На втором куске пирога инспектор стал выказывать признаки согласия.
— На самом деле, такая возможность есть, — сказал Стуки. — Я позвоню директору школы и предложу ему совместить временное исключение Микеланджело из школы с общественно-полезной работой в полицейском участке. Сейчас мне пришло на ум, что в результате внештатной ситуации у нашего нового агента Сперелли, возможно, будет немного свободного времени. Пока он сам будет включаться в работу, сможет вовлечь в нее и подростка. Вместе они могут разбирать бумаги, составлять картотеку, классифицировать…
— Вы еще скажите «вытирать пыль», — произнесла Сандра с легкой ироничной улыбкой на губах. — Будьте серьезнее, инспектор!
— Помогите нам разорвать цепь несчастий! — воскликнули сестры в унисон.
Тема была для Стуки довольно чувствительной. Наверное, даже слишком. Сестры из переулка Дотти знали его как свои пять пальцев.
31 октября. Воскресенье
Дождь лил, не переставая. Не обычный, моросящий, на который никто не обращает внимания. Эта падающая с неба вода, казалось, пропитала собой все вокруг с вездесущностью налогового инспектора. Дождь барабанил по крышам и мостовым, заливал асфальтированные автомобильные стоянки и забитые мусором канализационные люки. Вода стекала по берегам рек, о которых уже давно никто не заботился, и наполняла каналы, обслуживание которых в наши дни обходится слишком дорого. «Да поможет нам Бог!» — с такими словами в церквях большей части региона Венето священники все чаще стали обращаться к своим прихожанам.
Инспектор Стуки нашел зонтик, притаившийся на верхней полке шкафа в прихожей. Старый, со сломанной спицей, из-за которой вода с одной стороны лилась водопадом. Стуки постоянно забывал его починить или выбросить. У инспектора не было никакой особой причины хранить эту вещь, он просто к ней привык.
Микеланджело жил за рыночной площадью. Они с мамой занимали небольшую часть дома, выходившего на тихую и неприметную улицу неподалеку от ворот Фра Джокондо. Был почти полдень, когда Стуки позвонил в домофон. В ответ он услышал адский грохот рок-музыки и через несколько секунд — голос подростка, объявившего, что никого нет дома.
— Тогда и меня у твоей двери нет, — ответил ему инспектор. — Так что если тебя нет дома, ты спокойно можешь мне открыть, потому что я, которого здесь тоже нет, не войду.
Еще немного подумав, Микеланджело все-таки решил открыть полицейскому. Он появился перед Стуки в шортах и майке и вопросительно посмотрел на инспектора.
— Я позвонил директору школы и взял тебя на поруки. Имей в виду, ты под строжайшим наблюдением.
— Директор не отвечает на телефонные звонки в воскресенье.
— Нам все отвечают. Завтра ровно в пятнадцать ноль-ноль я жду тебя в полицейском участке.
— Но завтра же праздничный День Всех Святых, выходной.
— У полиции не бывает выходных, да и ты не святой.
Мальчишка, похоже, не особо удивился такой новости. Сестры из переулка Дотти, конечно же, сразу доложили матери Микеланджело об их договоренности со Стуки, а та все передала сыну.
— Я не виноват, — сказал Микеланджело.
— В чем?
— В том, в чем меня обвиняют.
— Ты считаешь, что невиновность — это преимущество?
Парнишка с любопытством взглянул на инспектора.
— Хотя, если честно, я не так уж невиновен.
— Что ты такого натворил? Не травку же продавал?
Микеланджело фыркнул:
— Травка для слабаков. Я такого не одобряю.
— А что тогда?
— Подворовывал, так, по мелочи, — ответил мальчишка с пренебрежением, которая возмутила инспектора.
— То есть ты всего-навсего мелкий воришка?
— Ничего подобного! Я — дестабилизатор!
— Антимама! Это еще что такое?
Микеланджело ухмыльнулся. Да, он воровал, но это не имело никакого отношения к посягательству на частную собственность, желанию обладать вещами или присвоением себе чужого. Все это в наши дни среди молодежи цветет пышным цветом. Нет, у Микеланджело была особая миссия: лишать обыденность ее нормальности.
— Чудесно! Но с какой целью?
— Чтобы управлять человеческой тревожностью, зачем же еще?
Парень уносил с собой мелкие предметы и разные бытовые мелочи: шурупы и болты, садовые флюгеры, почтовые ящики и дверные номера. Он ловко проникал в неохраняемые дворы, чтобы стащить пару очков, оставленных на скамейке, открытую книгу или зарядное устройство для сотового телефона. Предметы, не обладающие особой экономической ценностью, но отсутствие которых не остается незамеченным: «Дорогая, ты не знаешь, куда я подевал свои очки? — Понятия не имею. — Странно, мне казалось, что я оставил их в саду…»
— А это дело моих рук! — восторженно говорил Микеланджело. — Я внедряюсь в ткань бытия и вытягиваю из нее одно волокно за другим.
— Волокно реальности! Антимама, как интересно!
— Я хочу железно убедить всех нормальных, что кто-то в состоянии пересекать их пространство и может воздействовать на них, когда и как ему этого захочется.
— Гениально! — воскликнул Стуки. — Так жертвы твоих краж будут представлять себе невидимые порталы…
— Да, именно!
— Ночных крылатых существ и разные другие фантазии. Сущностей, прибывающих из далеких миров, действующих на земные пространство и время, чтобы поколебать нашу уверенность, а с ними и наш мир.
— Молодец, центурион, соображаешь!
«Я тебе покажу „центуриона“», — подумал инспектор.
— Чушь собачья! — уверенно заявил Стуки.
Но все то, о чем рассказывал Микеланджело, заставило полицейского призадуматься.
— После второй пропажи люди начинают думать, что это дело рук дьявола или шутки инопланетян, — продолжал развивать свою мысль школьник. — И будут жить в тревоге.
— Из-за мысли о дьяволе?
— В том числе.
— Почему бы им не подумать на такого идиота, как ты?
— Слишком сложно. Люди предпочитают дьявола. Так им подсказывает интуиция. Если некий предмет тебе нравился или облегчал жизнь, значит, тот, кто у тебя его отнял, действует на стороне зла. Все очень просто.
— То есть ты провоцируешь у людей страх перед дьявольщиной.
— Плевать я хотел на дьявола! Я дестабилизирую человеческий разум.
— Вот это поворот! Таким образом, — добавил инспектор, — те десятки обращений граждан, которые наводнили полицейское управление за последний год, — твоя работа?
— Моя и таких, как я. Нас много, да будет вам известно.
«Да, таких же чокнутых, — подумал Стуки. — Если, конечно, все, что ты здесь наплел, — правда».
— Завтра жду тебя на работе, — сказал полицейский, завершая дискуссию.
Арго ожидал инспектора, сидя на коврике. Увидев Стуки, пес радостно заулыбался.
«Кто знает, едят ли собаки мясо лосося?» — подумал полицейский, открывая баночку собачьих консервов. Он все еще не доверял собачьему сухому корму. Консервы для собак тоже не внушали Стуки особого доверия: ему даже не хотелось думать о том, что могло быть намешано в этих одинаковых кусочках, приправленных морковкой и горошком из непроданных упаковок с просроченными замороженными овощами.
Арго до отвала наелся лосося, как какой-нибудь норвежский медведь.
1 ноября. Понедельник
Инспектор Стуки вышел из дома, ведя на поводке собаку синьора Баттистона. Двое под потрепанным зонтом со сломанной спицей. Арго не имел ничего против того, чтобы полицейский отвел его в участок. Там он надеялся обнюхать все углы, покрытые криминальной пылью, и, может быть, даже обнаружить следы преступников. Стуки понимал, что это не самое подходящее место для собаки, но другого выхода у него не было. Он и так делал все что мог и в этой ситуации решил чередовать: один день Арго остается дома, в другой Стуки берет его с собой на работу.
Инспектор устроил пса в своем кабинете. Ландрулли бросил на Арго рассеянный взгляд, продолжая листать газету. Полицейский агент всегда с удовольствием читал местную хронику: ему нравилось быть в курсе всех городских новостей. Самые увлекательные из них Ландрулли потом вслух зачитывал коллегам.
У инспектора Стуки намечался не самый приятный день. Вместе с агентом Сперелли ему предстояло патрулировать территорию вокруг выезда с автомагистрали, в то время как дождь продолжал лить как из ведра.
— Агент Сперелли по вашему приказанию прибыл.
— По какому моему приказанию? — спросил Стуки, разглядывая полицейского.
Сперелли был на десять сантиметров ниже Ландрулли и имел бицепсы размером с тыкву.
— Это я к тому, инспектор, что я готов выполнять ваши распоряжения.
— Что-то я в этом сомневаюсь, — проворчал про себя Стуки.
Агент Сперелли служил в полицейском управлении Тревизо уже почти год. О нем отзывались как о весьма решительном парне и как о полицейском современных взглядов. Ничего общего с поколением, которое привыкло взвешивать все за и против и приводить к общему знаменателю законность и человечность: два понятия, которые совсем не обязательно противопоставлять друг другу. Сперелли отличался атлетическим телосложением и стремительностью в движениях; другими словами, он очень подходил к работе в системе безопасности, особенно с нелегальными мигрантами.
— На сегодня нет ничего интересного, — сказал Стуки. — Мы будем кататься на патрульной машине.
Сперелли водил автомобиль умело, лучше агента Ландрулли, имевшего за рулем вид не умеющего переходить дорогу маленького мальчика, которого оставили одного у пешеходного перехода. Стуки краем глаза наблюдал за своим напарником, делая вид, что контролирует выезд со скоростной магистрали. Он бросил рассеянный взгляд на разросшиеся вокруг магазины и торговые центры.
— Это не-места, — невозмутимо проговорил агент Сперелли.
— Что? — повернулся к нему Стуки.
— Искусственно созданные сооружения, которые через некоторое время потеряют свою значимость.
«Не-места», «потеряют значимость» — все это звучало довольно странно в устах атлетически сложенного агента Сперелли. «Так значит, этот клоун-силач, прежде чем начать со мной работать, поспрашивал у коллег, о чем можно и о чем нельзя говорить „с этим чудаковатым инспектором“», — подумал Стуки, развесилившись. Действительно, у Сперелли были такие стальные мускулы, что ему ничего не стоило сказать: «Какие классные все эти супермаркеты, и плевать я х