– Ничего. Я знаю эту девушку.
– По Англии?
Оби кивнул.
– Старый добрый Сэм! Он их не щадит.
Теория Оби о том, что сфера государственной службы в Нигерии так и останется коррумпированной, пока старых африканцев наверху не сменят молодые из университетов, была впервые сформулирована в документе, зачитанном им лондонскому Нигерийскому студенческому союзу. Но в отличие от большинства теорий, которые выстраивали студенты, обучающиеся в Лондоне, эта после первых домашних впечатлений уцелела. Более того, за месяц, прошедший с момента его возвращения, Оби столкнулся с двумя классическими образчиками старых африканцев.
Первый повстречался ему на комиссии по вопросам государственной службы, где с ним беседовали, прежде чем дать работу. К счастью для Оби, до того, как этот человек вывел его из себя, он уже произвел на членов комиссии благоприятное впечатление.
Выяснилось, что председатель комиссии, тучный жизнерадостный англичанин, очень интересовался современной литературой и с удовольствием говорил о ней. Остальные четыре члена комиссии – один европеец и трое африканцев, не имевшие ни малейшего представления об этой стороне жизни, – были под впечатлением. Хотя, точнее, трое, поскольку четвертый весь разговор проспал, что на первый взгляд могло показаться совершенно неважным, не будь сей джентльмен единственным представителем одной из трех провинций Нигерии. (В интересах единства страны мы не назовем, какой именно.)
В беседе, длившейся почти полчаса, председатель и Оби затронули широкий спектр тем – от Грэма Грина до Тутуолы. Оби потом признался, что нес полную чепуху, но чепуху ученую и внушительную. Он и сам удивился, когда его понесло.
– Вы говорите, что являетесь большим поклонником Грэма Грина. Что вы думаете о «Сути дела»?
– Единственный разумный роман, написанный европейцем о Западной Африке, и один из лучших прочитанных мной романов. – Оби сделал паузу, а затем добавил, будто это только что пришло ему в голову: – Правда, чуть не смазан счастливым концом.
Председатель выпрямился на стуле.
– Счастливым концом? Вы точно имеете в виду «Суть дела»? Там европейский полицейский совершает самоубийство.
– Возможно, «счастливый конец» – слишком сильно сказано, но я не могу выразиться иначе. Полицейский чиновник разрывается между любовью к женщине и любовью к Богу и совершает самоубийство. Слишком просто. Трагедия вовсе не в этом. У нас в деревне был один старик, он принял христианство, и на него беды стали валиться одна за другой. Так он говорил, что жизнь похожа на миску с червивой едой, из которой человек хлебает ныне и присно и во веки веков. Вот он понимал природу трагедии.
– Вы полагаете, самоубийство противоречит трагедии? – спросил председатель.
– Да. Истинная трагедия не имеет решения. Она длится вечно, безо всякой надежды. Общепринятые трагедии слишком просты. Герой умирает, и мы испытываем очищение чувств. Реальная трагедия происходит в безвестных дырах, под покровом пыли, если цитировать У. Х. Одена. Мир о ней не ведает. Как тот персонаж в «Пригоршне праха», который читает Диккенса мистеру Тодду. Для него избавления нет. История заканчивается, а он все читает. Но мы не испытываем очищения чувств, поскольку нас там нет.
– Весьма интересно, – заметил председатель.
Затем он осмотрел стол и спросил других членов комиссии, имеются ли у них вопросы к мистеру Оконкво. Все, кроме спящего, ответили, что вопросов нет.
– Почему вы хотите получить государственную должность? Чтобы брать взятки? – спросил тогда председатель.
Оби замялся. Его первым желанием было сказать, что вопрос идиотский. Но вместо этого он ответил:
– Не знаю, какого ответа вы от меня ждете. Даже если бы я был намерен брать взятки, вы же не предполагаете, что я признаюсь в этом перед комиссией. Так что не думаю, что вопрос целесообразен.
– Не вам решать, мистер Оконкво, какие вопросы целесообразны, – заметил председатель, тщетно пытаясь принять суровый вид. – Как бы то ни было, мы сообщим вам о своем решении. Хорошего дня.
Джозеф не очень обрадовался, когда Оби рассказал ему про собеседование. Он считал, что человек, который хочет получить работу, не может позволить себе злиться.
– Глупости! – воскликнул Оби. – Вот это я называю колониальным менталитетом.
– Да называй, как хочешь, – сказал Джозеф на ибо. – Ты больше меня вызубрил, но я старше и мудрее. И я говорю тебе, что не нужно вызывать своего чи на ринг.
Марк, бой Джозефа, принес рис и поджарку, и друзья сразу набросились на еду. Потом Марк сходил на противоположную сторону улицы, где торговали ледяной водой по пенни за бутылку, и принес две. Он так и не стер с кончика носа сажу. Оттого, что Марк раздувал огонь собственными легкими, глаза у него покраснели и слезились.
Какое-то время друзья ели молча, а потом Оби заметил:
– Знаешь, а ты здорово изменился за четыре года. Раньше тебя интересовали только два вопроса – политика и женщины.
Джозеф улыбнулся:
– На пустой желудок политику не сделаешь.
– Согласен, – миролюбиво кивнул Оби. – А как насчет женщин? Я здесь уже два дня и еще ни одной не видел.
– Я тебе не рассказывал, что собирался жениться?
– И что?
– Когда служишь каким-то второсортным клерком и уплатишь сто тридцать фунтов за невесту, становится понятно, что на других женщин тебе уже не хватает.
– Ты хочешь сказать, что заплатил сто тридцать? А как насчет закона, запрещающего подобные выплаты?
– Этот закон просто взвинтил цены, не более.
– Какая жалость, что три мои старшие сестры так рано повыходили замуж. Можно было бы на них подзаработать. Ладно, наверстаем на других.
– Ничего смешного тут нет, – огрызнулся Джозеф. – Вот подожди, сам соберешься жениться. С тебя, когда поймут, что ты крупный чиновник, скорее всего, заломят пятьсот.
– Я не крупный чиновник. Ты только что сказал, что мне не дадут работу, поскольку я сказал этому идиоту все, что о нем думаю. В любом случае, – крупный – не крупный, не стану я платить пятьсот фунтов за жену. И сто не буду платить, и даже пятьдесят.
– Ты шутишь, – усмехнулся Джозеф. – Может, ты намерен стать вашим преподобием?
В ожидании результатов собеседования Оби решил съездить в Умуофию, свой родной город, расположенный в пятистах милях, в Восточной провинции. Дорога была малоинтересная. Он поехал на грузовичке, на котором было написано: «Решения Бога обжалованию не подлежат», – заняв место в первом классе. Это означало, что Оби разместился на переднем сиденье рядом с водителем и молодой женщиной с ребенком. Сзади сидели торговцы, мотающиеся между Лагосом и знаменитым рынком в Ониче на берегу Нигера. Грузовик был до того заполнен, что торговцы не могли вытянуть ноги. Как жареные цыплята, они поджали колени к подбородку, а щиколотки к ягодицам. Но, кажется, не возражали. Пассажиры развлекали друг друга веселыми откровенными песенками, где в основном говорилось о молодых женщинах, которые, вместо того чтобы стать матерями, пошли в няни или учительницы.
Водитель грузовичка оказался очень спокойным человеком. Он либо ел орехи кола, либо курил сигареты. Колу он ел для того, чтобы не заснуть ночью, поскольку отправился в рейс вечером и ехать ему было всю ночь до раннего утра. Время от времени он просил Оби чиркнуть спичкой и прикурить ему сигарету. Хотя в первый раз ему предложил это сам Оби, который занервничал, увидев, как водитель крутит руль локтями и одновременно возится со спичками.
Примерно на сороковой миле за Ибаданом водитель вдруг воскликнул:
– Долбаная полиция!
На обочине дороги в трехстах ярдах Оби заметил двоих полицейских, которые подали знак грузовику остановиться.
– Ваши документы, – сказал один из них водителю.
Только сейчас Оби понял, что его сиденье представляло собой своего рода сейф для хранения денег и важных бумаг. Водитель попросил пассажиров подняться и, отперев ящик, вынул пачку. Полицейский с сомнением просмотрел ее.
– Где техосмотр?
Водитель показал ему документ о прохождении автомобилем техосмотра. Тем временем другой полицейский подошел к помощнику водителя. Однако в тот момент, когда помощник хотел передать что-то этому второму полицейскому, Оби взглянул в их сторону. Рассудив, что Оби может оказаться из департамента уголовного розыска, полицейский предпочел не рисковать и с видом величайшего негодования прогнал помощника.
– Что тебе нужно? Пошел прочь!
Другой полицейский нашел в документах какую-то ошибку и начал переписывать данные. Водитель просил, умолял, все тщетно. Наконец машина двинулась дальше, по крайней мере, так решил Оби. Однако, проехав четверть мили, водитель затормозил.
– Зачем ты смотрел в лицо того человека, когда мы хотели дать два шиллинга? – спросил он у Оби.
– Потому что он не имеет права брать у вас два шиллинга.
– Вот и вози после этого ученого, – запричитал водитель. – Слишком много знать – только беды на голову. Чего совать нос в дела, которые тебя не касаются? Теперь этот будет требовать с меня десять шиллингов.
Только через несколько минут Оби понял, почему они остановились. Помощник побежал обратно к полицейским, зная, что они более покладисты, когда на них не пялятся сомнительные незнакомцы. Скоро он вернулся, запыхавшись.
– Сколько брали? – спросил водитель.
– Десять шиллингов, – выдохнул помощник.
– Вот тебе и смотри, – сказал водитель Оби, который уже начинал чувствовать себя слегка виноватым, поскольку все торговцы сзади, разобравшись, что случилось, сменили объект своей критики с девушек, делающих карьеру, на молодых людей, которые «много знать».
Оставшуюся часть пути водитель с Оби больше не разговаривал.
«Какие же авгиевы конюшни, – размышлял Оби. – С чего начинать? Массы? Всеобщее образование? – Он покачал головой. – Никаких шансов. На это потребуются столетия. Горстка людей наверху. Или даже один человек с ясным пониманием происходящего – просвещенный диктатор. Сегодня этого слова боятся. Но какая демократия может существовать бок о бок с такой коррупцией и невежеством? Может, какая-нибудь переходная форма? Своего рода компромисс?»