1
В 2016 году, в начале августа, тело девочки-подростка, которая считалась пропавшей почти две недели назад, в конце концов было обнаружено на берегу реки Потомак в южном Мэриленде, прямо под мемориальным мостом Гарри У. Найса[7]. Тело распухло и побагровело, а часть одежды унесло течением реки. Когда ее нашли, светлые волосы уже позеленели от водорослей. У нее отсутствовали кончики пальцев на руках и ногах, так как их обглодали крабы, и в конечном счете по стоматологической карте ее опознали как пропавшую девочку: Габриэль Колсон-Хоу, шестнадцати лет, из соседнего Порт-Тобакко. В крошечной мэрилендской деревушке Порт-Тобакко проживало всего полдюжины семей, поэтому исчезновение и последующая смерть девочки очень сильно ударили по всем, кто там жил.
Скорее всего, тело было унесено течением реки на несколько миль, бледные обнаженные руки мелькали среди подводных зарослей, кроссовка слетела с ноги и постепенно поднялась на поверхность, где никем не замеченная подпрыгивала и покачивалась на волнах, как крошечное морское судно. Блеск золотого браслета на щиколотке привлекал внимание любопытных рыбок. Тело девушки ударялось о подводные камни, продиралось сквозь переплетения затопленных веток деревьев, петляло между натянутыми рядами ловушек для крабов, словно актер, пробирающийся между тросами за кулисами театра.
Двое озорных мальчишек, бродивших по набережной и стрелявших по чайкам из пневматического ружья, обнаружили тело Колсон-Хоу под мостом, где обычно скапливался мусор и где располагался брошенный лагерь бездомных, похожий на крошечную эвакуированную деревню, от которой остались лишь заплесневелые нейлоновые палатки и отсыревшие спальные мешки. Мальчики спрятались под мостом, чтобы выкурить сигареты, которые они стащили со строительной баржи неподалеку, радуясь возможности отдохнуть от палящего летнего солнца, и тут они увидели тело. В тени моста казалось, что его бледная нагота излучала изнутри тусклый свет. Сначала ребята не поняли, что это такое. Конечно, они даже подумать не могли, что перед ними труп девочки-подростка. Они решили приблизиться к телу; кроссовки хлюпали по грязи, дымя сигаретами. Чем ближе они подходили, тем больше это существо начинало походить на человека. Лежащего лицом вниз, неподвижного. Может быть, какой-то бездомный напился и утонул в реке? Такое случалось и раньше. Но блеск браслета на лодыжке выдавал что-то неправильное. Не бездомный.
Поняв, что это мертвая девочка, оба мальчика остановились. Ее рубашка, мокрая и заляпанная грязью, местами порвалась, обнажая мраморную плоть, и была частично перекручена на шее, а река содрала с нее черные колготки, так что они, словно хвост кометы, свисали с единственной кроссовки, которая осталась на ноге. Другая нога – с браслетом на щиколотке – была босой, с обгрызенными до костяшек пальцами.
Мальчики – им было одиннадцать и двенадцать лет, они дружили с тех пор, как пешком под стол ходили, – стояли под мостом, а над их головами грохотали машины, и вонь дизельных выхлопов окутывала их ноздри, словно туман. Они курили и рассматривали мертвую девушку. Ее обнаженные синюшно-серые ягодицы были испещрены сетью иссиня-черных вен. По обнаженной плоти ползали крупные мухи, и их рой образовывал в воздухе над головой трупа подобие нимба. Один из мальчишек, тот, что посмелее, схватил палку и ткнул в покрытую серыми пятнами плоть на левом боку, где четко выделялись ребра. Плоть поддалась, как тесто. Мальчик сильнее надавил кончиком палки на тело, пока на нем не образовалась колотая рана размером с десятицентовик, из которой потекла не столько кровь, сколько струйка серой речной воды.
Мальчики выкурили еще по одной сигарете, размышляя, не выстрелить ли из пневматического ружья в одну из обнаженных ягодиц трупа. В конце концов они решили этого не делать и, докурив, направились домой, чтобы рассказать родителям о своей находке.
2
Я узнал историю о том, как двое мальчиков обнаружили тело Габриэль Колсон-Хоу под мостом, от Роберты Негри, автора газетных статей из твоего файла. Негри взяла интервью у обоих мальчиков еще в 2016 году, сразу после того, как с ними побеседовала полиция. В твоих заметках нет никаких свидетельств того, что ты лично разговаривала с мальчиками, но ты определенно встречалась с Робертой Негри – «Зовите меня Бобби» – и обсуждала детали этого интервью.
Когда я позвонил Негри, чтобы договориться о встрече, то подумал, что мне придется объяснять, кто ты такая – ведь прошло почти три года с тех пор, как ты была в Порт-Тобакко, как я понял из твоих заметок, Эллисон, – но она оборвала меня на полуслове.
– Эллисон Деккер. Господи, да, мистер Деккер, Аарон, я помню вашу жену. Когда узнала, что с ней произошло, написала о ней статью. Ее смерть потрясла меня. Я помню нашу с ней встречу.
– Я надеялся, что вы найдете время встретиться и со мной.
Она согласилась встретиться в крабовом ресторанчике в Ньюбурге, выходившем окнами на реку недалеко от того места, где три года назад те двое мальчиков обнаружили тело Колсон-Хоу. Когда я заехал на парковку и вышел из машины, то увидел женщину в красной бейсболке и ветровке армейского зеленого цвета, развевавшейся на сильном ветру. Она стояла, прислонившись к ярко-синей «Тойоте-Ярис», и курила сигарету, на плече у нее висел рюкзак. Когда я приблизился, она, казалось, постарела на моих глазах – осанка наводила на мысль о женщине лет двадцати-тридцати, дерзкой и беззаботной, но на самом деле ей было почти пятьдесят. Лицо, бледное, усыпанное мелкими рыжими веснушками и не лишенное привлекательности, было покрыто глубокими морщинами и выглядело изможденным.
– Здравствуйте! – она протянула мне руку, и я пожал ее. – Аарон Деккер? Зовите меня Бобби. Жаль, что такое случилось с вашей женой.
– Спасибо. И спасибо за то, что согласились со мной встретиться.
– Без проблем, – она затянулась сигаретой. – Подождите, пока я закончу, ладно? Я позволяю себе три штуки в день и выкуриваю их до фильтра.
– Я составлю вам компанию, – сказал я и вытащил свою пачку из кармана куртки. Ветер продолжал задувать пламя моей зажигалки, пока Бобби не прикрыла ее ладонями. – Спасибо.
Мы курили, и я наблюдал за туманом, отползающим с дороги к деревьям.
– Вы тоже репортер? – спросила она.
– Я? Нет.
– Тогда что вы здесь делаете?
– Пытаюсь выяснить, чем занималась моя жена.
Бобби посмотрела на меня.
– Я совсем недавно узнал, что она была здесь три года назад, после смерти той девушки. Похоже, Эллисон расследовала несколько убийств, и я подумал, что, может, они связаны. Но теперь я даже не знаю, что и думать.
Бобби сделала затяжку и выпустила облако дыма, которое быстро развеялось на ветру.
– Неправда, – сказала она.
– Что именно?
– То, что ваша жена приехала сюда после смерти Габби.
– Нет? Что вы имеете в виду?
– Есть причина, почему я вспомнила вашу жену, когда увидела ее фотографию в новостях о стрельбе в торговом центре. – Она посмотрела на меня стальным взглядом. – Она соврала мне, когда мы впервые встретились, а я никогда не забываю тех, кто мне соврал.
Я уставился на нее, переваривая то, что она мне только что сказала. Может, я что-то не так понял…
– К черту, – сказала она и бросила недокуренную сигарету на землю. – Пойдемте внутрь, а то я себе сиськи отморожу.
3
Мы сели за длинный деревянный стол у большого окна, на стекле которого был изображен голубой краб. Я сказал Бобби, чтобы она заказала, что хочет, я угощаю.
– То есть как она вам соврала? – спросил я после того, как мы сделали заказ у официанта.
Бобби ответила:
– Ваша жена приехала сюда не из-за смерти Габби, Аарон. Она приехала сюда до того, как тело Габби нашли.
Я покачал головой.
– Что имеете в виду?
– Это было где-то через неделю после исчезновения Габриэль. В тот момент полиция думала, что она просто сбежала из дома. Все так думали. Даже ее родители. Она была трудным подростком из неблагополучной семьи. Водилась не с той компанией. Она и раньше сбегала из дома. Было собрание в здании мэрии в Порт-Тобакко, откуда она родом, и другое собрание, здесь, в Ньюбурге. Местная полиция собрала людей. И ваша жена присутствовала на обоих собраниях. Я поговорила с ней – я всегда беседую с незнакомцами, – и когда она сказала, что приехала из Аннаполиса, я подумала, что это очень странно. Зачем репортеру из Аннаполиса ехать в такую даль, чтобы расследовать историю сбежавшей девочки-подростка? Она сказала мне, что является внештатным сотрудником крупных газет и журналов, но потом я погуглила ее и выяснила, что она пишет для районной газеты, и только.
– Этого не может быть, – сказал я. – Вы уверены, что она приехала сюда до обнаружения тела?
– Конечно, я уверена. Когда ваша жена приехала в первый раз, мы имели дело с местной полицией. Когда нашли тело, дело перешло к полиции транспортного управления Мэриленда, потому что тело находилось под мостом Найса. Это их владения.
– И чем она здесь занималась?
– Тем, чем занимался бы любой репортер. Задавала вопросы разным людям, делала заметки. Я пригласила ее на ланч, потому что мне стало любопытно, почему она решила написать о местной беглянке. Она рассказала, что работает над статьей о подростках, сбежавших из дома. Это прозвучало правдоподобно. Если честно, я сама этой историей особо не интересовалась. Но потом, неделю спустя, под мостом нашли труп Габби. Это все изменило. Полиция транспортного управления созвала пресс-конференцию здесь, в Ньюбурге. И ваша жена снова сюда приехала. И я подумала: боже, как странно.
– И что в этом такого странного? – спросил я. – Она уже приезжала сюда, когда девочка пропала, почему бы ей не посетить эту пресс-конференцию?
– Потому что это не совпадало с причиной ее первого приезда. Дело уже не касалось беглянки. Произошло убийство. Это немного выходит за рамки того, о чем ваша жена писала, по ее собственным словам, когда мы с ней познакомились. Но кое-что меня действительно поразило. Ваша жена совсем не удивилась тому, что Габби нашли мертвой.
– Погодите. Вы хотите сказать, что она с самого начала знала, что Габби убили.
Это было скорее утверждение, чем вопрос. Я позволил другому Аарону анализировать поступающую информацию. Сам я не мог понять, как такое возможно.
– Я просто хочу сказать, что это странно, – ответила Бобби. – Я хотела выяснить, в чем дело, и снова пригласила ее на ланч. Она сделала вид, что считает всю эту историю трагическим совпадением – что беглянка, которой она интересовалась, стала жертвой убийства. Достаточно правдоподобно. Но что-то меня насторожило. Журналистская интуиция, знаете ли.
– И о чем вы разговаривали за ланчем?
– Об убийстве. У вашей жены был список людей, с которыми она хотела бы поговорить, – друзья Габби, ее семья, полиция. Она задавала вопросы о мальчиках, обнаруживших тело.
– Правда?
Именно тогда она рассказала мне историю о мальчиках, нашедших тело, не упуская ни одной омерзительной детали.
– Ваша жена делала заметки и задавала уточняющие вопросы. Помню, я тогда подумала, черт, эта дамочка знает слишком много об убийствах для кого-то, кто якобы пишет статью о подростках, сбежавших из дома. Она даже заранее подготовила список тех, у кого хотела бы взять интервью. По этой причине я решила разузнать о ней побольше после того, как она уехала.
– Как убили Габби? В газетных статьях об этом не сообщается.
– Полиция хотела дождаться заключения коронера. Они не любят давать детали прессе, а на аутопсию нужно время. Насколько вы брезгливы? – она начала рыться в своем рюкзаке.
– Не знаю.
– У меня есть осведомитель в офисе коронера, – сказала она. – Одна из причин, по которой местные копы меня ненавидят.
Она положила на стол между нами несколько цветных глянцевых фотографий размером восемь на десять дюймов. Я уставился на них, прежде чем мой мозг успел осознать, на что я смотрю на верхнем фото. Я повернул его нужной стороной и почувствовал, как у меня перехватило дыхание.
– Господи Иисусе, – пробормотал я.
– Вы же сказали, что не брезгливы.
– Я этого не говорил, – поправил я.
Я не мог оторвать глаз от фотографии искалеченного тела Габриэль Колсон-Хоу. И именно так оно и выглядело – искалеченным. Как будто пара огромных рук схватила ее и вывернула, вывихнув все конечности из суставов и оставив после себя бесцветные синяки на открытой плоти.
Это были фотографии с места преступления. Вот она лежит, наполовину погруженная в коричневую болотную воду под опорами моста, бледная, скрюченная рука, босая ступня без пальцев, поблескивающий золотой браслет на лодыжке. Я перешел к следующей фотографии и увидел на животе трупа отверстие размером с десятицентовик. Я спросил, что это такое, и Бобби напомнила мне о том, как один из мальчиков признался, что тыкал в тело палкой. На другой фотографии была голова девушки, неестественно повернутая на шее таким образом, что правая сторона лица была погружена в коричневую воду. Ее левый глаз заплыл – или, скорее, глазница была заполнена пузырем белесого желе, – и я мог разглядеть грязь, которая затвердела в складках вокруг ее носа и рта и в уголке этого единственного ужасного глаза.
– Ее задушили и выбросили в реку, – сказала Бобби, копаясь в фотографиях, и нашла ту, на которой была видна рубашка, обмотанная вокруг шеи девочки. – Видите, как задралась рубашка? Скорее всего, это произошло уже в реке, из-за течения. Потому что задушили ее не рубашкой. Сукин сын сделал это голыми руками. На ее шее были следы ногтей убийцы. У меня есть более четкие фото этих синяков. Могу их показать.
– Нет, спасибо.
Подошел официант с нашей едой. Это был мужчина средних лет с щетиной на подбородке и выражением затуманенного безразличия в глазах. Он взглянул на фотографии, разложенные на столе, затем встретился со мной взглядом, как будто я был ответственным за то, что случилось с девушкой на фотографиях. Его безразличие сменилось отвращением, и он поставил на стол нашу еду – крабовый пирог для Бобби, клаб-сэндвич для меня и две кружки дымящегося кофе. При виде еды мой желудок сделал сальто.
– Простите, – сказал я официанту и перевернул стопку фото лицевой стороной вниз.
Казалось, Бобби ничего не заметила. Она пододвинула к себе свою тарелку и вытащила приборы из холщового кармашка. Ей не терпелось начать трапезу.
– А что насчет подозреваемых? – спросил я после того как официант ушел. – Прошло три года. И никаких зацепок?
– Как я и сказала, полиция не любит распространяться о нераскрытых делах. Я знаю, что они допрашивали парней из Акваленда. Но без толку. Если верить полиции, кто-то оттуда был самым вероятным подозреваемым.
– Что такое Акваленд?
– Небольшое поселение у подножия моста. У местных жителей проблемы с наркотиками, много случаев домашнего насилия. То же самое касается трейлерного парка в Порт-Тобакко. Еще и социальные дома находятся поблизости. Так что потенциальных зацепок в радиусе десяти миль полно. Я считаю, что кто-то убил ее в Порт-Тобакко, а потом выкинул в реку в том же районе. Не надо усложнять, верно?
– Тогда как она оказалась под мостом?
– В Порт-Тобакко есть довольно большой водоем, соединенный с рекой Потомак несколькими притоками. Ее труп могли выбросить в тот водоем, потом по каналам он попал в реку, и, наконец, его прибило к берегу под мостом. Еще здесь расположена система дренажных тоннелей. К под-ножию моста со стороны Мэриленда постоянно прибивает всякий мусор из дренажной системы или из реки. Иногда с моста в реку прыгают самоубийцы, и их тела потом находят вдоль берега. Обычно они в таком ужасающем состоянии, словно попали под грузовик. Я повидала много утопленников. Представляете, несколько лет назад в этом районе к берегу прибило тушу взрослой мо-лотоголовой акулы. Служащие Департамента при-родных ресурсов подняли ее с помощью лебедки, прикрепленной к пикапу, и увезли. У меня фото есть.
– А вы сами что думаете? – спросил я. – Вы кого-то подозревали?
– Подозревала? Конкретного человека? Нет. Но в подобных делах убийца обычно знаком с жертвой. Преступление страсти. Обезумевший бойфренд. Или вроде того.
– У нее был парень?
– Боже. Всего лишь дюжина парней, – ответила Бобби, снова копаясь в своем рюкзаке. – Не хочу сплетничать, но Габби сложно назвать пай-девочкой, если понимаете, о чем я.
Она достала еще одну фотографию и протянула ее мне. Я с облегчением увидел, что это была школьная фотография Габриэль Колсон-Хоу, а не очередной снимок с места преступления. Та же самая фотография была напечатана на объявлении о розыске пропавшей из твоего файла, а также в нескольких газетных статьях. Только это были черно-белые репродукции низкого качества, которые не позволяли по-настоящему передать черты лица девушки. Сейчас передо мной лежал четкий цветной снимок. У девушки были тонкие, как у эльфа, черты лица, каскад светлых волос, в ярко-зеленых глазах читалась застенчивость. Как и в тебе, в этой девушке была тьма, какая-то тайна, скрытая глубоко внутри.
– Красивая, правда?
– Да.
– Габриэль с друзьями иногда покупали всякое у одного парня из трейлерного парка, – продолжала Бобби. – Я написала несколько статей о потреблении наркотиков среди местных, в частности в подростковой среде. Этот факт не идет на пользу репутации жертвы, особенно в глазах полиции. В ночь исчезновения Габби у ее друзей была вечеринка на пляже. Не там, где нашли тело, но чуть подальше. Пляж в Порт-Тобакко закрывается в темное время суток, но дети все равно там собираются по своим детским делам. Натырили пива и сигарет из магазина. Той ночью на вечеринке присутствовали два ее, ну, парня. По словам ее матери, Габби довольно рано стала сексуально активной.
– Господи. Звучит невозможно.
Бобби рассмеялась и похлопала меня по руке.
– А вы милашка.
С явной неохотой наш официант вернулся, чтобы заново наполнить наши чашки кофе. Я поблагодарил его, но он не ответил. Судя по выражению его глаз, я все еще вызывал у него отвращение, и он поспешил удалиться, не сказав ни слова. Я сделал большой глоток кофе и сказал:
– Правильно я понимаю, что все ее парни были допрошены полицией?
– Конечно. Но не думаю, что это был кто-то из местных пацанов. Думаю, что об этом ее любовнике никто не знал, она держала его в секрете.
– То есть даже близким друзьям о нем не рассказала бы?
– Не рассказала бы, если в их связи было что-то странное.
– Странное?
– Ну, может, она встречалась с мужчиной постарше. Или с парнем, которого хотела скрыть от друзей. Может, он был женат. Кто знает? Просто интуиция. Как я уже говорила, мне кажется, что это – преступление страсти. Чтобы задушить кого-то с такой силой, надо очень сильно хотеть его убить. Вы представляете, каково это – задушить кого-то? Нужно как следует постараться. Это гораздо более интимный способ убийства по сравнению с использованием огнестрельного или холодного оружия. И на удушение требуется время. Никто об этом не задумывается, но так оно и есть. Такой способ убийства – самая интимная вещь в мире. Даже более интимная, чем изнасилование.
– А она была?.. – я не договорил.
– Изнасилована? Нет. Течение реки сорвало с нее часть одежды, но коронер не обнаружил признаков сексуального насилия. Мой источник в офисе коронера упомянул, что единственным сви-детельством физической травмы были синяки вокруг шеи. Помните, я говорила, что на ее шее можно было различить следы пальцев убийцы? Я упоминала, что у меня есть фотографии из морга? Могу показать.
– Необязательно, – сказал я.
Бобби перевернула стопку фотографий с места преступления лицевой стороной вверх и разложила снимки на столе.
– Вот, видите? Видите эти отметины?
Я смотрел на крупный план шеи девушки. Обмотанная вокруг нее рубашка была отодвинута в сторону. На бледной коже виднелись пятна грязи, а в волосах запуталась одинокая нить водорослей. На бесцветной коже шеи девушки были отчетливо видны фиолетовые синяки в виде отпечатков пальцев.
– Чтобы вот так прижать кого-то к земле и лишить жизни, – сказала Бобби. – Черт, на это должна быть серьезная причина.
– Разве обычно не берут соскобы из-под ногтей, чтобы найти частички кожи убийцы, следы его ДНК? Я в кино видел.
– Конечно. Но они ничего не нашли. Абсолютно ничего.
Я покачал головой и откинулся на спинку стула. Кофе был хорош, но он не лез мне в горло.
– Вы называете ее «Габби». Вы были лично знакомы?
– Нет. По крайней мере, в 2016 году. Но с тех пор я постоянно о ней думаю. Получается, я познакомилась с ней после ее смерти, – она нахмурилась, капелька соуса тар-тар застыла в уголке ее губ. – Боже, звучит жутко.
– Вы недавно написали о ней несколько статей, – сказал я.
– Просто хочу, чтобы о ней помнили. Слушайте, возможно, полиция никогда не найдет ее убийцу, но это не значит, что бедняжка должна быть забыта.
– Моя жена сказала бы то же самое. Поэтому я и приехал сюда, чтобы встретиться с вами, – я открыл папку-гармошку, вытащил из нее файлы и разложил их веером, словно игральные карты, поверх фотографий девочки. – Как я и сказал, убийство Габби было не единственным, заинтересовавшим мою жену.
Бобби посмотрела на файлы. Вилка с кусочком крабового пирога застыла на полпути к ее рту.
– Здесь материалы по шести убийствам, включая Габби. Насколько мне известно, раскрыто было лишь одно – убийство семнадцатилетней девушки из Западной Виргинии по имени Холли Ренфроу. Я уже был там и беседовал с шефом полиции. Местный дегенерат связал ее руки за спиной и сбросил в реку, где она утонула. Он умер от передозировки в январе. Само убийство произошло прошлой осенью.
– Мне не зря понравилась ваша жена, – сказала Бобби.
– Сначала я думал, что Эллисон обнаружила связь между этими убийствами и тот, кто убил Холли Ренфроу, убил и остальных. Но это не так. Тот парень сидел в тюрьме больше десяти лет, поэтому не мог убить никого из остальных девушек. Потом я решил, что, может, Эллисон хотела того же самого, что и вы, занимаясь делом Габби, – чтобы этих девушек помнили. Или наделить их голосом и рассказать их историю. Но вряд ли.
– Почему?
– Она годами прятала эти материалы. Разве она рассказала историю Марго Идельсон, убитой в 2006 году? Или Шелби Дэвенпорт, погибшей в 2008-м? Эти убийства произошли больше десяти лет назад. Если бы она хотела, чтобы об этих девушках не забыли, она бы не прятала их истории в сундуке в нашей гардеробной.
– И вы приехали сюда, потому что думаете, что у меня есть ответ на вопрос, почему ваша жена расследовала все эти убийства?
– Я приехал сюда, потому что не знаю, что все это значит. Но это расследование было действительно важно для моей жены, поэтому я хочу убедиться, что то, что она делала, не пропадет зря.
Бобби медленно подняла и опустила голову. Ее пристальный взгляд, прикованный ко мне, был напряженным.
Я извлек лист писчей бумаги, спрятанный меж-ду двух файлов, и показал на шесть прямоугольных полосок, нарисованных тобой на странице, и на фразу о Газ-голове.
– Эти слова вам знакомы? Газ-голова – смерть твоя?
– Никогда раньше их не слышала.
– А что насчет этой странной гистограммы? Этих шести прямоугольников?
Бобби покачала головой. Я открыл файл Колсон-Хоу, долистал до распечатки газетной статьи, где тот же рисунок был рядом с подписью Бобби.
– Видите? Здесь тоже, рядом с вашим именем.
– Вижу, но тоже не понимаю, что это значит, – ответила она, но запнулась. – Только если…
– Что?
– Шесть прямоугольников, – сказала она. – Шесть убийств? Может, связь в этом.
– Какая связь?
– Не знаю, Аарон. Это просто предположение.
– Не могли бы вы изучить эти материалы? Может, вы увидите в них что-то, что я не вижу. Может, найдете то, что я упустил.
Она взяла в руку файл Колсон-Хоу и просмотрела несколько страниц.
– Не представляю, что я могу извлечь из этих материалов.
– Прошу вас, – сказал я. – Я не знаю, что мне делать. Я переводчик, а не репортер. Моя жена была репортером. Как и вы.
Она встретилась со мной глазами. После твоей смерти, Эллисон, я стал ненавидеть выражение жалости на лицах людей, когда они узнаю`т, что случилось с тобой и, как следствие, со мной. Взгляд, которым Бобби Негри одарила меня в тот момент, ничем не отличался, но на этот раз я не уклонился от него, не смутился, не разозлился и не был им уничтожен. На этот раз – клянусь, Эллисон, – я заставил себя выглядеть как можно более жалким.
Бобби положила вилку на стол и посмотрела на наручные часы.
– Я живу менее чем в миле отсюда, сказала она, собрав фото с места преступления и засунув их в рюкзак. – Оплатите счет. Встретимся на парковке. Поедем ко мне.
– Спасибо, – сказал я.
Она собрала свой рюкзак, отправила в рот последний кусочек крабового пирога и выскользнула из ресторана. Мгновение спустя, когда я укладывал твои материалы обратно в папку-гармошку, подошел официант. Он положил счет на стол, и я почувствовал на себе его пристальный взгляд, пронзительный, как луч лазера.
– Простите за эти фотографии, – сказал я, доставая бумажник.
– В следующий раз проявите хоть каплю уважения, – ответил он. – Я знал эту девочку.
– Простите, – повторил я и оставил ему щедрые чаевые.
4
Бобби Негри жила в каменном бунгало, затерявшемся среди зарослей косматого кустарника. Из дома не было видно реки, но ее соленый аромат висел в воздухе, словно гирлянда. На лужайке перед домом красовалась коллекция деревянных скворечников, а на вымощенной плитами дорожке, ведущей к увитой плющом входной двери, виднелись следы птичьего помета, напоминающие полотно работы Джексона Поллока.
Внутри дома было темно, от стен пахло едой. Хотя кошек я не заметил, во всех четырех углах тесной прихожей были расставлены кошачьи лотки, их расположение было стратегически обусловлено, словно это были дорожные мины.
В противоположном конце коридора появилась неопрятная женщина средних лет. Под мышкой у нее была зажата увесистая книга в твердом переплете.
– Бобби, ты сегодня рано.
– Такова непредсказуемая жизнь репортера в маленьком городке, – Бобби сняла рюкзак и повесила ветровку на ручку зонта, торчащего из керамической подставки. – Как она сегодня?
– То так, то сяк. Она опять отказывается включать свет.
Бобби вздохнула.
– Спасибо, Дори. Можешь идти домой.
Женщина переложила увесистый том под другую руку, взяла сумочку, которая выглядела не менее тяжелой, и застегнула молнию на своем флисовом пуловере. Проходя мимо меня в холл, она посмотрела на меня с некоторым подозрением.
– До завтра, Бобби, – сказала она, протиснулась через входную дверь и затопала вниз по лестнице.
– Дори – сиделка моей мамы, – сказала Бобби, когда я шел за ней по коридору.
– Ваша мать болеет?
– У нее болезнь Альцгеймера. То хуже, то лучше.
– Жаль. Сочувствую.
– Приближается тот момент, когда я буду вынуждена отправить ее в дом престарелых.
Кухня находилась в задней части дома, старомодный альков с набором кастрюль и сковородок на потолочной вешалке. На кухонном столе, заваленном ворохом бумаги, стояла старая пишущая машинка. Из керамической вазы свисали увядшие маргаритки. Позади стола стояли ряды алюминиевых картотечных шкафчиков, а к стенам были прикреплены вырезки из газет, некоторые в потертых рамках.
– Старая добрая печатная машинка, – сказал я, пробежав подушечками пальцев по клавишам. В машинку был вставлен чистый лист бумаги. – Вы на ней работаете?
Бобби поставила рюкзак на стул.
– Она для мамы. Я заставляю ее печатать под мою диктовку. Это помогает тренировать мозг и внимание. Вдобавок, машинка – хороший тренажер для рук и средство против артрита.
– Умно, – сказал я.
– Ну, это постепенно теряет смысл, но мы не сдаемся, ведь так? – Бобби устало улыбнулась.
– Да, не сдаемся.
Я помог ей переложить кипу бумаг на кухонную стойку. Печатная машинка и ваза остались стоять на столе. Бобби достала из рюкзака ноутбук и расположила его рядом. Стопка фотографий с места преступления снова материализовалась, на этот раз между печатной машинкой и ноутбуком.
– Я кое-что принесу из кабинета, – сказала Бобби, выходя в темный коридор. – Сделайте одолжение, приготовьте кофе.
Кофеварка стояла на столешнице, но мне пришлось поискать кофе. В конце концов я обнаружил его во вращающемся шкафу, расположенном между посудомоечной машиной и холодильником. Фильтр от предыдущей порции все еще был в кофеварке. Я выбросил его в мусорное ведро, вымыл ситечко и кофейник, а затем приступил к приготовлению новой порции.
Я подошел к шкафчику, чтобы поставить кофе на место, и был поражен видом человеческой фигуры, которая смотрела на меня из соседней комнаты – маленькой гостиной с задернутыми шторами. Прежде чем я успел осознать, что вижу, фигура произнесла:
– Джеффри.
Это была пожилая женщина, сидевшая в кресле с высокой спинкой. На ее колени была накинута шаль. Из-за задернутых штор и выключенного света в комнате было слишком темно, чтобы определить приблизительный возраст женщины, но по голосу она казалась почти доисторической.
– Джеффри, – снова сказала она.
– Мэм.
Я шагнул в комнату. Женщина не шелохну-лась; только ее глаза – маленькие влажные пуговки, поблескивающие в темноте – подтвердили, что человек, сидящий в кресле с высокой спинкой, на самом деле жив, и именно он говорил со мной.
– Ты вытер ноги, Джеффри?
– Я не Джеффри, мэм.
– Ты должен вытирать ноги, прежде чем войти в дом, Джеффри. Мы об этом уже говорили.
Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидел, что она не так стара, как мне показалось вначале; ей было самое большее чуть за семьдесят. Она утопала в толстовке с логотипом «Балтимор Рэйвенс»[8] на груди. Волосы представляли собой жесткую массу с седыми прядями, собранную в небрежный пучок на затылке.
– Ты слышал меня, Джеффри? – сказала женщина с нотками раздражения в голосе.
– Да, мэм, я вытер ноги, прежде чем войти.
– Хороший мальчик, – она слегка повернула голову и посмотрела на что-то за моей спиной. – А твой друг, Джеффри?
Этот вопрос заставил меня повернуться и уставиться в темный угол комнаты. На стене висели фотографии в рамках, а у плинтуса стояла батарея отопления. Там никого не было.
Женщина в кресле наклонилась вперед и внимательно смотрела в темный угол в противоположном конце комнаты.
– Кто здесь? – спросила она.
Чем дольше я вглядывался в этот темный угол, тем легче мне было убедить себя, что там кто-то стоит и смотрит на меня в ответ.
– Эллисон? – пробормотал я и шагнул вперед. Темнота, казалось, сгустилась в подобие чего-то твердого и реального. Там что-то было.
– Кто здесь? – повторила женщина у меня за спиной.
Протянув руку, я попытался нащупать пальцами темноту в дальнем конце комнаты. Я не почувствовал ничего, кроме дуновения холодного воздуха. Холодок пронесся по всему моему телу.
Раздался тихий, как шелест бумаги, шепот:
– Не бойся, Джеффри.
– Эллисон…
– Не. Бойся.
Чья-то рука опустилась мне на плечо, и я чуть не подскочил до потолка. Там стояла Бобби, смущенная тем, что напугала меня. Она повернулась к женщине в кресле.
– Мама, это не Джеффри. Это мой друг, Аарон.
– Джеффри хороший мальчик, – сказала женщина, поправляя шаль на коленях. – Он вытер ноги.
Она посмотрела на меня, и я увидел в ее глазах смутную растерянность. На ее лице появилась улыбка. Затем она снова посмотрела мимо меня в дальний угол комнаты.
– Это не Джеффри, мама, – чуть строже сказала Бобби.
Женщина повернулась к нам. Ее маленькие влажные глазки моргнули, лицо прояснилось.
– Ох, – воскликнула она, наклонилась и включила лампу рядом со своим креслом, свет разлился по ее коленям спокойным желтым сиянием. – Привет, дорогая. Мне встать? – улыбнулась она Бобби и схватилась руками за подлокотники.
– Мама, сиди, – ответила Бобби. – Нам с Ааро-ном надо поработать. Мы будем рядом, на кухне. Тебе что-нибудь нужно?
Пожилая женщина поудобнее уселась в кресле.
– Нет, Бобби. Я решила дать глазам немного отдохнуть. – Она посмотрела на меня. – Приятно познакомиться, молодой человек. Аарон, верно?
– Да, мэм. И мне приятно, – выдавил я из себя. Меня все еще знобило от произошедшего, или того, что мне привиделось.
Бобби потащила меня обратно на кухню, где кофеварка шипела и бурлила на столешнице.
– Джеффри – мой брат. Он погиб в автокатастрофе около десяти лет назад.
– Мне жаль.
– Обычно она в здравом уме, но когда рассудок затуманивается, она разговаривает с Джеффри.
Я бросил взгляд через плечо обратно в гостиную, в темный угол комнаты, и почти ожидал увидеть тебя там, Эллисон.
Признаю, это было безумием.
5
Мы сидели вместе за кухонным столом, пока Бобби просматривала твои файлы. Периодически она что-то печатала на своем ноутбуке, иногда просила меня разобрать твой почерк. Вместе мы опустошили весь кофейник, пока в кухонных окнах угасал дневной свет. В какой-то момент Бобби, извинившись, встала из-за стола. Она проскользнула в соседнюю комнату – что-то похожее на маленькую тесную прачечную рядом с кухней, – где сделала несколько звонков по мобильному. Когда она вернулась на кухню, сжимая в руке сотовый телефон, то велела мне сварить еще кофе.
– Кому вы звонили? – спросил я.
Вместо ответа Бобби спросила:
– Как звали девушку, убитую прошлой осенью в Западной Виргинии? Ту, чей убийца умер от передозировки героина?
– Холли Ренфроу.
– Вы сказали, что ездили туда и говорили с шефом полиции?
– Да, – я засыпал ложку молотого кофе в новый фильтр.
– И как ее убили?
– Она утонула.
– Но как?
– Убийца связал ей руки за спиной и сбросил в реку.
– Вы знаете, чем именно связал?
Я вспомнил, что мне сказал шеф Лаверинг.
– Кажется, электрическим проводом.
– И вы говорили, что сначала думали, что это серийные убийства?
– Мне это подсказывала интуиция. Все жертвы похожи между собой. Но убийца Холли Ренфроу не мог убить остальных девушек, потому что сидел в тюрьме.
– Идите сюда, – сказала Бобби, положила телефон на стол и начала просматривать фото с места преступления. Я подошел к ней как раз в тот момент, когда она нашла нужную фотографию и положила передо мной.
На этой фотографии была изображена крупным планом левая рука Габби Колсон-Хоу. Я старался не смотреть на пальцы, объеденные рыбами, крабами или еще какой-то живностью, и вместо этого сосредоточился на том, на что указывала Бобби Негри: кольцо темно-красных рваных ран вокруг запястья, резко выделяющихся на фоне бледной плоти.
– Это следы связывания, – сказала Бобби. – Я только что говорила со своим источником в офисе коронера. Он сообщил, что убийца чем-то связал руки Габби у нее за спиной, а потом задушил ее. Вы спрашивали о частицах кожи преступника у нее под ногтями. Поэтому их и не нашли – когда ее душили, ее руки были связаны за спиной.
– Как руки Холли, – услышал я свой голос.
– Я спросила у своего источника, чем, по его мнению, были связаны руки Габби. И что вы думаете? Каким-то тонким проводом. Очень необычно.
– Господи Иисусе, – пробормотал я.
– Вы были правы с самого начала, Аарон, – сказала Бобби. – Ваша жена напала на след серийного убийцы.
6
Я остался на ужин, состоявший из гамбургера и нескольких банок «Будвайзера». Когда я накрывал стол для пикника на заднем дворе, Лоис, мать Бобби, вышла из гостиной и села перед старой пишущей машинкой. Пока я нес стопку салфеток и тарелки на стол, она щелкала клавишами. Лоис присоединилась к нам за ужином, ее болезнь временно отступила. Свежий воздух и запахи с протекавшей неподалеку реки действовали бодряще.
– Над чем таким секретным вы работали весь день? – спросила Лоис, когда мы закончили есть и наблюдали за летучими мышами, чертившими зигзаги на фоне темнеющего неба.
– Мама, на улице становится холодно, – сказала Бобби, передавая мне банку пива из переносного холодильника у ее ног.
Лоис покачала головой.
– Чепуха. Это что, совершенно секретно?
– Проект, над которым мы работали с женой.
– И где сейчас ваша жена?
– Мам, – сказала Бобби.
Я слегка кивнул в сторону Бобби – Все в порядке – и рассказал, что ты умерла в декабре, не вдаваясь в подробности.
Лоис сложила руки на груди в молитвенном жесте.
– О нет. Ее смерть была внезапной?
– Да.
– Она все еще преследует вас. – Это не был вопрос.
– Да.
– У меня так же было с Джеффри. Моим сыном. Он погиб в автокатастрофе.
– Соболезную.
– Хорошо, когда они преследуют нас в начале. Так мы скорбим. Это помогает нам продолжать жить, уже без них.
– Наверное, вы правы.
– Но спустя какое-то время мы должны их отпустить. Они нуждаются в упокоении, а мы должны жить дальше. Вы понимаете?
– Еще слишком рано, – признался я. – Я не готов ее отпустить.
Лоис наклонилась ближе ко мне, ее руки все еще сложены в молитве.
– Хотите знать один секрет?
Я кивнул. Бобби ничего не сказала.
– Мы – сами себе призраки. Если у нас не получается примириться с их смертью, мы начинаем преследовать самих себя.
Я посмотрел на ее лицо – на блестящие от слез глаза и резкие морщинки вокруг рта. Наблюдая за ней, я заметил, что в ее чертах появилось что-то мрачное и задумчивое. Блеск исчез из ее глаз. Это было похоже на туман, наползающий на город.
– Ты не Джеффри, – сказала Лоис, оскалившись. – Ты не он.
В ее голосе была нескрываемая ненависть, словно я не просто не был ее сыном, а был притворщиком, пытавшимся одурачить ее и убедить в обратном.
– Ладно, мама, пора спать, – как ни в чем не бывало сказала Бобби, поднимаясь из-за стола. – Уже поздно.
Бобби увела свою мать наверх, а я убрал тарелки и пустые банки из-под пива со стола, вымыл стеклянную посуду в раковине, а затем сел за кухонный стол, чтобы переварить все, что выяснила Бобби после телефонного звонка своему источнику в офисе коронера.
В какой-то момент мой взгляд упал на единственный лист бумаги, вставленный в ролик пишущей машинки. Перед тем как присоединиться к нам за ужином, Лоис напечатала в центре страницы одну-единственную фразу. Я перечитал ее – раз, другой, третий – и не смог унять холодок, пробежавший у меня по спине:
ТЫ УМРЕШЬ
И все. Больше ничего. Для пожилой женщины, страдающей болезнью Альцгеймера, эта фраза могла означать что угодно – или вообще ничего. И все же в тот момент я вдруг почувствовал глубокую уверенность в том, что это было послание, оставленное специально для меня. Предостережение, которое пожилая женщина в своем смятенном психическом состоянии выхватила из эфира и напечатала для меня. От этих двух слов мне стало не по себе.
Ты просто запугиваешь себя, рассуждал другой Аарон. Ведешь себя как какой-то мракобес, гадающий на кофейной гуще.
Было почти девять часов, когда Бобби появилась снова и прислонилась к дверному косяку, скрестив руки на груди. Я все еще сидел за кухонным столом, все шесть твоих файлов были открыты на страницах с черно-белыми фотографиями мертвых девочек. Я заставил себя выбросить из головы фразу, которую Лоис напечатала на машинке.
Я взглянул на Бобби.
– Помните, я говорил, что все жертвы похожи?
Бобби кивнула, но ничего не ответила.
– Уверен, поэтому моя жена приехала сюда после исчезновения Габби. Эллисон не нужно было дожидаться обнаружения трупа. Габби подходила под профиль жертвы.
– Не забывайте, что, даже если есть довольно веские основания полагать, что смерти Габби и Холли Ренфроу связаны, мы не знаем, как были убиты остальные девушки. Вы сами сказали – газеты не сообщили никаких кровавых подробностей. Иногда журналисты так поступают, чтобы оградить своих читателей, но чаще всего – потому что копы держат все подробности преступлений в тайне. Они редко рассказывают о таких преступлениях прессе и делают это, только если подобная откровенность, по их мнению, может помочь поймать убийцу.
– Может, нам попробовать связаться с коронерами, работавшими над другими делами?
– Не думаю, что мы добьемся успеха, Аарон. Мои связи за пределами этого города сильно ограничены. Может, вам больше повезет, если вы снова обратитесь к кому-нибудь из полицейских.
– Я немного опасаюсь снова обращаться в полицию. – Я обдумал информацию, которую нам удалось выяснить. – А что насчет Дэса Хилльярда? Значит, он не убивал Холли?
– Похоже на то.
– Но шеф полиции сказал, что у него в доме нашли ее свитер.
– Этот свитер мог оказаться у него в доме по миллиону разных причин. Он мог найти его на скамейке в парке. Это не делает его убийцей. Может, он просто вор.
– И осужденный педофил.
– Здесь тоже какая-то неувязка, не находите? Разве педофилов интересуют девочки-под-ростки?
– Если эти убийства действительно связаны, то почему Габби задушили, а Холли утопили?
Бобби покачала головой.
– Я не могу мыслить как убийца, Аарон. Не знаю.
– И что нам теперь делать?
Бобби подошла к холодильнику и достала из него две банки пива, одну из которых дала мне.
– В файле Ренфроу есть статья о женщине, которая встретила какого-то жуткого типа посреди ночи, когда она проколола колесо.
– Да. Ее зовут Дениз Леншантен. Шеф Лаверинг сказал, что это никак не связано с убийством Холли.
Бобби пожала плечами, дав понять, что на данном этапе у нас пока нет никакой правдоподобной теории.
– Интересно, что она рассказала вашей жене. Если мы действительно имеем дело с хрестоматийным серийным убийцей, то это точно не Хилльярд. А это значит, что он все еще на свободе. И может, именно его встретила Лешантен той ночью на дороге.
– Значит, мне нужно с ней поговорить, – сказал я. Это не был вопрос. Я уже знал ответ.
– Я бы так поступила, – сказала Бобби. Потом добавила: – И Эллисон тоже.