оловянной Луны медикаментозное колесо —
зеркальце, в нём лицо златокудрой Европы,
нестерпимая красота, пустота и всё.
в розгах ливня, исхлеставшего пальто её,
измочившего берет, поставившего на панель,
когда наносит она румяна на скулы щёк,
вдова офицера, нищенка Лорелей.
запотеет ли зеркальце, приложенное к устам,
когда она в лодке плывёт по огромной серой реке,
проступает планеты похоть и нагота,
на берегах громоздятся дворцы и особняки,
все прекрасно-жестоки, в дорическом войске колонн,
в своих портиках и пилястрах стоят повдоль,
ничей и торжественный в центре зияет трон,
и сияет норд, дальний фронт, ледяная боль.
чёрную нефть бережёт бредовый гранит,
имперский циркуль осточертел дотла,
и музы́ка безжизненных сфер планетарно гремит,
пока пустая Вселенная смотрится в зеркала,
и планеты, дворцы и солдаты выстроились в парад,
машинерия неба, геометрия площадей,
и пройдя через строй планет, дворцов и солдат
на себя глядит красавица Лорелей.
«серого озера мреет гладь…»
серого озера мреет гладь
муторно бежит ветерок по траве
ноябрьский лес из болота растёт
между стволов как руны туман
частокол зубьев стволов слом
бурелом дреколье тревожный сон
страшно заиньке спать под кустом
страшно белочке спать в дупле
страшно лисёнку спать в норе
страшно рысёнку спать на суку
оттого что никто не придёт
не войдёт в комнату не зажжёт свет
не стряхнёт с мёртвых листьев снег
не подстелит соломку в дупло
не подложит подушку в нору
не отведёт прицел
только бежит ветерок по траве
только озера мреет гладь
только бы спать до весны
баю-баиньки по голове
поскорее меня погладь
спи мой прекрасный усни
«В свой день рожденья вещь должна принести дары…»
В свой день рожденья вещь должна принести дары
этому дню, который закончится, как докажет её вину.
Она делает торт, устраивает пир, и
каждому гостю этого дня дарит какую-нибудь херовину.
И какой-то двурушник в день рождения вещи единственной среди всех
споёт песнь, созидающую, как слёзы, отрицающую, как смех,
что звучит, ночь пряча, ночь проча,
день для,
но в нём, как тот торт,
делят ножички ночи
дань дня.
Мнимый свет в умноженном лесу
Зеркало-Эхо № 1:
Пеночки в светлом лесу жёлтые груши клевали,
в зеркале песни лес отражался, и в нём
пеночки жёлтые груши клевали и пели.
(Etc.)
Лес отражался и множился дальше и глубже
в коридоре зеркал:
свет его, цвет его, зелень и кислые груши.
Так он сужался к концу, как в подзорной трубе.
Зеркало-Эхо № 2:
Лес – след
будущего, след сотворённой звезды
до того, как она родилась в первом зеркале песни.
(Etc.)
След, сотворивший причину себя
в грядущем.
В эхолалии зеркал
родилось Божество.
И по первому лесу идущий
попадает в другой, третий, четвёртый и так без конца,
приближаясь
к мнимому свету,
мнимому звуку, который
многомерной стеклянной розой
раскрывается в первом единственном светлом лесу
в удаляющейся перспективе, —
мнимый Рай,
ради которого мы вошли
в Лес Первый.
«свечение поздней осенью…»
свечение поздней осенью:
урбанистические поля
в ковше экскаватора
светится земля
на отвалах и стройках
светится земля
в коготках землеройки
светится земля
удобренная перлитом
осыпанная перламутром
соль её – белоснежные литеры
подземная утáенная премудрость
белые шарики пенопласта
прозрачные плёнки полиэтилена
желатиновые облатки
шприцы разносившие вич по венам
поставляемо тело снега
как соль выступая из ран земли
для проникающих в её недра
пусть мокрый снег любрикантом будет
о, кровь шахтёров, лопата, киркá
под автостоянкой бывшей газоном
ты так близка и так далека
в котловане на кладбище на промзоне
с раннего ýтра и дотемна
на техногенных полях
себя изблевавшая глубина
светится земля
Поминальный концерт для груш и колокольчиков(колокольчики по Марии)
1. не звон колокольный церковки в шушарах,
и будто бы школа наша на кладбище прямо, и мы выходим,
нет, не звон церковный, а
колокольчики по Марии.
2. все мы стоим, как первоклассники, как на линейке,
подтянутые, с цветами, ещё в школьной форме:
Чистякова и Поляков, Солуян, Троцко, —
колокольчики по Марии.
3. отрешённо, по-детски, и собранно, как святые
в час суда, на линейке, стоят полевые цветы и
ты в платочке, чтоб скрыть следы от удушья лежишь, и звенят
колокольчики по Марии.
4. прямо в могилу бабушка несёт ранец,
дёрнул тебя за косу сосед-засранец,
следователь на даче, ушли домой понятые,
колокольчики по Марии.
5. помнишь, Маша, как дважды в неделю ходила ты в музыкалку,
в физкультурном зале прыгала со скакалкой,
первая в классе объявила себя лесбиянкой, и ржали тупые, —
колокольчики по Марии.
6. ты в шерстяных колготках, с косой-селёдкой
сходишь в Аид, пока они хлещут водку,
и въезжает твой муж на новом автомобиле в кладбищенский сад —
колокольчики по Марии.
7. в этом саду средь тетрадей твоих и игрушек
пронумерованные накренились груши
к твоему рту, обрываясь, звенят, золотые
колокольчики по Марии.
8. одна за другой – они исполняют гамму —
бабушка бьётся у гроба, застыла мама,
груша-до, груша-ре, груша-ми, звенят, золотые
колокольчики по Марии.
9. а когда груша-си оборвётся мышиным писком,
прямо в гроб к тебе забежит шушарская крыска,
заколотят крышку, отстучат до, ми, ре, и
колокольчики по Марии.
колокольчики по Марии
по Марии
Марии
[тающий звон колокольчиков]
…
«звёзды в красном смещении…»
звёзды в красном смещении
расширяют небесную лоцию,
взрываясь в крови́.
но никто не поднимет
семь покрывал —
семь небес, —
они алые,
синие —
всю небесную революцию
украшенные
смещающимися херувимами
и прочими ангелами
на пустоте скинии.
«и плоть смотрящих на меня из глины…»
и плоть смотрящих на меня из глины
истаивала, как солончаки.
в глазах их, как земля
перебродившая, седых, как паутина,
разбитых, как морена,
проплывали
как бельма, голубые ледники.
но вспышкой в редкий миг светоявленье
вдруг озаряло расстоянье, расширенье
зрачка —
меня несло подземное теченье
два тектонических толчка —
швырнув на полюс притяженья
и насадив, как мотылька,
на острие зрачка.
«иные из беспощадных дарят человеку…»
1
иные из беспощадных дарят человеку
его смерть, как яйцо Кощея
в ларце – как подношение
(как решение):
не пощаду твою, но свободу:
она была
в зайце и в утке
на вершине дуба шумела
криком утиным была
и заячьим бегом
и шумела на дубе
и в речные пески шумера
вплеталась стеблями
на дне озера распускалась
растворялась в слезах
как в мёртвом море кумрана
2
белый кочан – голова твоя
руки – грабли, а сердце —
жёваный хлебный мякиш
кто ты таков, что тебе преподносят
не жалость, но храбрость
и вот собралась она вся
на конце иголки
гранула Бога
что тебе отдают в твою волю —
делай с ней, что хочешь