— Конечно, конечно, Баско сопроводит тебя. Он только что оттуда вернулся.
Жайкоб вернулся к своему креслу, взял в руки колокольчик и позвонил.
***
Гулящей улицу назвали по праву. Три кабака — блюда не отличались оригинальностью, овощи с разным мясом, да несколько вариантов домашних колбас, три сорта пива с пивоварни «Скотта и сыновья» — светлое, темное и пойло за два гроша, два вида крепкой браги от «Кортовской Дюжины» и целебные похмельные отвары «Мамаши Кураж», — постоялый двор, где часто останавливались гости из глухой провинции, кому не хватало денег на достойный ночлег в Центре, и бордель «Роза ветров», открытый круглосуточно.
Пить профессор Марель дель Бриз, а он любил заложить за воротник в свободное от службы время, начал в кабаке «Три офицера», здесь у него был открыт кредит. Хозяин, папаша Лонг дель Бриз, подробно пересказал первые часы загула профессора, вид у него при этом был весьма опечаленный. Аэртон мог его понять: со смертью профессора кредитная линия осталась непогашенной, без перспектив возвращения вложенных средств. Рассказ дель Лонга ничего толком Аэртону не дал. Обычная вечерняя попойка любящего это дело пьяницы. Ничего странного дель Лонг не заметил или просто не обратил внимания. В тот вечер было полно клиентов, и он только успевал отправлять заказы на кухню.
Во втором кабаке профессора никто не видел вот уже несколько недель, с тех пор как он проиграл в карангу кошель с монетами, равный его месячному заработку. Зато в третьем кабаке — «Черная сова» — профессора хорошо помнили. Именно отсюда он отправился на свидание со смертью. Хозяин отсыпался после ночной смены, но Кортон дель Бриз разбудит даже мертвого. Зевающий седобородый мужик с красными глазами долго пытался понять, на каком свете он проснулся, потом вспоминал профессора и наконец сообразил, что вслед за профессором его кабак покинул еще один человек. Причем поспешно и абсолютно трезвый, несмотря на три кружки выпитого пива. Тогда хозяин этому значения не придал, но вот теперь отчетливо помнил, что все время, пока профессор заливал глаза красненьким, странный трезвенник неотрывно следил за ним. Профессор, по обыкновению, пил один, так что свидетелей его загула не было. Но одно оставалось вне сомнения: убийца выслеживал профессора и смерть Мареля дель Бриза не была случайным следствием ограбления.
Осмотр места преступления ничего толком не дал. Обычная подворотня, грязный тротуар со следами неотмытой крови, мусорные корзины и крысы. За ночь, до того как нашли тело, они успели обглодать пальцы рук профессора и выесть его глаза.
По дороге к улице Гулящей Аэртон заехал в прозекторскую, где внимательно осмотрел мертвеца и его личные вещи. Кто бы ни убил профессора, но сделано все было четко, умело, а главное, очень смахивало на банальное уличное ограбление. Кошель с монетами при профессоре не был обнаружен, при этом кабатчик из «Черной совы» утверждал, что профессор был при деньгах, да к тому же нес что-то ценное, какой-то футляр с бумагами. Хозяин видел, как профессор старательно прятал его под камзолом. Футляр у мертвеца также обнаружен не был. Единственная ценная вещь, что нашли у покойника в карманах — простой ключ, который мог подойти как к входной двери в дом, так и к кабинету. Аэртон забрал ключ с собой. Оставалась надежда, что в Академии сумеют пролить свет на содержимое футляра. Пока что это единственная ниточка, за которую можно уцепиться.
Глава 2
Занятия по навигации у старших учеников неожиданно отменили. Об этом сообщил акваморам лично ректор Академии Людоль дель Бриз, сорокалетний полный мужчина, всегда одетый с иголочки, ухоженный и лоснящийся — сегодня он выглядел мрачным, помятым и каким-то потерянным. Оттого новость не принесла акваморам желания с облегчением выдохнуть и потратить это время на какие-нибудь веселые занятия. Они просто сидели в учебной комнате, искоса поглядывая друг на друга и на развешанные по стенам карты, а комната казалась такой грустной и пустой без крупного краснолицего профессора с его громким голосом и размашистыми жестами. И как немое свидетельство, что случилось нечто страшное и непоправимое, возле окна застыла изваянием кафедра красного дерева, за которой обычно стоял Марель, а его большое лицо освещали лучи Матушки.
Болтон дель Бриз не мог смотреть на кафедру. Ему казалось, что он видит за ней темно-синий профессорский камзол с меловыми разводами на воротнике и чернильными пятнами на манжетах.
Только двое братьев де Циклон, Рауль и Катриэль, не выглядели удивленными, и на них, казалось, совсем не подействовало всеобщее внезапное уныние. Они какое-то время оживленно перешептывались и иногда поглядывали на остальных акваморов самодовольно и свысока, и в конце концов Рауль нарушил тягучее молчание учебной комнаты:
— Так Мареля грохнули вчера. Вы чего, не знали?
На миг тишина стала совсем оглушительной, а потом комната взорвалась восклицаниями и вопросами двух десятков акваморов. Рауль оглядывал их своими колючими черными глазами, ноздри его длинного носа шевелились, словно вынюхивая след, чуть подрагивали худые пальцы — Рауль не мог оставаться полностью неподвижным, даже когда сидел смирно. Казалось, в его голове сейчас работает самописец, фиксирующий каждую реакцию акваморов, каждое слово, жест, взгляд.
— Гро-охнули, — медленно повторил медлительный Катриэль и брезгливо поджал губы. — Пьяного. Он всегда ж был пьяный вечерами.
— Захлопни пасть! — Болтон дель Бриз грохнул кулаком по столу, Катриэль на миг втянул голову в плечи, и все другие акваморы на всякий случай тоже заткнулись.
— Это ж правда, — очень тихо проговорил Рауль, рассматривая свои руки. Указательный палец правой был увенчан массивной золотой печаткой в виде волчьей головы.
Болтон услышал, откинул со лба вечно лезущую в лицо светлую прядь, чтоб хорошенько стало видно, как негодующе сверкают его голубые глаза.
— Захлопнись, — повторил он Раулю.
— Не-а, — тот продолжал изучать свои руки, и было заметно, что ему приходится напрягать пальцы, сдерживая их дрожь. — Я ничего не придумал. Марель был в доску пьян, и его убили в подворотне, как подзаборного голодранца. Нравится это его любимчикам или нет.
— Любим-чхи! — кам, — шутканул Катриэль и, как обычно, первый рассмеялся своей немудреной шутке, а потом по комнате прокатилось еще несколько смешков акваморов, которые вечно оказывались на стороне братьев Циклон.
— Ага, — ощутив малую, но поддержку, Рауль поднял взгляд на Болтона и прикинул, куда ему увернуться, когда Болтон сиганет на него через стол. — Кто теперь будет таскать вас, избранненьких Бризиков, на дополнительные занятия в испытательный комплекс? Лучшие наши ученички, тьфу!
Болтон, вопреки ожиданию и своему обыкновению, никуда сигать не стал, а неожиданно и мерзенько, совсем не по-болтоновски, ухмыльнулся, демонстрируя мелкие хищные зубы:
— А зато у вас, не лучшеньких ученичков, теперь будет чему порадоваться на ваших тайных сборищах, да?
Лица Рауля, Катриэля и еще нескольких акваморов застыли.
— Как вы там себя называете? — Болтон картинно пощелкал пальцами, будто бы вспоминая, а на деле — убеждаясь, что всё-всё внимание приковано к нему. — Спуск Вёсельников, нэ? Треск Бисерников?
— Союз Висельников, — обиженно процедил Катриэль.
Рауль выругался и отвесил ему подзатыльник, и тут Болтон сиганул на него через стол. Вместе они полетели на пол, опрокидывая стулья, расталкивая столы. Рауль пропустил удар в челюсть, клацнули зубы, брызнула кровь. Болтон тряхнул его, и Рауль ударился головой об пол, двинул коленом. Медленный Катриэль наконец вскочил на ноги, бросился на помощь брату и стащил с него Болтона, позволяя Раулю подняться на ноги. Биться с Болтоном не стал, не дурак он был на него лезть.
Кто знает, чем бы кончилась эта потасовка, если бы в кабинет не ворвался стремительный Валентайн дель Бриз, преподаватель зоологии.
— Ну-ка, разошлись! — рявкнул он. — Давно в холодной не сидели? Или вас серым шапкам сдать? Они как раз в Академии!
Появление в стенах Академии серых шапок — городской стражи — могло означать только одно: профессор Марель действительно убит. И это понимание вмиг сбило боевой пыл даже с Циклонов.
— Сегодня я закрою глаза на вашу выходку. Но если повторится — поставлю в известность ректора! Позор! Дель Болтон! Как вы будете смотреть в глаза своему отцу? Мальчишка!
Двадцатилетний «мальчишка» не мог поднять взгляд на Валентайна, хотя знал, что тот ничего ректору докладывать не будет: драки акваморов в стенах Академии — явление нередкое и, в общем, не такой уж это серьезный проступок. Сам Валентайн когда-то был таким же «мальчишкой» и так же задирал Циклонов и прочих акваморов из других кланов.
— Используйте свободное время на что-то более полезное, чем банальная драка!
Валентайн развернулся на каблуках и вышел из учебной комнаты покойного профессора Мареля дель Бриза.
***
Этой ночью у Карася сводило зубы от мысли, что придется приблизиться к Академии, а уже к полудню он потерял счет котлам и мискам, которые ему надо было перемыть на академической кухне, и рыбинам, которых довелось очистить и выпотрошить. Он даже умудрился ни разу не порезаться острыми плавниками окуньков, за что удостоился кивка и одобрительного хмыканья повара — скалоподобного здоровяка, которого проще было представить за откусыванием голов недоброжелателям, чем заботливо снимающим пену с рыбного бульона.
Карась попал на кухню чудом. Сегодня утром, когда он бродил вокруг Академии и прикидывал, как бы половчее забраться внутрь, его принял за поварёнка сторож, один из тех, что проводили утренние обходы вокруг Академии с единственной целью — считаться при деле и важно надувать щеки. Сторож, совершивший такой выдающийся поступок: схватить Карася за шкирку и втолкнуть в кухонную дверь, что находилась в десяти шагах, — должен был лопнуть от ощущения собственной полезности.
Пахло тут упоительно, еще вкуснее, чем у Карася дома, когда мама была жива: свежим хлебом, пряным травяным отваром, а еще чем-то сладким и чем-то сытным, и чем-то острым, отчего приятно щекотало в носу. Сквозь всё это упоение едва пробивался запах еще живой рыбы, корзины с которой стояли у стены. Повар, искоса глянув на доставленного мальчишку — на растерянное, а вовсе не наглое выражение лица, на одежду, которую Карась старался держать в хоть сколько-то опрятном виде, на чисто вымытое лицо — не погнал постороннего мальчишку взашей, а махнул рукой на корзины с рыбой и вручил небольшой нож с узким лезвием: за дело, мол. Скоро стало понятно, почему Карася не выставили: в гигантской кухне было еще пяток мальчишек и трое поварят постарше, но рук всё равно отчаянно не хватало. К полудню Карась натурально вымотался, но ни за что на свете не покинул бы это место — тут было тепло, вкусно пахло да еще и кормили: для работников сварили сытную кашу на бульоне из рыбьих голов, выдали по толстенному ломтю серого хлеба и по чашке отвара из повторно заваренных листьев чего-то пахуче-ягодного.