— Опять к твоей истеричке, — радостно сообщил он. — Давно говорю: забирать ее пора. Так ведь отец — врач, ни за что не позволит.
— Куда забирать? — удивился Антон.
— Ясное дело — в психушку, — хохотнул водитель. — В обычной больнице такие не нужны. У нас, например, даже коридоры все заняты. Не пройти, не проползти.
— Бывает, — согласился Антон. — У вас — это где?
— Там, — водитель неопределенно махнул рукой. — У нас и не такое бывает. Вот в прошлом году, например, один умник… Да ты читал, небось!
— Я считаю, нельзя ее в психушку, — спокойно проговорил Антон. — И в больницу нельзя. У нее отец, сестра. Позаботятся как-нибудь.
— С подобной заботой, — водитель скривился, — я бы и дня не протянул.
Антон хотел ответить, что тянуть на самом деле незачем, но его неожиданно окликнули. Когда он обернулся — точно на автомате; нога в сторону, голова вверх, — то увидел выглядывающую из окна четвертого этажа Алину — сестру Вики.
— Антон, — умоляюще позвала она. — Пожалуйста… зайди. Вика умерла.
Черт! Как же все это надоело!
Зачем он остановился? Зачем заговорил с водителем? Надо было молча пройти мимо, не глядя ни на окна, ни на машину. Хотя бы сегодня он мог посидеть дома. Перед телевизором, перед компьютером, слушая музыку или разгадывая кроссворд. Сегодня он мог выбрать короткую дорогу и не отвечать на телефонные звонки. Настойчивые, изводящие звонки… Нет, лучше просто выключить телефон. И если бы год назад он не встретил на улице Вику, не научил ее в минуты бешенства «маленькой, безобидной шалости», жилось бы сейчас куда спокойнее.
Антон опустил голову и побрел ко входу в подъезд. Его нисколько не волновала Вика, он шел только погреться.
Дверь квартиры оказалась распахнута настежь, и даже в коридоре пахло больницей. Прямо у входа ждала Алина, а позади нее с чашкой в дрожащих руках стоял Георгий Павлович. Они всегда стояли вот так: в дверях — бледная, осунувшаяся Алина, за ее спиной — глядящий с надеждой отец. Антона они воспринимали скорее как должное, чем как спасителя, и были абсолютно уверены, что он обязательно придет. При любых обстоятельствах.
Он вошел и разделся.
— Как она там?
— Не дышит, — прошептала Алина. — Врачи приехали минут десять назад, ты успеешь.
— Я… — Антон закашлялся, зашарил по карманам куртки в поисках носового платка, но кроме свертка с остывшими котлетами под руку ничего не попадало. — Я не пойду за ней.
Они молча смотрели на Антона — отец и сестра, такие непохожие — ни друг на друга, ни на Вику.
— Я не пойду за ней, — громко повторил он, — мне надоело.
— Ты же знаешь, что мы не сможем без нее, — голос Георгия Павловича звучал спокойно. — Ты все знаешь. Пойди за ней и отучи, сделай, чтобы она…
— Она не перестанет, — перебил Антон, захлопывая дверь. — Это как наркотик. Знаете, что такое сила воли? Вика, к сожалению, не знает.
— Антон… пожалуйста, — у Алины задрожали губы. — Антон…
— Нет! — уверенно сказал он. — Пусть хоть на этот раз вернется сама.
— Но ты же говорил… — всхлипнула Алина. — Говорил, будто в первый раз сам еле вернулся… А Вика…
— Говорил, — Антону захотелось убежать, он понял, что вот-вот согласится. — Тем не менее я вернулся. Неужели Вика чем-то хуже меня?
— Ты ведь знаешь, она не вернется, — проговорил Георгий Павлович, крепко сжимая пальцами чашку. — Без тебя — ни за что.
— Когда же меня оставят в покое?!
Он быстро скинул ботинки и повесил куртку в шкаф. Старый, знакомый сценарий: маленькая комната, диван, тишина. И все-таки надо было стоять на своем.
— В маленькую комнату, на диван, — позвала Алина. — Не будем тебе мешать.
Изо всех сил стараясь не обращать внимания на благодарный взгляд Георгия Павловича, Антон прошел в комнату и плотно закрыл за собой дверь.
Прежде чем лечь, он со скучающим видом осмотрелся: книжный шкаф, книжные полки, стопка книг на пианино; покрытый клеенкой стол, заклеенные бумагой окна; на люстре — старый матовый абажур. Между окном и пианино стоял синий продавленный диван с деревянными подлокотниками. Кажется, раньше он находился в комнате Вики, пока не оказался вытесненным оттуда новокупленной кроватью.
Улегшись, Антон долго не мог сосредоточиться: в бока больно давили: выпирающие тут и там пружины, за стеной глухо разговаривали врачи. Любое неудобство значительно замедляло процесс, но Антон все же закрыл глаза. Он всегда пытался вообразить себе удобную софу и абстрагироваться от постороннего шума. Лишь спокойное дыхание и угасающий стук сердца являлись исключением из правил.
Сначала утихли голоса врачей — словно тронулся переполненный лифт, увозя прочь неведомую компанию. Затем диванные пружины сменились мягкими подушками, и тело стало медленно погружаться в теплую вязкую карамель. Ударивший в лицо морозный ветер невыносимо защекотал ноздри, и Антон чихнул несколько раз, и каждый чих, подобно выстрелу из пушки, страшно ударял по ушам, бил мутные, кривые стекла. В разбитое окно нескончаемым потоком полетели сухие желтые листья. Они ложились Антону на лицо, на грудь, на живот, а ноги уже полностью утонули в карамели, и упавшие сверху листья ярко вспыхивали зеленым пламенем, распускаясь огромными розовыми бутонами. Голова погружалась все глубже и глубже, и вот уже наглухо закупорены уши — затихло дыхание, биение сердца. И тогда, чувствуя сжимающую горло карамель, Антон глубоко вдохнул, чтобы было куда возвращаться — вдохнул резко, судорожно, разрывая засохшие легкие, — и умер.
— О’кей, подруга, я все понял, — тараторил румяный карлик, то и дело поднимаясь на цыпочки. — Ты шовинистка! Не любишь маленьких, так и скажи: я тебя презираю. Ну, скажи! Давай: я презираю маленьких, импозантных людей с хорошим заработком и бунгало на самом берегу моря. Ты ведь можешь, я знаю! Давай!
— Да нет же! Нет! — в который раз повторяла Вика. — Я очень уважаю и вас, и ваш заработок, и бунгало, но я не могу с вами пойти.
— Конечно, не можешь! — невозмутимо заговорил маленький человек. — Мы поедем. Видишь машину? Домчит до дома за пять минут. С ветерком. Или с кондиционером, как пожелаешь. Давай руку, не ломайся. Как девчонка, ей-богу.
— Не могу, я здесь человека жду, — Вика посмотрела на часы и широко улыбнулась карлику. — Будет с минуты на минуту.
— Тогда нужно поторопиться! — упав с цыпочек, человек принялся разминать колени. — Готовься, сейчас побежим. Главное — не отставай, а то потеряешься. Ищи тебя потом свищи по всему городу. Готова?
— Нет.
— Почему?
— Не хочу.
— Та-а-ак, — протянул карлик. — Понятно. Начинаем заново: ты — шовинистка! Не любишь маленьких, так и скажи: я тебя презираю! Давай, не стесняйся, чего же ты?
— Хорошо! — не выдержала Вика. — Побежали!
— Серьезно? — не поверил ушам карлик. — Может, все-таки на машине?.
— Меня укачивает, — скривив губы, объяснила Вика. — Но бегаю я быстро, ты не беспокойся.
— Ха-ха! — карлик запрыгал от радости, — Готовься, подруга, скоро будем дома. Итак: на старт, внимание… Марш!
И он рванул с места с невиданной для столь маленького человечка скоростью. Его тельце высоко подпрыгивало над мостовой, а ножки мелькали так быстро, что казалось невозможным за ними уследить. Вика пробежала несколько шагов, пока незнакомец не скрылся за длинным, увитым плющом зданием, поспешно вернулась и спряталась за угол каменного двухэтажного домика.
Минуту спустя машина карлика громко заворчала, запыхтела и стала неспешно разворачиваться. Когда она проезжала мимо Вики, бледный худощавый шофер в черном фраке укоризненно посмотрел на девушку. Хотя, вполне вероятно, это была отличительная черта шофера, и укоризненный вид являлся его неизменным спутником и основным украшением.
За пятнадцать минут, которые Вика провела в ожидании Антона, к ней успело прицепиться немало народу. Помимо сгорающего от страсти карлика, свое почтение не преминули выразить торговец горячими пирожками, строгого вида кавказец с седеющей шевелюрой и пугливый молодой человек весьма отталкивающей наружности.
Торговец, обходя девушку то с одной, то с другой стороны, неожиданно глубоким басом сообщил об исключительной ее внешности. Он даже наградил Вику двумя кулебяками с сыром и лучезарной улыбкой, после чего с извинениями удалился.
Далее следовал седеющий кавказец. Из кармана белого, изрядно выпирающего на уровне пуза пиджака он молча достал визитку и быстро сунул ее Вике. Прошептав нечто малопонятное, кавказец сел в припаркованный неподалеку старенький «Мерседес», который тотчас скрылся за поворотом.
Последним поклонником (ознаменовавшим впоследствии своим уходом появление карлика) оказался длинноносый юноша с крохотными раскосыми глазками, ввалившимися щеками и кривоватым, будто бы расположенным на впалой щеке, ртом. Юноша молча стоял подле Вики, глядя на нее с нескрываемым восхищением. И лишь после того, как из цветочного магазина выскочила разгневанная дама с букетом пионов в руке и начала пинками возвращать молодого человека к жизни, юноша нехотя побрел прочь. В дверях магазина он в последний раз обернулся и сгинул, сопровождаемый очередным пинком.
— Вот ты где, — голос заставил девушку вздрогнуть. — Решила в прятки поиграть?
В шаге от Вики, облокотившись плечом о стену, стоял Антон. Он придумал себе легкие синие кроссовки, потертые на коленях джинсы и белую рубашку с коротким рукавом. Появился Антон недавно — легкий испуг в глазах не успел еще смениться обычным для него спокойствием, лицо постепенно приобретало румянец.
— Антошка! — Вика бросилась к нему на шею. — Как же долго тебя не было! Надеюсь, дома все нормально?
— Как всегда, — пожал плечами Антон. — Отец с Алиной места себе не находят, врачи ждут, когда вернешься. Надеюсь, ты понимаешь, что рано или поздно это закончится?
— Ну вот, опять ты серьезный, — огорчилась она. — Серьезничать можно и дома, а тут… Тут надо гулять, наслаждаться, глазеть по сторонам. Ты разве не любишь глазеть по сторонам? Посмотри во-о-он на то здание…