Дели пытались связаться по радио и телефонам с населенными пунктами в этом районе. Связь пропала. Над районом вспышки прошел израильский спутник «Офек-8», сделал сотню фотографий с разрешением около десяти метров — лучше не получилось из-за висевшего над районом облака пыли. Фотографии передали в НАСА, оттуда — всем заинтересованным лицам, в первую очередь, конечно, индийским экспертам. Совершенно отчетливо была видна почерневшая земля и будто выжженный круг диаметром около двухсот метров. Индия отправила в район катастрофы два истребителя, пилоты получили приказ пролететь вдоль края круга, не приближаясь к центру, — ожидалось, что там высокая радиация. Радиацию действительно обнаружили, но гораздо меньше, чем ожидалось. Сделав замеры, пилоты благополучно вернулись на базу.
— Да-да, — нетерпеливо сказал Катасонов. Все, о чем говорил Немиров, ему было хорошо известно. — Я это знаю.
— Знаете, — кивнул Немиров. — Это все знают. В центре взрыва, как вы знаете, — Немиров интонацией подчеркнул последнее слово, — был расположен ашрам известного индийского гуру Пери-бабы. Святой человек. Целитель. Учитель. На свои деньги построил деревню, отель для паломников, храм, где каждый день производил магические действия — лечил прикосновениями, например, или предметы материализовывал. Этот трюк пользовался особой популярностью, особенно у местного населения.
— Трюк? — придрался к слову Катасонов. — Доказано, что Пери-баба мошенничал?
— Нет, — усмехнулся Немиров. — Чтобы доказать, нужно поймать гуру за руку, но кто бы это смог сделать? В ашрам допускали далеко не каждого. Двух паломников из трех охрана «тормозила» еще на въезде. Без объяснений: «поворачивайте обратно, господин или госпожа». Почему? Фейс-контроль у них там был или что... А те, кого допускали, —люди, чаще всего, восторженные, готовые верить своему гуру и уж точно не собиравшиеся ловить его на каком-то фокусе.
— Насколько мне известно, — заметил Катасонов, — было не совсем так, как вы говорите. Контроль, конечно, но заявки принимались заранее, чуть ли не за год, и потенциальному паломнику сообщали по электронной почте о решении — принят он или нет.
— Верно, — согласился Немиров. — Для зарубежных гостей действовала такая система. Для индийцев — фейс-контроль и от ворот поворот, если гость охранникам не нравился. В любом случае, вы же понимаете: не было ни малейшей возможности провезти на территорию ашрама атомный боезаряд. Двести килотонн! Такую бомбочку даже при самых современных технологиях в чемодан не спрячешь, она и в багажник машины не поместится, а грузовые автомобили на территорию ашрама не допускали вообще — разгружали в гаражах за пределами поселка, и все нужное доставляли затем на электрокарах. На всех воротах имелись датчики радиоактивности, а багаж проходил через рентгеновскую установку.
— Да, я знаю, — опять не удержался от замечания Катасонов. — Я слышал, что бомбу могли сбросить с воздуха.
— Чепуха! — отмахнулся Немиров. — Это для публики, надо же было успокоить общественность, особенно в Индии, где взрыв сразу навесили на исламских фундаменталистов, для которых Пери-баба якобы был, как кость в горле. Послушайте, Игорь, гуру, конечно, попирал ислам, но в Индии таких учителей тысячи! Есть, право слово, объекты, где устроить теракт куда как проще, а резонанс тот же, если не больше. С воздуха! Господи, о чем вы? Были с точностью до секунды проверены и просчитаны все полеты в радиусе ста миль. Единственный самолет, пролетевший даже не над самим ашрамом, а в двадцати километрах южнее, — старенький «Дуглас» местной авиалинии, совершавший рейс из Шиллонга в Итанагар.
— Ну, и вывод? — заинтересованно спросил Катасонов. — Бомбу в ашрам пронести было невозможно, так? Не говоря о том, что ни у кого, кроме России и Штатов, бомб такой мощности нет, это я от себя добавляю.
— Нет, — согласился Немиров.
— Вывод, вывод? То, что говорят в новостях, можете не повторять.
— Ах... Всем сказали, что террористы, видимо, очень долго проносили на территорию элементы бомбы и там ее собирали... Чепуха, да. Но именно чепухе, как вы сами знаете, общественное мнение верит легче всего. Это не мог быть ядерный взрыв. Не было там никакой атомной бомбы.
— Что значит — не было? — удивился Катасонов. — А что взорвалось?
— Не надо так нервничать, Игорь, вы мне на рубашку пивом капнули... Ничего. Работали, понятно, несколько экспертных групп. Индийцы уже на третий день запросили помощь у Штатов, России и Израиля. Интерпол подключился на четвертые сутки. Армейские подразделения были там к вечеру первого же дня — через восемь часов после взрыва. Первое, на что обратили внимание, — очень низкая наведенная радиация. При ядерном взрыве основные разрушения производит ударная волна, лучевой удар вызывает пожары, но только вблизи от эпицентра способен, скажем, обратить человека в тень, как это было в Хиросиме. А в ашраме все оказалось не так. У индийских специалистов сложилось мнение, что почти вся энергия взрыва выделилась в виде электромагнитного излучения.
— Чистая бомба?
— Перестаньте, Игорь! Нет чистых бомб. Ударная волна слабая. Радиация почти отсутствует. Недели две понадобилось физикам, чтобы просчитать спектр излучения. Это не секретные сведения, уверяю вас, но в новостях о них не говорили, поскольку статьи с результатами еще не готовы к публикации. Физики очень ревностно относятся к своей репутации, хотят все обсудить до последней буквы, а потом... Но, в принципе... Перед отлетом в Москву я говорил с одним из экспертов, он работает в ЦЕРНе, специалист экстра-класса. По его словам, почти вся энергия взрыва выделилась в виде гамма-излучения. В спектре яркие полосы, нижняя граница на энергии полмиллиона электрон-вольт. Ниже — плавный, но быстрый спад. Пока привели к одной системе данные с разных спутников, пока сопоставили... В общем, сейчас почти на сто процентов физики уверены, что это был аннигиляционный взрыв.
— То есть?
— Аннигиляция. Антивещество вошло в соприкосновение с веществом.
— Ну, знаете... — рассердился Катасонов. — Какое антивещество? Где? Сколько вообще атомов антиматерии физики могут получить на ускорителях? Сотню? И что, кто-то сложил это антивещество в бутылочку, привез в ашрам...
— Конечно, нет! Вы что, смеетесь? Для того, чтобы удержать сто атомов антиводорода, о которых вы говорите, в ЦЕРНе в свое время построили ловушку, которая занимала объем трехэтажного здания!
— Тогда что вы тут мне рассказываете...
— В ашраме Пери-бабы произошел процесс аннигиляции, — твердо повторил Немиров. — При взаимодействии атомов с антиатомами сначала рождаются нейтральные пи-мезоны, их гораздо больше, чем фотонов, но очень быстро пи-мезоны поглощаются и все равно превращаются в гамма-излучение... Вообще-то, этот процесс даже и не посчитан точно, потому что экспериментальных данных очень мало. Короче: для того, чтобы случилось то, что произошло в ашраме, необходимо аннигилировать от пятидесяти до ста граммов антивещества. Столько на Земле нет и никогда не было.
— Если вы скажете, что это взорвался корабль пришельцев...
— Какие, к черту, пришельцы!
— А откуда тогда?..
— О том и речь, — Немиров допил пиво и достал кошелек из висевшей на спинке стула сумки. — Я заплачу, Игорь, и не спорьте.
— Я не спорю, — пробормотал Катасонов.
— По-моему, — сказал Немиров, когда, расплатившись, они вышли на улицу, — с нас... как это правильно сказать? Содрали, да? С нас содрали рублей на двести больше, чем следовало.
— А сколько следовало содрать? — улыбнулся Катасонов.
— Восемьсот сорок. Если я правильно читал меню.
— Давайте вернемся, и я...
— Ради Бога, Игорь! — Немиров ухватил Катасонова за локоть. — Ну что вы, право... Это ваша машина?
— Да. Вы в отель или хотите по Москве погулять?
— В отель. Может, вечером еще выйду. Не знаю.
— Не понимаю я вас, Рене, — пожаловался Катасонов, вырулив в крайний правый ряд. — Первый раз в России, а из отеля ни ногой. Сами русский, неужели вам не интересно...
— Интересно, Игорь. Но... как бы вам объяснить... У меня географическая фобия.
— Какая?
— Нет такой болезни, это я так, пытаюсь... Понимаете, меня совершенно не интересуют города, здания, площади, улицы, люди, толпой бегущие по делам, машины, стоящие в пробках...
— А еще музеи, театры, — подхватил Катасонов, подумав мимолетно, что в последний раз был в театре, когда учился на третьем курсе, что же смотрел... да, «Восемь женщин» в Малом, а в Третьяковку заглядывал с Настенькой, когда ухаживал за ней и хотел выглядеть большим знатоком классики, не помогло...
— Да-да, музеи и театры, как же. Не люблю театр и совсем не понимаю Шекспира, когда он говорит, что весь мир — театр. Глупости. Мир естествен, театр нарочит. Люди не играют самих себя, иначе нормальные отношения были бы невозможны. Любовь, дружба... А музеи в век Интернета — вообще анахронизм. Игорь, я прекрасно знаю, что и в каком порядке расположено в любом зале Пушкинского музея. А если чего-то не запомнил, то всегда могу зайти на сайт и найти то, что нужно. Вы скажете: это не настоящее? Я не так увлекаюсь живописью, чтобы непременно смотреть на подлинного Шишкина, а не на качественную фотографию. И если совсем честно, Игорь: ненавижу толпу. Не люблю, когда меня ведут и показывают. И... Послушайте, что-то я разбрюзжался. Мы приехали?
Машина остановилась перед входом в «Националь».
— Спасибо, — сказал Немиров. — Приму душ и почитаю. Завтра...
— Мы договорились с Акчуриной на одиннадцать.
— Я спущусь в десять тридцать. Нормально?
— Годится.
Немиров захлопнул за собой дверцу, но она сразу открылась опять — Катасонов выглянул и спросил:
— Вы не ответили, Рене. Я о взрыве. Хорошо, не пришельцы. И не террористы. Кто тогда? И как?
Немиров заслонил глаза от яркого августовского солнца, и Катасонову почудилось, что следователь Интерпола сам стал похож на инопланетянина.
— Не знаю, — сказал Немиров. — Честно. И никто не знает.