе я могу забыть, что мы дети одной матер;: и помнить только твои преступления и убитую тобою женщину… Уходи же!..
Арман говорил, как хозяин дома, и Андреа, может быть, первый раз в жизни, почувствовал над собою власть и невольно повиновался говорившему. Он пошел медленно, как раненый тигр, сохраняя свой угрожающий вид; но дойдя до двери, остановился и бросил Арману последний страшный вызов:
- Хорошо же, добродетельный братец! Теперь поборемся с тобой и увидим, кто возьмет верх; филантроп или бандит, ад или небо… Париж будет нашим полем битвы.
И он вышел, гордо подняв голову, с адским хохотом из дома, где отец его только что испустил последнее дыхание.
Книга 1
ТАИНСТВЕННОЕ НАСЛЕДСТВО
I. СЭР ВИЛЬЯМС
Была мрачная декабрьская ночь. Мелкий, пронизывающий, холодный дождь моросил из тумана, покрывавшего Париж, медленно смачивая мостовые его улиц, едва освещенных фонарями.
Париж казался опустелым в этот полночный час, возвещенный церковными часами, последний удар которых еще дрожал в воздухе. Над городом царило мертвое молчание, нарушаемое по временам лаем цепных собак или звучными шагами ночного обхода; даже рынки - эти центры движения народной жизни - уснули на несколько минут в Ожидании тяжелых телег огородников.
На набережной Сент-Поля, около казармы Селестэн, медленно шел человек, закутанный в плащ и погруженный в глубокие размышления, несмотря на холод и дождь. По временам он останавливался и попеременно смотрел то на мутную реку, катившую с глухим шумом между каменными берегами свои воды, то на старые дома набережной, стоявшие как последние, доживающие свой век, остатки Парижа эпохи Карла VI и Людовика XI.
Потом взгляд его устремлялся на черный силуэт башен собора Нотр-Дам, резко выступавший на темном небе; затем он снова продолжал свой путь и, казалось, разговаривал сам с собою.
Перейдя мост Дамьэтт и выйдя на набережную Сент-Луи, он начал рассматривать верхушки соседних кровель.
На улице Сент-Луи, позади отеля Ламбер, в одном из окон мансарды шестиэтажного, дома еще светился огонек. Между тем дом был очень скромной наружности и казался занятым или рабочими или скромными мелкими буржуа, не имевшими привычки засиживаться так поздно.
Впрочем, огонек был на окне, подле самой оконной рамы и, очевидно, служил сигналом, потому что человек в плаще, внимательно посмотрев на него, прошептал:
- Это хорошо, Коляр дома и ждет меня…
Затем, приложив к губам два пальца, таинственно свистнул тем особым свистом, как свищут ночные воры и мошенники.
Огонь в мансарде почти сейчас же погас и теперь трудно было отличить, в котором окне он горел.
Спустя минут десять невдалеке от отеля Ламбер раздался такой же, но более сильный, свист; затем послышались приближающиеся ровные шаги и невдалеке от незнакомца показалась человеческая фигура, свистнув во второй раз.
- Коляр! - сказал незнакомец, идя навстречу новоприбывшему.
- Я здесь, ваше сиятельство! - отвечал тот тихо.
- Хорошо, Коляр, ты аккуратно явился на свидание.
- А то как же, ваше сиятельство, только, пожалуйста называйте меня по имени. У рыжей тонкий слух и превосходная память, а ваш приятель Коляр побывал уже на каторге и для него приготовлено помещение на случай, если он вздумает туда вернуться.
- Это правда; но ведь мы одни, набережная совершенна пуста.
- Все равно. А если вашему сиятельству угодно потолковать, то лучше спустимся по этой лесенке на самый берег реки там мы усядемся под мостом и будем говорить по-английски, это такой славный язык! К тому же его никто не понимает в Иерусалимской улице.
- Пожалуй, - отвечал незнакомец, идя следом за Коляром, показывавшим ему дорогу.
Они уселись под мостом на камень.
- Вот так-то будет нам удобнее, да и дождь нисколько не мешает; правда, немножко холодно, но это пустяки, когда речь идет о делах… Да к тому же, я надеюсь, мы скоро столкуемся.
- Очень вероятно, - отвечал незнакомец.
- Когда, ваше сиятельство, приехали из Лондона?
- Сегодня в восемь часов вечера и, как видишь, не терял времени… Явился в назначенное время.
- Я узнаю в этом моего прежнего капитана, - почтительно проговорил Коляр.
- Посмотрим теперь, что ты сделал здесь в эти три недели.
- Набрал очень порядочную шайку.
- Это не дурно.
- Но, видите ли, - продолжал Коляр, - в нашем ремесле парижанам далеко до англичан, и несмотря на то, что я старался выбрать самых лучших, нам понадобится еще несколько месяцев, чтобы выдрессировать этих шутов. Впрочем, ваше сиятельство, сами рассудите, посмотрев на их рожи.
- Когда?
- Да сейчас, если хотите.
- Разве ты назначил им собраться?
- Да. Но еще лучше того: я сведу ваше сиятельство в такое место, где вы можете рассмотреть их всех, тогда как вас никто не увидит.
- Идем! - сказал тот, кого Коляр называл то капитаном, то аристократическим титулом сиятельства.
- А если мы не сойдемся? - заметил Коляр, несколько поколебавшись.
- Сойдемся!
- Гм? Я уже приближаюсь к пятидесяти годам, ваше сиятельство, и надо подумать о старости.
- Совершенно справедливо. Ну, говори, сколько тебе нужно лично для себя?
- Да мне кажется, что двадцать пять тысяч франков в год и десять процентов с каждого дела..', будет довольно.
- Согласен, пусть будет двадцать пять тысяч.
- Теперь жалованье моим людям.
- Э! Приятель, мне известна твоя ловкость; но для того, чтобы назначить жалованье твоим молодцам, их нужно видеть на деле.
- И то правда, - согласился в свою очередь Коляр, убежденный справедливостью этого довода.
- Так пойдем же! Я посмотрю на них, а потом и потолкуем. Сколько их?
- Десять человек. Довольно?
- В настоящую минуту да, а потом увидим.
Коляр и незнакомец встали с камня и, поднявшись на набережную, пошли по ней; потом, пройдя ее, они углубились в лабиринт извилистых улиц и остановились при входе в Змеиную улицу.
- Здесь, капитан, - сказал Коляр.
Капитан поднял голову и увидел старый двухэтажный дом с закрытыми ставнями, не пропускавшими ни малейшего света. Дом казался необитаемым.
Коляр вложил ключ в замок двери, отворил ее и вошел в узкий и темный коридор. Капитан шел за ним.
- Вот и контора агентства, - прошептал он, смеясь и тщательно запирая за собою дверь.
Затем он вынул из кармана кремень и, огниво, высек огонь и зажег небольшой фонарь, чтобы светить дорогой.
В конце коридора капитан увидел первые ступени грязной лестницы с засаленной веревкой, заменявшей ей перила. Они поднялись на первый этаж, и Коляр, отворив дверь, сказал капитану:
- Вот местечко, откуда ваше сиятельство можете увидеть и оценить, как говорится, на взгляд способности моих молодцов.
И, оставив капитана одного в темноте, Коляр прошел с фонарем в соседнюю комнату, выходившую также на площадку лестницы, и тотчас же его спутник увидел перед собой свет, проникавший через сделанное в перегородке отверстие.
В это отверстие действительно он мог, сам не показываясь, видеть и слышать все, что будет делаться и говориться в комнате, куда вошел Коляр.
Прежде всего он бросил взгляд на меблировку комнаты, на поминавшую гостиную мелкого буржуа: красного дерева диван, обитый полинялым трипом, красные шерстяные занавеси, на камине часы с колонками, две вазы с искусственными цветами, простеночное зеркало с подзеркальным столиком и тщательно натертый пол.
- Вот, - сказал Коляр, вернувшись к капитану, квартира моего помощника, известного в квартале за удалившегося от дел коммерсанта, живущего с женой, как голубь с голубкой.