— Ты прав, это больше подходит жителям Запада.
— Дядя Сайрус, что ты имеешь в виду?
— Прямолинейность и дерзость. А в любви не бывает прямых линий.
Стуки поудобнее уселся на стуле, словно призывая дядю Сайруса продолжать свой рассказ. Инспектору нравились такие мемуары. Сайрус вздохнул.
…Этот дивный цветок обитал в районе Хиябун Шива, в нескольких кварталах от моего. В последующие дни я постарался выяснить, кем был и где именно жил этот ангел. Тут я мог рассчитывать на помощь верных друзей. Так я узнал, что девушку звали Сюзанна-Лилия. Не потому, что она была чиста как этот цветок, а из-за ее красоты. Я горячо желал встретиться с нею. И вот однажды я увидел Сюзанну на скамейке в большом парке. Она сидела там со своей подругой. Я встал неподалеку, притворяясь, что мне нет до них никакого дела. Девушки стали бросать на меня быстрые взгляды. Они тихо переговаривались и смеялись, словно две ласточки. Я принял правила игры. Я был молод, но мне было известно, как это делается: поднять глаза к облакам, обвести взглядом все вокруг, пристально посмотреть в глаза твоей красавице и потом снова на небо. По опыту я уже знал, что это работает. Подруга Сюзанны поднялась со скамейки и приблизилась ко мне. Они принесла мне послание от Сюзанны-Лилии. Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди, но я притворился слегка отстраненным. «Я знаю, кто такая Сюзанна», — сказал я и назвал адрес, полученный от моих информаторов. Я бахвалился этими своими знакомыми, играл роль умудренного опытом мужчины. С запиской в руках я продолжал наблюдать за девушкой, неподвижный, как тысячелетняя скала в горах Альборз.
— А дальше? Чем все закончилось? — спросил Стуки, которому не терпелось узнать окончание этой восточной сказки.
Дядя встал и стал бродить по лавке в поисках щетки для расчесывания ковровой бахромы.
— Чем закончилось, чем закончилось, — проворчал старый иранец. — Как все истории большой любви в Иране.
— А как заканчивается большая иранская любовь? — спросил Стуки. — Что было написано в той записке?
Дядя Сайрус был тронут искренним интересом племянника.
— В записке было сказано: да, ты можешь меня любить.
— Но это же чудесно! — воскликнул инспектор Стуки. У него возникло желание обнять старого последователя господина Моссадека[4].
— Вот только с того дня я больше никогда ее не видел, — произнес дядя Сайрус. — Я искал мою Сюзанну, но так и не нашел.
— Что случилось, дядя?
…Ты знаешь, что я покинул страну, когда к власти пришел шах. Я смог вернуться в Тегеран только после его падения, через несколько лет и на очень короткое время. Я пошел в мой район и, стоя в дверях своего старого дома, увидел приближающуюся ко мне женщину. Она была в чадре и поприветствовала меня с изяществом и элегантностью. Женщина спросила, не я ли синьор Сайрус Мадани. На мой утвердительный ответ она сообщила, что ее зовут Симин и что она подруга бедной Сюзанны. Я побледнел, сделавшись белее мела. Я спросил ее, почему она так сказала: бедная Сюзанна. В ответ женщина объяснила мне, где на Мессгарабадском кладбище искать могилу ее подруги. «Если ты захочешь ее навестить», — добавила она.
Еще Симин рассказала, что за несколько часов до несчастного случая, который унес ее в могилу, Сюзанна вспоминала обо мне. «Какой хороший человек Сайрус, я счастлива, что познакомилась с ним», — так она сказала.
Стоя у ее могилы, я вслух спросил Сюзанну, могу ли я еще ее любить. Слезы текли по моим щекам, словно вода в реке Дарбанд. На могильной плите было высечено: «Если ты придешь навестить меня, приходи с любовью». Я упал на колени рядом с могилой, потрясенный этой фразой. У меня было такое чувство, будто я заблудился в темном лесу. Я потерял ощущение времени, и только лилово-красные, шумящие на ветру клены напомнили мне, что весна давно прошла и что наступила осень. В усыпальнице, где нашла последнее пристанище Сюзанна-Лилия, я оставил букет прекрасных белых лилий.
Стуки даже прослезился, слушая эту историю. Он спросил дядю, была ли в его рассказе мораль. Сайрус вернул себе ясный взгляд, хитро улыбнулся и произнес: бывают дни, когда ты наполовину жив, а наполовину — мертв.
2 ноября. Вторник
Логова лисиц и норы сомов превратили берега рек в подобие швейцарского сыра, а нашествие множества нутрий, числом более, чем количество работников в китайских швейных мастерских, лишь усугубило этот процесс.
Власти не знали, что еще можно сказать по поводу причин наводнения. А ведь было бы достаточно после двух дней непрекращающегося ливня просто прогуляться по полям, чтобы увидеть, как реки вышли из берегов и вода стремительно прибывает в города. Казалось, она сбилась с пути и устремилась к людям за помощью, вопрошая: «В какой стороне море?»
Стуки выключил телевизор. С гримасой отвращения он покосился на банку варенья. Ничего не поделаешь, сегодня утром у него все валится из рук. Инспектор выглянул в окно и увидел приближающегося к дому доктора Анабанти. Тот наверняка пришел забрать Арго.
— Я вернулся и готов приступить к своим обязанностям, — сказал фитотерапевт.
Он выглядел отдохнувшим. Впрочем, Стуки не помнил, чтобы Анабанти когда-нибудь перенапрягался.
— Как прошла ваша поездка, доктор?
— Мне пришлось возвращаться из Доломитов на пароме. Никогда в жизни не видел столько воды. Если так и дальше пойдет, вместе с ледниками растают сами горы.
— Будем надеяться, что нет.
— Я знал, что нас ждет весьма непростое время. Этот год был не из лучших для Humulus lupulus.
— Для дикого хмеля?
— Да, я собираю его весной в оврагах. И если бы это хоть иногда проделывали наши политики, они бы научились сопоставлять информацию о росте дикого хмеля с данными о валовом внутреннем продукте. И тогда бы они лучше понимали, что творится в стране.
— Согласен, очень серьезная теория. Но вы, как я понимаю, здесь из-за собаки? Я должен вернуть Арго?
— Естественно! — снисходительно улыбнулся фитотерапевт. — Речь идет о пространственно-временной когерентности. Я принял собаку раньше вас и должен вернуть ее синьору Баттистону. Кстати, как он там?
— Идет на поправку, — вздохнул Стуки.
Все это время Арго прятался за инспектором, что не ускользнуло от внимания Анабанти.
— Вижу, вам удалось завоевать сердце животного. Поздравляю!
— Ну что вы, — засмущался Стуки.
— Данный факт отменяет необходимость пространственно-временной когерентности. Эмоциональная связь — явление более высокого порядка, которому я не могу противиться.
— Это означает, что Арго может остаться у меня? — спросил Стуки, и сердце его радостно забилось.
Фитотерапевт рассеянно кивнул головой. Он уже погрузился в свои размышления, лавируя среди астральных сил и эфирных сущностей.
— Ах да, продолжайте принимать Silybum marianum для печени.
Возможно, его вывело из задумчивости это слово, а может быть, что-то еще. Взгляд Анабанти упал на пса, свернувшегося клубочком возле кресла. Арго выглядел каким-то слишком спокойным.
— Почему собака такая заторможенная?
Инспектор это тоже заметил.
— Если честно, я не знаю. До вчерашнего дня она скакала, как кенгуру.
— Чем вы ее кормили?
Стуки с трудом попытался восстановить меню Арго.
— Лосось, печень кролика.
— Что еще? Наверняка было что-то еще.
— Арго немного пожевал персидский ковер.
— Безнравственный вы человек! — воскликнул Анабанти. — Персидские ковры чрезвычайно вредны для домашних собак. У бедняги непроходимость кишечника.
— Вы в этом уверены?
Доктор Анабанти деликатно и умело пальпировал живот Арго. Собака выглядела так, словно была сделана из поролона.
— Окклюзия! — поставил диагноз Анабанти.
— Антимама! И что теперь делать? — спросил Стуки, начиная всерьез волноваться.
— Вазелин! Срочно!
— В каком смысле?
— Десять миллилитров внутрь натощак, каждые двенадцать часов. И контролировать опорожняемость кишечника.
В полицейском управлении агенты Сперелли и Ландрулли обсуждали местную прессу. Целых полстраницы газеты было посвящено молодой девушке, которая утверждала, что к ней явилась Дева Мария, чтобы предупредить о наводнении. Вначале общественность, в том числе и верующие, скептически восприняли оба заявления. Однако с течением времени все большее количество граждан склонялось к мнению, что А. З. (таковы были инициалы девушки) могла действительно иметь особый канал связи с небесной канцелярией или, по крайней мере, обладать особой чувствительностью — и это подтверждалось обширными территориями, залитыми водой. В газете была даже небольшая фотография окруженной деревьями лужайки, где, по утверждению ясновидящей, к ней явилась Мадонна.
— Что вы, ребята, на это скажете?
— Тайна, — произнес Ландрулли.
— В смысле?
— Тайна веры. Но, инспектор, вы что, уже уходите?
Стуки показал полицейским агентам баночку вазелина, купленную в аптеке по дороге на работу.
— У меня проблемы, — произнес Стуки, не отдавая себе отчет в двусмысленности ситуации, но сразу же поправился: — То есть у собаки, за которой я сейчас присматриваю, похоже, имеются кое-какие неприятности с кишечником. Я зашел вас предупредить, что вернусь домой, чтобы хорошенько провазелинить моего четвероного друга.
— А, понятно, — ответили полицейские, — а то мы уже бог знает что подумали.
— Я быстро: одна нога здесь, другая там. У нас есть что-то срочное?
— Ничего такого, что могло бы сравниться по срочности с вашим делом, инспектор, — заверил начальника Ландрулли.
В эту самую секунду в кабинет ворвался комиссар Леонарди и возбужденно провозгласил:
— Скелет! Нашелся скелет!
— Где?
— В земле.
— Это понятно, комиссар, где именно его нашли? В каком месте?
— В Моргано, — понизив голос, произнес Леонарди, называя городок, в окрестностях которого были найдены человеческие останки. — Там, где влажные