Существует еще одно соображение, которому поборники свободы в воспитании уделяют слишком мало внимания. В группе детей без вмешательства взрослых наступает тирания сильнейших, которая по жестокости даст фору любой тирании взрослых. Оставьте двух трехлеток играть наедине, и они, подравшись, тут же определят, кто из них лидер, а кто раб. С возрастанием количества детей в группе станут заправлять один или два, а у остальных свободы будет куда меньше, чем при наличии взрослых, которые могут защитить тех, кто послабее или не любит драться. Умение ладить с другими у большинства детей не возникает спонтанно, его надо прививать, что едва ли получится без авторитетных наставлений. Пожлуй, это самый важный довод в пользу привлечения взрослых.
Насколько я могу судить, педагогам пока не удалось ответить на вопрос, как сохранить желательную степень свободы при необходимом минимуме дисциплины. Часто равновесия невозможно добиться из-за ошибок родителей еще до того, как ребенок попадает в школу. Как психоаналитики, которые в силу профессионального опыта приходят к выводу, что все люди психи, так и работники современных школ, насмотревшись на неуправляемых учеников, заключают, что все дети «трудные», а все родители дураки. Детям, ставшим неуправляемыми под гнетом родителей (часто в результате чрезмерной опеки), может понадобиться некоторый период полной свободы, прежде чем они перестанут видеть во взрослых врагов. А детям, к которым уважительно относились дома, достаточно будет ненавязчивого контроля, если они поймут, что это помогает им в достижении важных для них самих целей. Взрослые, которые любят детей и не доведены ими до состояния нервного истощения, могут добиться хорошей дисциплины, не потеряв при этом доверия воспитанников.
Теоретики современной педагогики, по-моему, придают слишком много значения негативным последствиям чрезмерного контроля в воспитании, упуская из вида положительный эффект радости от общения с детьми. Если вам нравится заниматься с детьми, как многим нравится заниматься с лошадьми или собаками, то и дети начнут откликаться на ваши предложения и соглашаться с запретами, возможно, с неохотой, но без серьезных обид. Дети – не объекты для социальных экспериментов или – что, собственно, одно и то же – вымещения властных порывов. Никакому ребенку не понравится, если в нем заинтересованы как в будущем голосе за вашу партию или солдате, готовом отдать жизнь за короля или страну. Интерес к детям должен быть вызван искренним удовольствием от общения, без всякой задней мысли. Учителям, обладающим этим качеством, редко придется ограничивать свободу ребенка, а когда понадобится, это не причинит его психике никакого вреда.
К сожалению, перегруженные учителя просто не в состоянии сохранить инстинктивную симпатию к детям; у них неминуемо возникает отторжение: как говорится, дети кондитера патоку не едят. Поэтому воспитание и образование не должно становиться единственным делом: профессионалам следует заниматься с детьми не более двух часов в день, а остальное время проводить от них подальше. Детское общество утомляет, особенно при отсутствии строгой дисциплины. Усталость приводит к раздражению, которое обязательно даст о себе знать, каким бы подкованным в теории ни был изнуренный преподаватель. Необходимое доброжелательное отношение долго не продержится на одном лишь самоконтроле. И пока оно сохраняется, установите правила обращения с «непослушными» детьми, потому что тогда инстинкт подскажет правильное решение, и почти любое решение будет верным, если ребенок чувствует, что вы его любите. Ни одно правило, каким бы разумным оно ни было, не заменит любви и такта.
Глава XIIIСтоицизм и здоровая психика
Современная психология позволяет подойти более научными, хотя и более окольными путями ко множеству проблем воспитания, которые раньше (весьма неудачно) решались чисто дисциплинарными методами. Похоже, нынче преобладает мнение, особенно среди эрудированных приверженцев психоанализа, что необходимость в стоическом самообладании отпала. Я этих взглядов не разделяю и в настоящем эссе хотел бы рассмотреть ситуации, в которых стоицизм необходим, а также поговорить о способах его воспитания и предостеречь от ошибок в процессе.
Начну с важнейшей и самой трудной проблемы, требующей душевной стойкости: отношения к смерти. Справляться со страхом смерти можно по-разному. Например, избегать: то есть стараться никогда о ней не вспоминать и каждый раз отгонять любые связанные с ней мысли. Так поступали люди-бабочки в «Машине времени» Уэллса. Можно, наоборот, постоянно думать о скоротечности человеческой жизни, надеясь свыкнуться и примириться с этой мыслью. Такой стратегии придерживался Карл V, удалившись в монастырь после своего отречения. А один член Совета Кембриджского колледжа дошел до того, что водрузил у себя в спальне гроб. Во двор колледжа он выходил с садовой лопаткой и разрубал червей пополам, приговаривая: «Ага! Не видать тебе моей смерти». Есть и третий, широко принятый способ: убедить себя и других, что смерть – вовсе не конец, а лишь переход к новой, лучшей жизни. Эти три способа в различных сочетаниях помогают большинству людей худо-бедно уживаться с неуютным фактом неизбежности смерти.
У каждого из перечисленных способов есть, однако, свои недостатки.
Попытки запретить себе думать на эмоционально захватывающую тему, как верно заметили фрейдисты в отношении секса, неминуемо заканчиваются провалом и приводят ко всякого рода извращениям. Конечно, можно попробовать избежать явного затрагивания темы смерти в жизни ребенка. Удастся это или нет – дело везения. Если умрет один из родителей, брат или сестра, ничто не убережет ребенка от эмоционального столкновения со смертью. Даже если повезет и ребенок не увидит смерти воочию в детстве, рано или поздно ему этого не избежать. И тогда для тех, кто совершенно к тому не подготовлен, потрясение может оказаться слишком сильным. Так что лучше все-таки заранее выработать некий подход к встрече со смертью, а не просто притворяться, что ее нет.
Практика беспрестанных размышлений о смерти не менее опасна. Зацикливание на чем-то одном, тем более когда ничего с этим поделать нельзя, – большая ошибка. Собственную смерть можно, конечно, стараться оттянуть – как, собственно, и поступает любой нормальный человек. Однако полностью защитить себя от смерти нам не дано, поэтому и думать об этом бессмысленно. Более того, подобные размышления ослабляют интерес человека к окружающим людям и событиям, тогда как именно объективный взгляд на мир продлевает душевное здоровье. Страх смерти делает человека рабом внешних сил, а рабская психология ни до чего хорошего не доводит. Если человек действительно излечился бы от страха смерти посредством размышлений, то перестал бы о ней думать; а пока он поглощен подобными мыслями, страх никуда не денется. Следовательно, этот способ ничуть не лучше предыдущего.
Вера в то, что смерть есть всего лишь переход к лучшей жизни, по идее, должна избавлять людей от чувства страха. К счастью для медиков, подобный эффект наблюдается лишь в крайне редких случаях. Нет никаких свидетельств тому, что верующие в загробную жизнь меньше боятся заболеть или проявляют большую отвагу в сражениях, чем те, для кого смерть – конец всему. Покойный Фредерик Майерс любил рассказывать, как спросил однажды у соседа по столу, чего тот ожидает после смерти. Собеседник попытался было притвориться, что не услышал вопроса, а при его повторе неохотно ответил: «Ну я, разумеется, рассчитываю на вечное блаженство, только давайте не будем о грустном».
Причина такой явной непоследовательности состоит в том, что религиозная вера у большинства людей остается на уровне сознательного мышления, не затрагивая подсознание. Успешный метод искоренения страха смерти должен менять поведение в целом, а не только ту его часть, которую принято называть разумом. Однако религиозная вера крайне редко проникает на уровень подсознания. У такой недостаточности, кроме поведенческих, есть две другие причины: одна заключается в том, что, каким бы пылким ни было вероисповедание, всегда остается некоторое сомнение, которое проявляет себя в нетерпимом отношении к скептикам; вторая – в том, что верующие в загробную жизнь склонны преувеличивать ужасы смерти в случае нетвердости веры, что еще больше запугивает тех, кто не чувствует в себе абсолютной уверенности.
Так как же приспособить молодых людей к миру, где существует смерть? Следует действовать в трех направлениях, совместить которые очень трудно. (1) Мы не должны создавать впечатление, что разговоров или мыслей о смерти надо избегать. В противном случае у детей может возникнуть повышенный интерес к запретной, окутанной тайной теме. Здесь уместен тот же подход, что принят теперь в отношении полового воспитания. (2) По мере возможности все же надо постараться не заострять их внимание на теме смерти. В нее вредно погружаться по той же причине, что и увлекаться порнографией: такая одержимость снижает эффективность, препятствует всестороннему развитию личности и приводит к непотребному поведению как для самого человека, так и для других. (3) Нельзя сформировать правильное отношение к смерти, воздействуя лишь на разум; в частности, попытки убедить, что смерть не так уж и страшна, ни к чему не приводят, если (как это обычно и бывает) убеждения не укореняются в подсознании.
Достигать этих целей следует разными путями в зависимости от опыта ребенка или подростка. Ребенку, у которого никто из близких не умер, достаточно легко принять смерть как общеизвестный факт, не затрагивающий эмоций. Об этом нужно говорить в нейтральном тоне, как об абстрактном и безличном понятии, а не каком-то жутком событии. Если ребенок спрашивает: «Я умру?», можно ответить: «Да, но наверняка не скоро». Важно не окутывать смерть тайной, а отнести ее к разряду сломанных игрушек. Очень желательно, конечно, отодвинуть ее в сознании маленького ребенка как можно дальше по времени.
Другое дело, когда умирает кто-то из близких. Предположим, ребенок теряет брата. Родители несчастны, и хотя они стараются не показывать ребенку, до какой степени им тяжело, ему так или иначе необходимо дать понять, что они страдают. Любовь и привязанность в жизни очень важны, поэтому ребенок должен почувствовать состояние родителей. Более того, если каким-то нечеловеческим усилием им удастся скрыть свое горе, он может решить, что им и его смерть будет безразлична. Подобные мысли способны привести к разного рода патологиям. Поэтому, хоть это и очень серьезное потрясение для ребенка постарше (малыши переживают не так сильно), не стоит преуменьшать его значение. Хорошо бы найти золотую середину, не зацикливаясь на случившемся и не избегая его. В идеале нужно (только не слишком явно) сделать все, что в ваших силах, чтобы у ребенка появились нов