— Знаешь, мне кажется, на вокзале лучше всего купить любимого лакомства, найти себе место в уголке и разглядывать потолок.
— Разглядывать потолок? Зачем?
— На вокзалах обычно потрясающе красивые потолки.
Софи запрокинула голову, и с нее слетела шляпа. Чарльз был прав. Потолок напоминал мозаику из стекла и блестящего железа. Он был похож на сотню роялей разом.
Чарльз пошарил в карманах. Среди обрывков бечевки, клочков бумаги и карамелек он нащупал несколько монеток.
— Вот тебе шестипенсовик. Погоди-ка… Вот тебе целый шиллинг. Купи себе чаю. Только попроси, чтобы он был обжигающе горяч, иначе пить его будет невозможно.
— Хорошо. Спасибо, конечно, но постой, Чарльз! Куда ты?
— Я найду проводника и куплю билеты.
— Что, если я тебя потеряю?
— Тогда я найду тебя снова.
— Но что, если ты не сможешь меня найти? — Софи схватила его за пальто. — Чарльз, постой, не уходи!
Она терпеть не могла такие моменты, но от волнения у нее внутри все скрутило.
— Софи, у тебя волосы цвета молнии! — улыбнулся Чарльз, и эта его улыбка была особенно доброй. — Тебя в толпе не упустишь.
У палатки с едой Софи помедлила, не в силах сделать выбор между огромной булкой-улиткой и круглым печеньем с джемом в серединке, которое, если верить мисс Элиот, любили все нормальные дети. Софи такого печенья никогда не пробовала, но красный джем сверкал совсем как рубины.
За прилавком стояла приветливая женщина. У нее были красные от сыпи щеки и добрые глаза.
— Что возьмешь, дорогая? Улитку? Эклер? Клубничное печенье?
Представив, что сказала бы мисс Элиот, Софи набралась смелости.
— Печенье, пожалуйста. Шесть штук.
— Держи, дорогая. Но разом все не ешь, а то придется тебе бежать в уборную прямо на станции.
Софи серьезно кивнула. Откусив кусочек, она почувствовала, как у нее чудесным образом склеились зубы. Никакой клубникой от печенья и не пахло, но на вкус оно было — само приключение.
— Куда путь держишь, дорогая? — спросила женщина, копаясь в кармане фартука в поисках сдачи.
— В Париж, — с набитым ртом пробормотала Софи и взглянула на часы. — Еще полчаса, а ждать совсем неохота!
— На охоту, говоришь? Будет здорово.
Теперь зубы Софи оказались склеены крепко-накрепко. Она лишь глуповато улыбнулась и кивнула. Отчасти это было правдой. Она собиралась охотиться на маму.
— Удачи тебе, дорогая, — сказала женщина, а затем завернула булку-улитку в газету и протянула ее Софи. — Вот тебе на счастье. Когда сыт, удачу поймать несложно.
Поезд был вдвое больше, чем ожидала Софи, и он был зеленым — таким зеленым, какими обычно бывают изумруды да драконы, и это показалось Софи добрым знаком.
— Найди шестой вагон, Софи, — велел Чарльз. — Ты поедешь в купе А. Мне сказали, что обычно оно зарезервировано для детей герцога Кентского, но этим летом они охотятся в Шотландии, так что все купе в твоем распоряжении.
Направляясь к паровозу, они прошли мимо проводников с прямыми спинами и накрахмаленными воротничками. Через весь поезд тянулся узкий коридор со сдвижными дверями, ведущими в купе. Софи старалась никому не попадаться под ноги и не казаться слишком взволнованной или слишком похожей на беглянку. Все это было непросто.
— Вот! — Чарльз внес ее виолончель в купе и повернулся. Он так и сиял. — Других билетов не было, Софи. Надеюсь, тебе не будет здесь неуютно.
Софи заглянула ему через плечо и округлила глаза.
— Неуютно? Да здесь ведь как в сказке! — Люди в коридоре напирали, но Софи не обращала на них внимания. — Столько… позолоты. Настоящий дворец!
Чарльз рассмеялся, втянул ее внутрь и закрыл дверь купе, отгородив их от остального поезда.
— Очень маленький дворец. Походный, пожалуй.
В купе было красиво. Все было сделано для детей, по-волшебному изящно и аккуратно. Софи пыталась показать, что ей не в диковинку такие вещи, особенно пока на них смотрел проводник, но это было невозможно, ведь она в жизни не видела ничего такого чистого, блестящего и золоченого. Круглые подушки были пухлыми, как брюшко гуся. На стене висело зеркало в золоченой раме, причем рама была едва ли не шире самого зеркала. Софи постучала по ней. Она казалась цельной.
— Взгляни еще на свой ночной горшок, — сказал Чарльз. — Он тоже заслуживает внимания.
Софи присела и заглянула под кровать. Там, надежно пристегнутый к стене, стоял золоченый горшок, вдоль бортика которого алели нарисованные гвоздики.
— Видишь? — спросил Чарльз. — Даже ночью по нужде ты сходишь с шиком.
— А где ты будешь спать? Тоже здесь?
В купе было две койки, но обе детские. Чарльз бы попросту не влез ни на одну из них.
— Я поеду с гробовщиком из Люксембурга. Судьба моя печальна, но от такого не умирают. К тому же могло быть и хуже. Он мог бы быть бельгийцем. — Чарльз улыбнулся Софи. — Больше не было ни одного билета на три недели вперед. Я решил, что лучше так, чем сидеть как на иголках в ожидании.
— Да! — Ждать было бы невыносимо, подумала Софи. Она бы просто умерла от нетерпения. — Да, спасибо!
— Теперь все в порядке? — спросил Чарльз. Платка у него не было, поэтому он высморкался в чистый носок. Софи показалось, что так прозвучали фанфары надежды. — У тебя есть все необходимое?
— Пожалуй, да. Хотя, вообще-то… — У нее в животе заурчало. — Есть у нас хоть что-нибудь съестное?
— Конечно! Как я мог забыть? В любом путешествии важнее всего еда. В поезде есть вагон-ресторан, но он откроется лишь через несколько часов, поэтому я кое-что с собой прихватил.
Чарльз подошел к прикрепленному к стене деревянному столику и принялся освобождать карманы. Первым делом он вытащил шесть яблок, затем сосиски в тесте, которые своими крошками засыпали ему все пальто, и толстый кусок желтого сыра. Из кармашка для часов он вынул пакетик с солью. Наконец, как фокусник, он вытащил из-под шляпы половину жареной курицы, завернутую в промасленную бумагу.
— Как здорово! Как чудесно!
Софи выложила на стол свое печенье, но булку оставила на потом. Все продукты она сложила в стопку.
— Вот! — воскликнула она, когда стопка дошла ей до кончика носа. — Лучше и быть не может.
— Теперь у нас есть все, что надо?
— Угу.
Софи откусила кусок сыра. На вкус он был чудесным, соленым и сливочным, причем одновременно. Состав содрогнулся и поехал вперед. У Софи были Чарльз, жареная курица и приключение.
— Все-все, — с набитым ртом сказала она.
В Дувре они пересели с поезда на корабль. Погода была переменчива. Перед ними волновалось море — серое, разнузданное. Софи старалась не смотреть на волны. Она старалась не вспоминать о мертвых женщинах.
— Все в порядке? — спросил Чарльз.
Софи кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
Вдобавок ко всему среди пассажиров на борту был полицейский. Софи твердила себе, что здесь он не по ее душу и, скорее всего, просто едет в отпуск, но при взгляде на него все равно мурашки бежали по коже. Чтобы скрыться из виду, Софи тихонько отошла на другую сторону судна и оказалась одна на прогулочной палубе. Она старалась не обращать внимания на море. Однако это было все равно что не обращать внимания на человека с пистолетом — просто невозможно. Море простиралось до самого горизонта, но, сколько Софи ни щурилась, Францию разглядеть не получалось. Вцепившись в поручень, она старалась не паниковать.
Чарльз разглядел ее лицо с другого конца палубы. Он бесшумно подошел к Софи и положил руку ей на плечо — очень ласково, почти как мама.
— Прислушайся! — сказал он. — Слышишь?
Но Софи слышала лишь море.
— Что? — От страха она стала более раздражительной, чем хотелось бы. — Что я вообще должна услышать?
— Мурмурацию! — пояснил Чарльз. — Это добрый знак.
— Что-что?
— Мурмурацию. Когда море и ветер что-то шепчут друг другу, кажется, словно украдкой смеются люди. Вот опять! Слышишь?
Софи это не убедило.
— Шепчут только люди. Море рокочет. Ветер завывает.
— Нет. Порой море и ветер перешептываются. Они давние друзья.
— О…
Отняв одну руку от поручня, Софи взяла за руку Чарльза, вдохнула запах его пальто и выпрямила спину.
— Когда их голоса сливаются, — сказал Чарльз, — это сулит удачу. Мурмурация. Добрый знак.
7
Софи не догадывалась, с какой проблемой придется столкнуться, когда они с Чарльзом окажутся на Северном вокзале Парижа. Пока она стояла, прижимая к груди футляр с виолончелью, английский проводник из поезда изучал небо.
— Скоро снова пойдет дождь, сэр. Надеюсь, вы захватили зонты.
— Я англичанин, — ответил Чарльз. — У меня всегда с собой зонт. Я не вышел бы из дома без зонта, как не вышел бы и без головы.
— И все же я бы на вашем месте поскорее нашел гостиницу, сэр. Не нравится мне, как хмурится небо.
Именно в этот момент Софи и поняла проблему. Странно, как это не пришло ей в голову раньше, но в спешке она и не подумала, что им делать после прохождения английского пограничного контроля.
— Чарльз, — сказала она, — где мы будем ночевать?
— Очень хороший…
— А еще, — перебила она, — что мы будем делать дальше?
— Очень хорошие вопросы, Софи, — ответил Чарльз. — На первый ответить просто. Гробовщик оказался очень приятным человеком. Он порекомендовал прекрасную маленькую гостиницу на берегу Сены. — Чарльз поднял портфель. — Мы возьмем таксикэб.
У вокзала выстроилась длинная вереница экипажей. Выглядели они по-разному: одни казались потрепанными и довольно грязными, а другие блестели и пахли карболовым мылом[2]. Софи больше всех понравился тот, что был выкрашен в серый с серебром. Лошадь была под стать экипажу — с узкой мордой, она казалась умнее остальных лошадей. Она была похожа на Чарльза; впрочем, Софи решила об этом не говорить.
— Можем мы взять этот экипаж? — Софи протянула серой кобыле последний кусочек шоколада. — Кажется, лошадь совсем заскучала.