Схватив животное под уздцы, я рванулся на выход из этого горящего ада.
Вздохнул полными легкими свежий воздух, хорошо-то как. И вытер рукавом правой руки слезящиеся глаза. Я обратил внимание на то, что происходит в округе. Народ перестал заниматься работами и стоял, смотрел на горящее здания, на меня же кто-то начал тыкать пальцами.
Подхватив свои пожитки, не отпуская коня и им же прикрываясь от взглядов селян, я решил покинуть столь замечательное место. А то еще пару минут — и чувствую обо мне вспомнят, вот тогда станет еще жарче, ну его на фиг, тикаем.
Не спеша прошел до ворот, стараясь не сорваться на бег, конь же послушно ступал за мной, не стараясь вырваться.
Отойдя от селения на пару километров, я впервые обратил внимание на коня, которого упер.
— Однако товарищи, взяточником был, вором был, даже убийцей здесь побывать успел, а вот конокрадом еще не был.
Сразу было видно, лошадка непростая, голова была вытянутая, сухая, с большими живыми глазами, широкими ноздрями и средней величины заострёнными весьма подвижными ушами. Шея длинная, мускулистая, туловище округленное. Ноги длинные, стройные. Масть черная. Конь оказался уже оседланный, по бокам висели забитые мешки, сразу видно было, его с утра подготовили к поездке.
Интересно, кто ты конь или лошадь? Обойдя животное, я встал напротив длинного, ухоженного хвоста. Осмотрев мощные задние ноги, решил отказаться от желания заглянуть под хвост, очень уж не хотелось получить копытом в лоб.
— Ну и хрен с ним, пусть будет для меня загадкой природы. Вот какое же у тебя имя, а животина? — задал я пространный вопрос. В ответ мне раздалось ржание.
— Думается мне, ответа не дождусь.
Из всех имен лошадей, мне почему-то упорно лезло в голову имя Буцефала, коня принадлежащего Саньку Великому.
— Ну, значит и будешь у меня Бусей, а красавчик.
Отвернувшись от лошади в сторону дороги, так как мне послышался какой-то шум, с той стороны, я возле уха услышал клацанье челюстей и на рефлексах отпрыгнул на пару метров. Обернувшись, увидел как на меня пялится этот черный монстр, которого я считал лошадью и его веселое ржание говорило, я шутковать умею.
— Что не нравится имечко, что ли? — обратился я к лошади. В ответ вновь раздалось ржание.
— Ничего, привыкнешь, Бу-уся.
Сняв заплечный мешок, я привязал его к седлу, серебряный меч так же к нему приторочил. Стальной разместил за плечами, бегать так удобней. Хотя можно и на лошади ехать, но я не настолько хороший наездник, так что придется пешочком. Подхватив Бусю под уздцы, я пошел, потихоньку ускоряя шаг и переходя на бег. Стараясь как можно быстрей уйти от злополучного селения, которое подарило мне столько неприятностей.
Глава 11
Несколько часов я бежал по дороге, держа за уздечку Бусю, изредка переходя на шаг, конь вел себя на удивление спокойно, не показывая свой крутой нрав.
К часам трем в голову мне стукнула мысль, что надо бы свернуть с дороги, а то в селении точно отошли и возможно за мной отправили погоню.
— А оно мне надо встречать с этими хорошими людьми, неа не хочу, — проговорил я вслух. И начал более внимательно рассматривать обе стороны дороги, ища какую-нибудь тропу, уходящую в лес.
Спустя полчаса поиска я увидел справа небольшую тропку, следопытом я был не очень хорошим, но сложилось впечатление, что по ней периодически, раз в неделю или две ходили и следы лошадей имелись.
— По большаку мне не стоит идти, мало ли кого встречу, да и донесут обо мне в селение, а если пойду по тропке, мало ли куда она меня приведет. Но опять же, всегда смогу вернуться на большак, а вдруг она вдоль дороги идет или же там деревенька есть и мне подскажут ближайшую дорогу, а то куда иду даже и не знаю, — рассуждал я вслух о выборе пути.
Решив все для себя, обратился к коню:
— Ну что, Буся, давай сменим нашу дорожку. — В ответ услышав лишь фырканье.
Не спеша двинулся по лесной тропе, ступать старался аккуратно, как учил Крий, чтобы ни веточка не поломалась, ни кустик не шелохнулся. А то мало ли, поставил кто на этой чудесной тропке капкан на особо любопытствующих.
— Может и зря волну гоню, а тропка в лес по грибы ходить, — тихо прошептал я, пытаясь себя успокоить, хотя чуйка твердила, что не все так просто.
Откуда у меня чуйка взялась, так в месте моей учебы без нее никак или ходи вечно в синяках, полуголодный. Это первую пару месяцев меня к ужину али обеду звали, а потом, кто не успел тот опоздал, вот и пришлось научится чуять золотой момент, хотя мне кажется такая чуйка и в армии у многих вырабатывается, еще в той жизни встречал людей с ней.
У одного парня чуйка была на деньги, например предложат ему какое-то дело, он призадумается и откажется, а спустя время и действительно не получилось заработать, а в другом и не думая, соглашается и зарабатывает. У другого же чуйка на неприятности, даже разговорился с ним пытаясь выяснить, как же он чует эти неприятности. Как же он мне тогда сказал: «Понимаешь, вот позвали меня как-то в кафе, хотелось пойти, а внутри как будто все противится и морозцем отдает и мысль в башке, не надо туда ходить, неча там делать, а на следующее утро узнаешь, повздорили там с кем-то ребята, да и порезали одного. Не раз меня это чувство выручало, особенно в армейке».
Вот и у меня теперь есть что-то подобное и действительно, как морозцем промораживает, правда не всегда работает или я не всегда к этому чувству прислушиваюсь.
Пройдя по тропе километров десять, а может и двенадцать, я увидел очищенное место для отдыха, а именно полянку, очищенную от кустарника и прочего мусора, со сделанным навесом и приготовленными дровами, а также со старым кострищем, обложенным камнем.
— Интересное место, кто же тебя приготовил? — скинув вещи, я отпустил Бусю и обнажил меч, стал обходить столь удобно приготовленное под ночлег место, интуиция молчала, значит тропой пользуются и место специальное, чтобы лишний раз не светиться на большаке.
Возле одного из столбов лежала солома, за навесом шла тропинка, но уже более узкая.
Пройдя по ней вперед, я обнаружил, что тропа разделялась, а свернув вправо еще через метров пять увидел яму, в общем, свалка с отходами и туалет в одном флаконе.
Вернувшись обратно к развилке, я повернул влево на этот раз тропинка привела меня к роднику.
Стоянка для сна, отхожее место, чтобы запахи не распространялись, али какая еще зараза, родник опять же есть с водой, интересно получается. Напившись из родника — вкусная, свежая, но холодная, — умывшись, вернулся обратно к тропе.
— Ну что, Буся, — обратился я к коню, аккуратно поглаживая животину по морде, — думаю, лучшего места для ночлега и отдыха нам не найти.
Сняв с коня седельные сумки и расседлав, я накинул веревку ему на голову и привязал к стволу дерева, не убежит, стреноживать лошадь не хотелось.
На морду кинул торбу с овсом, сам же занялся костром и приготовлением пищи, за бытовыми мелочами и пролетел остаток дня.
Расстелив свою походную кровать, завалился спать, вырубился махом.
— Деда, а деда, ну на кой мы сюда пришли, неужто дома не могли заночевать? — обратился мальчишечий голос к старику сидящему напротив и чистящему рыбу. — А уху и мамка может наварить.
— А ну цыц, мелочь, со старшими пререкаться взял, вон, воды сходи набери, — и кивнул на деревянное ведро.
Мальчишка мигом схватил ведерко и побежал к озерцу, прошел по тропинке меж тальника, опоясывавшего озеро, влез на деревянный мостик и зачерпнул. Пареньку было лет семь, не больше, яркие голубые глаза, волосы цвета спелой пшеницы и улыбка от уха до уха, можно было сказать, лягушачья, но она его не портила, а наоборот, придавала какую-то красоту, а главное, лицо его было знакомо. Но где я его видел, вспомнить не смог.
Вернувшись, он поставил возле деда ведро с водой:
— Вот, дедушка, набрал.
— Ну, раз набрал, вот, мой зелень, — и дед достал из холщовой сумки зелень.
Пока мальчик аккуратно и со всем прилежанием мыл зелень, дед снял с костра котелок с ухой и поставил на землю, из той же сумки извлек пару больших куриных яиц.
— Ну все, внучок, давай ужинать, — и первым зачерпнул из котелка ушицы.
Трапеза прошла в полном молчании, лишь доносился стук ложек о металлический котелок.
Облизывая ложку, дед с прищуром и с хитринкой посмотрел на внука:
— Ну что, внучок, а теперь поговорим как взрослые сурьезные люди, ты же у меня ужо совсем взрослый.
Мальчишка аж просиял, сделал сосредоточенную рожицу и кивнул.
— Ну так вот, разговор не для чужих ушей, и даже не для папки и мамки, все что я скажу, знать должен только ты и язык держать на замке. Так вот, Матвей, что ты знаешь обо мне и о роде своем? — и старик замолчал, давая мальчику подумать.
— Так, деда, роду мы воинского, тятька в служилых казаках ходит, да и ты старшиной казацким был, щас ты кузнец со своей кузницей и дюже мастеровитый, даже с города к тебе ездят, уважаем в селе у нас, хоть и не староста, но слова поперек тебе никто не скажет, так же тятка рассказывал, что ты османов воевал, — и парнишка задумался, — во в крымской войне.
— Все верно, Матвеюшка, все верно, — с грустью проговорил дед, — только не дед я тебе, а прадед, дед твой как раз на той войне и остался, как ни берег я его.
И дед на минуту замолчал, задумавшись о чем-то своем, старческом.
Наученный горьким опытом, мальчонка понимал, что в такие моменты не стоит тревожить и как можно тише подбросил дров в костер.
— Так вот, Матвей, — дед продолжил, как ни в чем не бывало, — роду мы не простого, пращуром нашим на Руси-матушке был младший жрец Световида, храм которого стоял на острове Руян и когда туда пришли христиане с армией данов и норманов, битва была жестокая и пращур наш, его звали Воислав, смог пережить ту сечу, а после и ушел на Русь, вот от него и идет наш род.