Парящий мир
Глава пятая
1
Фернис, штат Западная Виргиния, выглядел так, словно апокалипсис наступил и канул в лету. Городок находился всего в двух часах езды от нашего дома в Харбор-Виллидж. Но у меня было такое ощущение, что на самом деле он располагался на обратной стороне Луны. Я ехал в твоем «Субару», Эллисон, и постоянно слушал рок восьмидесятых, единственные диски, имевшиеся у тебя в машине. Меня всегда поражало твое увлечение этой музыкой. Ты ведь родилась в 1989 году. Она всегда казалась мне скучной и дурацкой, но сейчас что-то в этих сопливых мелодиях придавало мне сосредоточенности и уверенности, и – как бы слащаво это ни звучало – у меня было чувство, что ты сейчас находишься рядом со мной.
Я проехал по каменному мосту, который изгибался дугой над бурлящими водами реки Потомак сланцевого цвета. С него я мог видеть город Фернис на противоположном берегу: скопление крошечных домиков, витрин магазинов и минимум одного церковного шпиля. На заднем плане возвышались холмы, коричневые и холодные, местами соединенные окислившимися синими балками старых железнодорожных эстакад. Дымовые трубы выдыхали белый дым в затянутое тучами небо, где он запутывался, как вата, в безлистных кронах деревьев.
Сам город представлял собой центральную мощеную улицу, без всякого воображения названную Главной, которая асфальтовой лентой змеилась между холмами, спускаясь к реке. По обеим сторонам этой дороги располагались витрины магазинов – причудливые старомодные лавочки с большими витринами, яркими навесами и плакатами с веселыми приветствиями на дверях. За Главной улицей начиналась сеть грубо вымощенных дорог, поднимавшихся на холмы, где между растущей завесой весенней зелени виднелись побеленные дома. Из интернета я выяснил, что население Ферниса составляло около 250 человек, что делало его даже меньше, чем соседний Харперс-Ферри. Дважды в день здесь останавливался один из двух поездов, курсировавших между Вашингтоном, округ Колумбия, и Чикаго. В середине 1800-х годов город был известен своими мушкетными фабриками, их оставшиеся здания, похожие на небольшие кирпичные тюрьмы, были видны с западной стороны каменного моста.
За порядок в городе отвечало полицейское управление Ферниса, в котором числились три сотрудника, работавших полный рабочий день, два работавших на полставки и один гражданский служащий. Согласно твоим записям, ты была здесь прошлой осенью, после того как тело семнадцатилетней Холли Ренфроу было обнаружено местными рыбаками, заметившими что-то бледное и похожее на человека, запутавшееся в корнях дерева, упавшего в реку Потомак. Ты встретилась с шефом полиции Херцелем Лаверингом, но, судя по твоим кратким заметкам об этой встрече, я предположил, что Лаверинг был немногословен и многого тебе не рассказал. Шеф Лаверинг был высоким мужчиной с резкими чертами лица, коротко подстриженными светло-русыми волосами и глазами такого пронзительного синего цвета, что казалось, будто они вырезаны из какого-то драгоценного камня. Он был похож на морского пехотинца или на одного из астронавтов 1960-х годов. Он ждал меня за столиком в «Литейном цехе», который когда-то был настоящим литейным цехом, а теперь превратился в деревенскую закусочную, помещение которой освещали люстры, сделанные из деревянных колес.
Когда я подошел к столу, шеф Лаверинг встал.
– Мистер Деккер, – сказал он и пожал мне руку. Его рукопожатие было достаточно сильным, чтобы у меня хрустнули костяшки пальцев. – Жаль, что такое произошло с вашей женой.
За день до этого я оставил голосовое сообщение на служебном автоответчике Лаверинга – номер был написан на стикере твоим почерком, Эллисон, и прикреплен к фотокопии газетной статьи о смерти Холли Ренфроу, – в котором что-то набормотал после звукового сигнала. В какой-то момент звонок бесцеремонно оборвался, хотя это было и к лучшему. Когда Лаверинг перезвонил мне десять минут спустя, мое лицо все еще горело от смущения.
– Врать не буду, мне тяжело пришлось, – ответил я.
– Просто ужас, – сказал он, все еще сжимая мою руку. – Куда катится страна! – Он разжал хватку и махнул рукой, похожей на медвежью лапу, в сторону стола. – Присаживайтесь.
Мы сели за стол. Лаверинг был в форме, с нашивками на рукавах, на которых были изображены две винтовки, пересекающиеся линией железнодорожных путей. Через стол до меня доносился сосновый аромат его лосьона после бритья. Я представил, как ты встретилась с этим человеком, похожим на медведя гризли, – возможно, прямо здесь, в этой самой закусочной, – и с трудом смог совместить образ двух совершенно противоположных личностей, сидящих друг напротив друга.
– Здешний мясной рулет – просто фантастика, на случай если вы голодны, – сказал Лаверинг.
– По дороге сюда я заехал в «Бургер Кинг». Пожалуй, закажу чашку кофе.
– Даже лучше, – Лаверинг поднял два пальца над головой. Я обернулся и увидел худого, как жердь, облаченного в накрахмаленный белый фартук парня, который энергично закивал, стараясь угодить. Мне пришло в голову, что в таком месте, как это, к начальнику полиции относятся как к небожителю.
– Я благодарен вам за то, что вы согласились со мной встретиться, – сказал я. – Надеюсь, я не отрываю вас от чего-то важного.
Он взглянул на массивные часы – похожие носят водолазы – и сказал:
– У меня есть где-то полчаса. Хотя я мог бы ответить на ваши вопросы по телефону. И вам бы не пришлось ехать в такую даль.
– Я не против сменить обстановку.
– Чем я могу вам помочь?
– Возможно, это прозвучит немного странно, но я лишь недавно узнал о том, что моя жена была здесь прошлой осенью и что она интересовалась смертью Холли Ренфроу. Вы помните вашу встречу?
– Я много с кем встречался прошлой осенью, после убийства Холли. Сами понимаете, такое у нас не часто случается.
– Она сказала, почему приехала сюда? Моя жена?
– Почему она приехала сюда? – он удивленно приподнял бровь. – Сказала, что репортер.
– Эллисон действительно работала репортером, в районной газете в Мэриленде. Вела колонку под названием «Лучшее по версии Эллисон», в которой писала о достижениях местных подростков, пекарских ярмарках, торжественных открытиях и всяком таком.
Впервые с начала нашего разговора Лаверинг посмотрел мне прямо в глаза.
– Тогда какого черта она приехала сюда и задавала вопросы об убийстве?
– Думаю, она считала, что убийство Холли связано с другими убийствами девочек-подростков, которые она расследовала, – сказал я и положил папку-гармошку на стол. – Я нашел эти материалы в сундуке в нашей гардеробной после ее смерти. Всего шесть девочек, первое убийство произошло тринадцать лет назад. Преступления происходили в разных городках вдоль восточного побережья, с периодичностью раз в несколько лет.
– Что вы хотите сказать? – спросил Лаве-ринг.
– Я хочу сказать, что, быть может, убийство Холли Ренфроу – дело рук серийного убийцы.
Подошел официант, держа в каждой руке по кружке дымящегося кофе, и поставил их на стол.
– Пожалуйста, шеф, – сказал он. Его голос был пронзительным, как звук деревянной флейты.
– Эй, Тайлер, как твоя мама?
– О, она чувствует себя лучше. Гораздо лучше. Но ноги все еще болят. – Тайлер перевел взгляд на меня и извиняющимся тоном сообщил: – Ей заменили оба колена. – Потом он поморщился, как будто разделял боль своей матери.
– Передавай ей мои наилучшие пожелания, – сказал Лаверинг, даже не взглянув на него. Все это время он смотрел на меня, и я не мог разгадать его мысли.
– Конечно. Принести вам что-нибудь еще? Может, меню?
– Спасибо, не надо, – ответил Лаверинг и начал один за другим разрывать пакетики с сахаром и высыпать их содержимое в кофе.
Официант неловко поклонился и удалился.
Лаверинг продолжал смотреть на меня пронзительным взглядом.
– Насколько я понимаю, моя жена не поделилась с вами своей гипотезой, когда была здесь?
– Нет, сынок, не поделилась.
– Может, вы решите, что это звучит безумно, но Эллисон всегда была кем-то вроде… защитника потерпевших, как говорится.
Я снова вспомнил наше третье свидание, Эллисон, и то, как ты врезала веслом тому козлу на парковке «Доксайдера».
Лаверинг сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. Я не ожидал, что он воспримет твою гипотезу в штыки. Наверное, решил, что я выжил из ума. Я прочистил горло и продолжил:
– Послушайте, в этой папке есть информация обо всех шести убийствах, включая убийство Холли. И там не только распечатки из интернета. Эллисон съездила во все эти города и поговорила с людьми. То же самое она делала и здесь. Вы были не единственным человеком в Фернисе, с которым она общалась после убийства Холли. Моя жена тратила на это расследование время и силы. И она обнаружила связь, которую не заметили полицейские. А я узнал об этом ее расследовании только после ее смерти, когда нашел все эти материалы.
– Какую связь? – спросил Лаверинг.
– Эти девочки, они очень похожи. – Я описал их, одновременно потянувшись к папке, чтобы показать ему фотографии, но его большая рука легла поверх папки, давая понять, что он предпочел бы, чтобы я не открывал ее здесь. Я убрал руку, чувствуя себя несколько обескураженным, и сказал: – Убийство Холли было последним, заинтересовавшим Эллисон. Поэтому я приехал сюда. Я не полицейский, но могу просмотреть эти материалы вместе с вами, помочь разобрать почерк жены.
Ноздри Лаверинга раздулись, когда он выдохнул:
– С кем еще ваша жена здесь говорила?
– Сейчас посмотрим… – Я еще раз потянулся к папке-гармошке, ожидая, что он снова меня остановит, но он этого не сделал. Я достал файл с материалами по убийству Холли Ренфроу, пролистал страницы с копиями газетных статей, распечатками из интернета и рукописными заметками, называя имена, которые мне удалось разобрать в твоем нечитаемом почерке. – Рита Ренфроу, как я понимаю, родственница… Холли.
– Ее мать, – равнодушно сказал Лаверинг.
– Ясно. Потом моя жена несколько раз звонила в офис патологоанатома, но не уверен, смогла ли она дозвониться и что-то выяснить. Об этом нет информации. Еще она разговаривала с рыбаками, обнаружившими тело Холли в реке. Их зовут…
– Джефф Рапп и Ричи Долан, – подсказал Лаверинг.
Я взглянул на него:
– Точно. – Потом опустил взгляд на твои заметки и продолжил: – Дальше здесь идет список друзей Холли, но неясно, говорила ли с ними Эллисон. Еще она упоминает женщину по имени Дениз Леншантен. По словам моей жены, возможно, эта женщина контактировала с убийцей Холли Ренфроу в ночь убийства, – я опять взглянул на Лаверинга, который теперь смотрел в окно. Я разглядел крошечный, тонкий, как ресничка, красный шрамик возле мочки его левого уха, где он порезался, когда брился.
– Наверное, это официантка, – сказал он.
– И она контактировала с убийцей Холли?
– Нет. Эти два случая никак не связаны. Эта Леншантен проживает в округе Гемпшир. Она связалась с нами, когда информация об убийстве Холли просочилась в прессу. Заявила, что кто-то пытался ее похитить в ночь убийства Холли. Что-то там про спущенное колесо и парня, который притормозил у ее машины около одиннадцати вечера. Но расстояние между населенными пунктами слишком большое. Гемпшир находится через три округа от нашего, а Леншантен живет где-то за Ромни, если я правильно помню, в полутора часах езды отсюда. Не укладывается во временную шкалу.
– Ясно. – Я вновь вернулся к твоим заметкам: – Здесь есть еще одно имя. Дин Партридж. Я правильно прочитал? Партридж? У моей жены был ужасный почерк.
– Черт возьми, – процедил Лаверинг, отодвигаясь от стола. Он провел грубыми пальцами по надбровным дугам.
– В чем дело? – спросил я. – Вы его знаете?
– Он один из моих, твою мать, сотрудников.
– Ой, – я попытался пойти на попятную. – Может, я ошибся. Как я сказал, почерк у моей жены просто…
Лаверинг махнул рукой.
– Забудьте, – сказал он. – Дин – племянник моей жены. Так что увольнять его я не буду, хотя есть за что. – Он отхлебнул кофе и, поморщившись, поставил кружку на блюдце. – Давайте перельем этот кофе в одноразовые стаканчики и прокатимся кое-куда. Здесь не самое подходящее место для этого разговора.
2
– В вечер своего исчезновения Холли Ренфроу была с друзьями на заправочной станции за мостом, – сказал Лаверинг, когда мы ехали по Главной улице в его полицейской машине. – Вы, наверное, проезжали мимо по дороге сюда. Ее друзья сказали, что они расстались около десяти, после того как она поругалась с одной из них.
– И что компания подростков делала поздно вечером на заправочной станции?
– Там стоят старые игровые автоматы, – ответил Лаверинг. – Еще они выпивали. Владелец не придавал этому особого значения. Главное, чтобы они скармливали свои четвертаки игровым автоматам.
– Это маленький городок. Вы знакомы с семьей Ренфроу? Знали Холли?
– Да. Я ходил в школу с Ритой, ее матерью. Все произошедшее сильно нас потрясло. Все мы хлебнули горя. – Он прочистил горло и продолжил: – В любом случае, подросткам здесь особо нечем заняться, особенно если у них нет водительских прав. У Холли они были, но тем вечером машина понадобилась ее матери. Холли поехала на заправку с одной из подруг, но они поссорились, девочка пошла домой пешком.
– Из-за чего они поссорились?
– Из-за парня, из-за чего же еще? Ее подруга встречалась с парнем, который нравился Холли. Сами понимаете.
Теперь мы двигались в том направлении, откуда я въехал в город, и приближались к каменному мосту. Прямо впереди открывался вид на реку Потомак, которая бурлила и пенилась, унося далеко вниз по течению бог весть что. Полицейская машина с грохотом въехала на мост и покатила по нему, пока мы не очутились в самом центре – на высшей точке арки, – откуда открывался вид на широкий простор реки.
– Спустя какое время после исчезновения Холли нашли ее тело?
– Через два дня, – ответил Лаверинг. – Патологоанатом определил, что она пробыла в воде примерно двое суток.
– Как именно ее убили? В газетных статьях не было никаких деталей.
– Она утонула.
– И почему вы решили, что это убийство, а не несчастный случай?
Лаверинг остановил машину. Небо над рекой было цвета холодного оружейного металла, вода внизу напоминала выточенный сланец. Полицейский посмотрел на меня; его глаза блестели, похожие на драгоценные камни.
– Прежде чем бросить Холли в воду, убийца связал ей руки за спиной. Когда рыбаки нашли труп, ее запястья все еще были связаны электрическим проводом.
– О господи. Я этого не знал.
– Уверен, ваша жена выяснила этот факт, учитывая, что она опросила столько людей. Неужели этого не было в ее заметках?
Я не мог понять, шутит ли он или нет, и тихо ответил:
– Нет, этих данных в ее заметках не было.
Лаверинг переместил рычаг переключения передач на парковочный режим и вышел из машины. Я положил записи на пассажирское сиденье и последовал за ним.
Мы словно находились на крыше небоскреба, настолько свирепым был здесь ветер. Лаверинг припарковался на узкой обочине. Здесь был тротуар, на котором мы стояли, и бетонная ограда, за которой открывался вид на стремнину внизу. Я заглянул за край и увидел несколько больших черных валунов, возвышающихся над белыми гребнями волн, гладких, как обсидиан. Отсюда до воды было футов семьдесят.
– Местные называют этот мост «мостом самоубийц», хотя последний раз кто-то прыгал с него в восьмидесятые, – сказал Лаверинг и указал на запад вдоль скалистого берега. – Труп нашли в миле отсюда, у западного берега реки. Тело зацепилось за корни наполовину затопленного упавшего дерева, – он пнул ногой гравий на тротуаре. – Ее мобильный нашли прямо здесь. Экран был разбит. Или это произошло случайно, когда она сопротивлялась убийце, или преступник разбил телефон специально. Известно, что данные мобильников отслеживаются, так что злоумышленник мог избавиться от улики.
– Ясно, – сказал я. Я не мог произнести ни слова больше, так как боялся, что меня стошнит.
Лаверинг показал на небо над нашими головами.
– Заметили, что здесь нет никакого освещения? На мосту нет ни одного фонаря. Как только солнце садится, здесь становится темно, как в преисподней. Наверное, здесь он на нее и напал.
Я окинул весь мост взглядом, от одного конца до другого. Его длина была не больше четверти мили. Но от высоты кружилась голова; вертиго обхватило мое горло своими холодными руками.
Лаверинг перегнулся через перила и посмотрел вниз, на бурлящие воды. Отстраненный взгляд на мгновение затуманил проницательные голубые глаза.
– Полагаю, он затащил ее в машину и отвез в другое место. Возможно, хотел изнасиловать, но патологоанатом не нашел признаков сексуального насилия. Хоть в чем-то ей повезло, правда?
Я не мог выдавить ни слова.
– Думаю, он столкнул ее в реку где-то дальше по берегу. Убийца думал, что она утонет, а тело унесет в Чесапикский залив, и его найдут не скоро. Наверное, так бы оно и было, если бы не то дерево, за которое она зацепилась.
– Почему вы уверены, что он отвез ее в другое место? Разве он не мог столкнуть ее с моста прямо здесь?
Лаверинг мотнул своей квадратной головой в сторону бетонной ограды.
– Видите валуны там внизу? Если бы ее сбросили здесь, то тело прибило бы к одному из них или оно вообще упало бы на камень. То, что ее на-шли в миле отсюда, означает, что в воду она попала уже за валунами, где река глубже. Наверное, убийца надеялся, что ее никогда не найдут.
Я обдумал его слова. Потом перевел дыхание и спросил:
– Почему вы не рассказали все это моей жене?
– Потому что, когда ваша жена была здесь, расследование еще не было завершено.
– Погодите, вы хотите сказать, что раскрыли преступление? Поймали убийцу? – удивленно спросил я.
– Можно и так сказать, – Херцель Лаверинг посмотрел на меня и грустно улыбнулся. Кончик острого носа покраснел, а в центре лба теперь выступала вена в форме вилочки.
– Не понимаю. Что вы имеете в виду?
– Дэс Хилльярд, – сказал он. – Местный педофил. Был осужден за растление двух несовершеннолетних мальчиков, когда работал в Престоне, сидел на «горе скорби».
– Что такое «гора скорби»?
– Тюрьма Хэзелтон. В общем, тем вечером его сняла камера наблюдения на заправке. Минут за двадцать до того, как Холли ушла пешком домой, он приехал на заправку, купил лотерейные билеты и банку жевательного табака. На записи видно, что он смотрит в сторону Холли и ее друзей. Вполне естественно, что я несколько раз допрашивал его по делу Ренфроу, и он начал ломать комедию. Даже прослезился пару раз. Эти педофилы с легкостью слезу пускают, когда им нужно. Это у них в крови, они как осьминоги, стреляющие чернилами.
– Он признался?
– Нет. Предусмотрительно помер.
– То есть как?
– В январе в полицию позвонила мать Хилльярда. Он жил вместе с ней. Вся в слезах, сказала, что ее сын мертв. Мы с Дином – тем самым болтливым Дином, помните его? – приехали в дом Хилльярдов на Фармингтон-роуд и обнаружили окоченевший труп в его любимом кресле. Похоже, он был мертв уже несколько дней. Мать слепая, так что одному только богу известно, сколько он просидел так, пока она не почувствовала запах. Его ноги были в шести дюймах от пола, а из вены на руке торчал шприц.
– Вот дерьмо, – сказал я.
Лаверинг почесал шею и продолжил:
– Передозировка героина. Был похож на бешеного пса с засохшей пеной вокруг рта. Еще и обмочился. Так что в доме вонь стояла жуткая.
– Но он же не признался, – возразил я.
– И без признания все было ясно, – сказал Лаверинг. – Мы нашли толстовку Холли Ренфроу в его доме.
Я открыл рот, но смог лишь выдохнуть.
– Конечно, не так чисто и складно, как мне хотелось бы, но факт остается фактом, мистер Деккер. Дело закрыто.
– И что мы теперь будем делать? – спросил я.
– С чем делать?
– С другими убийствами, – ответил я. – Вам нужно связаться с полицейскими из других городов и сообщить, что этот Хилльярд может нести ответственность за смерть всех этих девочек.
– Дэс Хилльярд никакой не серийный убийца, мистер Деккер.
– Но взгляните на расследование моей жены…
– У вас есть какие-нибудь доказательства, кроме того, что все жертвы похожи?
– Нет, но это только начало. Как я и сказал, я не детектив. Это ваше дело – вести расследование.
– У меня к вам один вопрос, мистер Деккер, – сказал Лаверинг, уперев руки в бока. – Когда произошли остальные убийства?
– Самое первое в 2006 году.
– Ну вот, видите. Хилльярда посадили в 2005 году за то, что он сотворил с теми мальчиками в Престоне. Он отсидел тринадцать лет и вышел в конце прошлого лета, за несколько месяцев до того, как его переклинило и он убил Холли. Может, ваша жена и видела какую-то связь между этим и другими убийствами, но ее попросту не существует.
– Вот черт, – сказал я.
Что-то похожее на смех подкатило к моему горлу, но в нем не было ничего веселого. Я отвернулся от Херцеля Лаверинга и оперся обеими руками о холодные бетонные перила моста. На горизонте стая птиц прочертила путь по небу цвета оружейного металла.
– Хотите знать, что я думаю, мистер Деккер?
– Да, конечно.
– Я думаю, что вы пытаетесь найти то, чего на самом деле нет. Вы просто скучаете по своей жене и пытаетесь сохранить хоть какую-то связь с ней.
– Может, вы и правы, – сказал я, не глядя на него. Мои глаза слезились от ветра, и я не хотел, чтобы он видел меня таким.
Лаверинг молчал какое-то время. Мы слушали, как ветер шелестит в кронах деревьев на берегу.
Спустя какое-то время полицейский снова заговорил:
– Дело закрыто, мистер Деккер. Если ваша жена хотела докопаться до истины, то по крайней мере насчет этого убийства она может быть спокойна.
– Спасибо, – сказал я, все еще отвернувшись. В семидесяти футах внизу шум воды напоминал белый шум телевизора. Теперь я слышал лишь его.
3
В японском языке есть слово «укиё», которому нет эквивалента в других языках. С японского оно переводится как «парящий мир» и, по сути, означает жизнь здесь и сейчас с полной отрешенностью от окружающей вселенной. Вот каким был для меня наш короткий и так жестоко закончившийся брак: куполом, под которым мы были полностью погружены друг в друга, и к черту весь остальной мир. Все, что мы делали, – каждую мечту, идею или прозрение, которые у нас когда-либо были, – мы делили друг с другом. Во всяком случае, я так думал. Я думал, ты чувствуешь то же самое. Я готов был биться об заклад. Но когда мы занимались любовью, ели вместе, валялись на диване и смотрели фильмы, а осенними вечерами бросали фрисби в парке Квайет Уотерс – все это происходило под нашим куполом, внутри него и в окружении него, – часть тебя, Эллисон, была где-то далеко. Как еще я могу это объяснить? Какая-то часть тебя путешествовала по незнакомым штатам с револьвером в бардачке автомобиля и маленьким блокнотом на спирали, засунутым в карман пальто или в сумочку. Какая-то часть тебя взбиралась по холмам Западной Виргинии или бродила по топким берегам рек южного Мэриленда, вынюхивая запах смерти, витающий в воздухе. Часть тебя собирала и изучала фотографии жертв, умерших преждевременной, жестокой смертью, девушек, за убийства которых никто из преступников так и не был задержан. Вот ты сидишь, пьешь чуть теплый кофе в унылый утренний час с помощником шерифа из какого-нибудь сельского захолустья и выясняешь, сколько времени потребуется, чтобы задушить кого-нибудь голыми руками, и поможет ли погружение в реку смыть сперму с трупа. Пока я готовил ужин, покупал билеты на концерт онлайн и косил траву на нашем крошечном заднем дворе, ты тайком изучала карты Западной Виргинии, Делавэра, Нью-Джерси, Мэриленда, Виргинии, Се-верной Каролины и прочего захолустья, отмечая кружочками места, где пропали жертвы, и ставя кресты там, где, предположительно, были найдены их тела. Ты была летописцем смерти – кто бы мог подумать? Уж точно не я. Уж точно не тот мужчина, за которым ты была замужем пять лет. Я и представить себе не мог, что, когда мы держались за руки в парке или в кинотеатре, какая-то тайная часть твоего сознания была занята мыслями о бледных, раздувшихся от воды трупах или телах, разлагающихся в лесу. Что, когда мы целовались, часть твоего сознания задавалась вопросом о том, какая бы сила потребовалась, чтобы сломать позвоночник. Что твои приступы бессонницы были вызваны не чрезмерным употреблением кофе или стрессом на работе, а результатом того, что мозг лихорадочно перебирал детали последних мгновений жизни очередной несчастной девушки – ил и песок под фиолетовыми ногтями, опавшие листья, запутавшиеся в прилизанных волосах, ввалившиеся глаза, как у хэллоуинской тыквы. Ты прятала все это в нашем доме, ты держала все это в своей голове. Я мог расшифровать ход твоих мыслей, изложенных лихорадочным, небрежным почерком на листах желтой писчей бумаги и отмеченных датами бесчисленных газетных статей, некоторым из которых было более десяти лет, по мере того как ты все дальше и дальше уходила во тьму, преследуя какую-то мрачную и непостижимую навязчивую идею.
Именно эти мысли овладели мной, когда я ехал домой из Западной Виргинии после встречи с Херцелем Лаверингом. Они вызвали вспышку гнева, которая временно вытеснила мое горе. Я был этому даже рад, потому что после твоей смерти мне казалось, что я тоже умер, и это становилось для меня постоянным состоянием. Но гнев заставляет нас чувствовать себя живыми. Так что я подпитывал его так долго, как мог, но оказалось, что это было совсем недолго. Потому что, когда я вошел в наш дом тем вечером, я снова сломался.
Как будто мне нужно было подтверждение слов Лаверинга, я включил свой ноутбук на кухне и погуглил имена «Холли Ренфроу» и «Дэс Хилльярд» и город Фернис, западная Виргиния. Я нашел январские новости, в которых подробно описывалась смерть Хилльярда и его заочное осуждение за убийство Холли Ренфроу. Статьи подтвердили то, что сказал мне Лаверинг, – Хилльярд провел более десяти лет в тюрьме за растление двух маленьких мальчиков. Рядом с одной из статей была цветная фотография Хилльярда – бездушные черные глаза, ввалившиеся, покрытые оспинами щеки и выражение глубокой апатии, в которой не было ни капли человечности.
Это побудило меня задуматься о статусе других убийств. Может, их тоже уже раскрыли? Я начал с самого раннего дела – Марго Идельсон, убитой в 2006 году – и переходил от убийства к убийству. Насколько я мог судить, ни одно из них так и не было раскрыто. На самом деле, о старых делах было очень мало информации, и ничего нового. Исключением стало убийство в 2016 году девочки-подростка по имени Габриэль Колсон-Хоу из Порт-Тобакко, штат Мэриленд. О ней недавно было написано несколько статей, которые помогли привлечь внимание общественности к убийству и спровоцировали обсуждение на нескольких форумах. Быть может, дело в том, что ее убили относительно недавно; следующим в твоих материалах было лишь убийство Холли Ренфроу прошлой осенью. Однако при ближайшем рассмотрении я понял – или, точнее, другой Аарон понял, – что у всех статей и постов на форумах есть кое-что общее: один и тот же автор.
Имя Роберты Негри фигурировало в подписях к газетным статьям о смерти Габриэль Колсон-Хоу в 2016 году. Она также была автором более поздних статей, размещенных в различных блогах и на сайтах общественных организаций, а не в онлайн-газетах. В этих статьях не содержалось никакой новой информации об убийстве Колсон-Хоу, но, насколько я мог судить, их целью было не дать забыть о погибшей девочке. «Убийство подростка: все еще нет надежды на правосудие» гласил один из заголовков. К статье прилагалась зернистая фотография Колсон-Хоу – та же, что и в твоих файлах. Другая была озаглавлена «Убийство Колсон-Хоу остается нераскрытым – у полиции нет зацепок» и сопровождалась фотографией убитой горем женщины, прижимающей к груди плюшевого медведя; в подписи к ней говорилось, что это мать погибшей девочки. В твоих материалах я тоже натыкался на имя репортера, Роберты Негри.
Папка-гармошка лежала на кухонном столе рядом с ноутбуком. Я открыл ее и вытащил файл об убийстве Габриэль Колсон-Хоу. Пролистал страницы и убедился, что был прав: Роберта Негри также была автором газетных статей, распечатанных тобой из интернета. На одной из распечаток ты нацарапала номер телефона рядом с именем Негри. Меня насторожил не номер телефона, а рисунок из шести прямоугольных полосок рядом, от которого по моему телу пробежала ледяная волна беспокойства. Это был тот же рисунок, хотя и более схематичный, который ты нарисовала на листе, исписанном повторяющейся фразой о Газ-голове.
От сильного, беззвучного выдоха, направленного в мое левое ухо, по спине пробежал холодок. Я резко развернулся на стуле, сердце заколотилось где-то в горле. В сознании ясно и уверенно отдавалось ощущение, что кто-то стоял прямо у меня за спиной и шептал мне на ухо …
Но кухня была пуста. В гостиной было темно, окна, выходившие на задний двор, закрыты ставнями на ночь. Я услышал отдаленное тиканье часов где-то в доме.
Я закрыл ноутбук и положил файл обратно в папку-гармошку. После некоторого колебания достал файл Холли Ренфроу, открыл его на последней странице твоих заметок и ручкой, которую взял из ящика стола, написал «Дэс Хилльярд». Подчеркнул это имя. Обвел кружком. Закрыл файл.
– Дело закрыто, Эллисон, – сказал я в пустоту.
Я никогда не был большим любителем выпить, но, прежде чем отправиться наверх в постель, опрокинул в себя две порции бурбона. Алкоголь обжег мне горло. На верхней площадке лестницы я потянулся к выключателю в прихожей, но свет не горел. Я стоял там, в темноте, чувствуя себя невесомым, как пушинка одуванчика, и, возможно, просто свернулся бы калачиком прямо там, на верхней площадке, если бы не повернул голову и не посмотрел в противоположный конец коридора.
В открытом дверном проеме нашего кабинета стояла фигура.
У меня перехватило дыхание. Я не мог пошевелиться. По телу пробежал холодок.
– Эллисон? – сказал я хриплым голосом.
Фигура не пошевелилась.
Очнувшись от оцепенения, я двинулся по коридору к открытой двери офиса. Когда я подошел ближе, фигура, черная как смоль, растворилась в темноте комнаты.
– Эллисон!
Я ударился о дверной косяк и нащупал выключатель. Взял себя в руки. Зажегся свет, от которого у меня защипало в глазах. Я не увидел ничего, кроме пустого офиса, моего аккуратно убранного письменного стола у одной стены и твоего, заваленного бумагами, у другой.
Не знаю, как долго простоял в дверном проеме, как будто мои неподвижность и упорство могли вернуть тебя к жизни. Наконец, я направился в нашу спальню и забрался под одеяло. Сон обрушился на меня, как стена, но моя затяжная тревога заставляла меня несколько раз просыпаться посреди ночи в уверенности, что какое-то загадочное чудовище с раздувшимся от горячего воздуха и трещащим по швам черепом нависало над моим спящим телом за мгновение до того, как я открывал глаза. Иногда я просыпался и видел фигуру Роберта Волса, твоего убийцы, скорчившегося в темном углу нашей спальни. С капюшоном на голове и пистолетом, заткнутым за пояс джинсов, он небрежно кивал в мою сторону, затем неторопливо выходил в коридор, где исчезал в лунном свете.