– Разумеется. – Мердок откинулся в кресле, изучая меня каким-то странным взглядом. – Хотя узнать причины смерти несложно, поскольку при погребении предъявляется соответствующая справка.
– Думаете, смотритель в доле? – сообразила я. – Тогда Кукольник может и руки не пачкать, ему все готовенькое преподносят!
– Возможно. – Следователь пожал плечами. – Проверить это не составит труда, поскольку в городе единственное кладбище, где разрешены погребения в земле, а не в огне.
Я кивнула: прах к праху – это неплохая гарантия от неупокоенных мертвецов, поэтому у нас многие предпочитают хоронить оставшийся от сожжения пепел.
Исключение делается только для нескольких конфессий, чьи верования не позволяют сжигать тела. Хотя у нас, в Ёжинске, таких немало, если судить по растущему год от года кладбищу.
– Но ведь это в городе, а что, если тела Кукольник добывает где-то еще? Ведь он может быть и неместным, раз начал не тут. Просто гастролер.
– И доставляет сюда? – усомнился Мердок. – Полагаю, значительно проще и удобнее обзаводиться… хм, материалом на месте.
– Или же он привозит уже поднятых зомби! – И сама себе возразила: – Нет, на основных трассах стационарная защита. Ее можно преодолеть, конечно, но тоже лишняя морока.
Все полицейские знали, что посты автоинспекции предназначались не только и не столько для отлова обнаглевших водителей. Еще живы были в памяти события сорокалетней давности, когда шестеро высших некромантов устроили такие беспорядки, что аукалось всему юго-востоку страны. Бабуля много рассказывала о Ночи поднятых мертвецов…
– Итак, кладбище мы с вами проверим. – Мердок сделал пометку в дорогом блокноте с кожаной обложкой. – Что еще?
Это «мы с вами» прозвучало совсем обыденно. Похоже, господин следователь смирился с тем, что ему дали меня «в нагрузку», или все же убедился, что от меня есть толк (надеюсь, последнее).
– Постойте! – спохватилась я. – Но раз господин Немо, – я решила называть его так же, – убит, то должно быть уголовное дело!
Мердок одобрительно кивнул.
– Соображаете, Стравински! – И тут же все испортил: – А если имеется уголовное дело, то господин Немо должен был побывать в морге.
Я наконец поняла, почему он так странно на меня смотрел.
– Да ну, бред же! – Я мотнула головой, пытаясь вытрясти из нее эту несуразную мысль. – Зачем это Ульву?
– Я бы предположил денежный мотив, – начал Мердок с готовностью, но я перебила:
– Глупо. Конечно, зарплата патанатома невелика, но он всегда может подработать. Скажем, толкнуть на сторону палец висельника.
Мердок поморщился (мой лексикон ему явно не нравился) и повторил терпеливо:
– Я бы предположил денежный мотив, но не в этом случае.
Я заставила себя говорить спокойно:
– Раз не деньги, то что?
– Игра, – пожал плечами Мердок. – Или, скажем, желание произвести на вас впечатление.
Хм, а вроде при мне головой не ударялся…
– Чего?! – совсем по-простецки спросила я. – Простите, господин следователь, вы с ума сошли?!
– Возможно, – тем же невыносимо бесстрастным тоном произнес он. – Однако глаз и ушей я еще не лишился. И уверяю вас, толки о ваших отношениях с Ульвом мне успели пересказать не раз. А также версию о том, что вы его ухаживания отвергли.
– Понимаю, – выговорила я сквозь зубы. – И вы, конечно, поверили!
– Мне нет дела до вашей личной жизни, Стравински, – ровно ответил Мердок, постукивая пальцами по подлокотнику. – Однако вы не можете отрицать, что Кукольник явно к вам неравнодушен. И что некий эльф также может питать к вам нежные чувства.
Я подумала – и вынула сигареты. Переживет господин следователь порцию табачного дыма, а мне срочно надо охладить голову.
Мердок поморщился, однако молча подал блюдце.
– Так или иначе, но я обязан проверить все версии, – заключил он. – Патанатомы – наиболее очевидные подозреваемые, согласны? Они владеют магией смерти, что мало кому подвластно, следовательно, могут поднять зомби и вполне способны раздобыть десяток трупов для своих нужд. И если верить отчету, – следователь похлопал ладонью по лежащим на столе записям, – аура мага зачищена прямо-таки виртуозно, что указывает на его высокую квалификацию.
– Тогда почему не другие медики? – спросила я чуточку излишне торопливо. – Я имею в виду, есть же второй городской морг! И это у нас Ульв единственный сотрудник морга, а там и сторож, и патанатом, и практиканты бывают.
– Безусловно, это мы тоже проверим, – не стал спорить Мердок. – Однако у господина Немо, несмотря на признаки насильственной смерти, не имеется никаких следов швов, и вы ведь понимаете, что это означает?
– Понимаю, – нехотя кивнула я после двух затяжек. – Или заключение о вскрытии фиктивно, или его осматривал Ульв, который тела не разрезает, или его через отчетность вообще не проводили.
– Верно, Стравински. – Мердок поднял на меня усталый взгляд. Глаза у него покраснели и ввалились (интересно, а он вообще спал этой ночью?), а запавшие щеки словно заштрихованы тенью – щетиной. Однако рубашка выглядела по-прежнему свежей, а костюм – безупречно отглаженным. – Итак, крематорий пока можно исключить. Без справки о причинах смерти тела там не принимают, и там далеко не единственный сотрудник, так что любые злоупотребления быстро всплывут. Мы с вами проверим кладбище и второй морг.
– Завтра? – спросила я без особого энтузиазма.
– Разумеется, – к моей вящей радости ответил Мердок. А ведь мог заставить срочно мчаться куда-нибудь. Я раздавила сигарету в блюдце, а он продолжил: – Не переживайте, Стравински. Вполне вероятно, что ваш Ульв ни при чем. Кукольник вполне мог, так сказать, изготовить себе материалы самостоятельно.
Я прикусила язык, чтобы не высказаться насчет «вашего».
Пожалуй, я и так чересчур испытывала терпение Мердока.
– Но разве это уже совсем не другая статья? – неуверенно спросила я. – Одно дело – поднять зомби, а другое – сначала человека убить, а потом поднять.
– Другая, – согласился Мердок. Следователям полагается быть более подкованными в уголовном праве. – В первом случае наказание вполне может ограничиться исправительными работами на срок до трех лет. Хотя годами перебирать крупу – тоже удовольствие ниже среднего… Однако с тридцатью годами перевоспитания в астрале не сравнить.
– Да уж, – передернулась я, вспомнив обязательные школьные уроки труда и медитации. – Кстати, стоит еще, наверное, поискать господина Немо в списках пропавших? Вдруг это даст какую-нибудь зацепку?
– Сомневаюсь. – Мердок устало потер переносицу. – Хотя попробовать стоит, раз уж в наши руки попал хоть один зомби. И следует осмотреть самого господина Немо.
– Поискать особые приметы? – уточнила я без воодушевления.
Зомби действительно был нашей большой удачей, хоть и предвещал массу дурной работы.
До сих пор найти следы «игрушек» Кукольника толком не пытались. Из свидетелей много не выжмешь (к тому же Кукольник умело выбирал время и место ограбления, так что с очевидцами было негусто), а магия смерти сильно фонит, так что запись на кристаллах наблюдения получалась размытой.
Теперь у нас имелась конкретная жертва, но в ее поисках предстояло перешерстить все списки пропавших за последний месяц.
– Именно, – подтвердил Мердок. – Приступим, Стравински?
И мы приступили…
Странное чувство испытываешь, раздевая мертвое тело, которое тем не менее способно двигаться и говорить.
Господин Немо временами шевелился, как будто ему было щекотно, и я заставила себя не обращать на это внимания. Это всего лишь труп, без собственной памяти и желаний.
И меня это, если честно, утешало. Хотя для нашей работы было бы удобнее, сохраняйся личность и после смерти. Сколько бы расследований свелось к простому алгоритму: поднял, спросил, кто убийца, упокоил!
Увы, смерть мозга стирает все воспоминания.
Иное дело – душа, она-то все помнит, однако выдергивать ее в мир живых строжайше запрещено.
В этом плане раньше следователям было проще – они могли вызвать и допросить духов. После Ночи восставших мертвецов законы о спокойствии мертвых сильно ужесточили. А за насильственный вызов духа, между прочим, светит «вышка»!
С другой стороны, вряд ли лично я обрадовалась бы какому-нибудь настырному некроманту, которому вздумалось бы лишить меня заслуженного посмертия. Ведь еще никто не научился возвращать души обратно в рай, ад или что там умершим сулят их верования.
Хорошо хоть с «естественными» призраками мы общаться вправе – строго в оговоренных случаях и с соответствующей санкцией, но хоть так.
А зомби вообще только в научных целях можно поднимать…
Я снимала с господина Немо вещь за вещью, осматривала и передавала Мердоку. Он, в свою очередь, изучал все предметы туалета зомби, вносил в протокол и аккуратной стопочкой (кто бы сомневался!) складывал на столе. Происходило все это в полном молчании, поэтому, когда Мердок при виде обуви господина Немо издал какое-то восклицание, я подскочила и так резко обернулась, что зомби промычал что-то протестующее.
Мердок обеими руками держал поношенный ботинок, всматриваясь в подошву так, словно надеялся отыскать там имя убийцы.
– Взгляните, Стравински, – позвал он негромко, и я опрометью рванула к нему.
Интересно, что он там нашел?!
Ботинок как ботинок, довольно потертый, с двухсантиметровым каблуком. Кожа кое-где потрескалась, и подошва носила следы недавней починки.
Мердок правильно интерпретировал мое недоуменное молчание.
– Не видите? Вот тут, смотрите. – И ткнул пальцем куда-то рядом с каблуком.
Я наклонилась поближе.
А руки у него ухоженные, и пальцы изящные, как у музыканта.
Так, что за неуместное эстетство?!
Я послушно прищурилась, пытаясь разобрать, на что он указывает, и восхищенно выругалась.
– Он сдавал обувь в ремонт! И мастер подписал на ней его фамилию!
– Верно, Стравински. – Мердок, кажется, впервые искренне улыбнулся.