— Александр Глебович, у Вас есть какие-то неприятные воспоминания в жизни?
— Нет, честно говоря.
— А особо приятные?
— Особо приятными воспоминаниями я бы делиться не стал.
— А Вы когда-нибудь будете писать мемуары?
— Если у меня будет время для писания мемуаров, то я лучше займу его чем-нибудь другим.
— Издательство «Палея» в серии «Жизнь замечательных россиян» выпустило книжку о Вас…
— Это вообще бред. Я был в диком ужасе. Вот типичный вариант, когда человек слышал звон, но не знает, где он. Это нахватанные, маленькие какие-то кусочки полуправд из разных периодов жизни. Я не могу сказать, что я приветствую выход этой книги. Хотя кое-что… там более или менее… приблизительно… правда.
— Известно, что вы пели в церковном хоре… В 20 лет собирались принять постриг. Это правда?
— В юности я был очень верующим человеком. Сейчас — меньше. У меня солдатская профессия. Состояние веры — состояние сосредоточенности. Сейчас эта роскошь недопустима.
— Свободного времени, конечно, нет?
— Прежде всего давайте уточним: что такое свободное время?
— Отдых, восстановление сил после работы, когда вы никем и ничем не заняты.
— Такого у меня нет вообще.
— Значит, отдыхать вы не любите или нет возможности?
— Кто не любит отдыхать? А возможности действительно нет. Если же выпадает редкий свободный день, то… патологически хочется бездарно выспаться.
— Говорят, репортера кормят ноги?
— Не только ноги, но и руки, сообразительность, настойчивость, если хотите — нахальство, физическая выносливость. Так, был в ранние «секундовские» времена случай, когда прямо из нашей автомашины пришлось прыгать на закрывающиеся ворота предприятия, куда нас не хотели пускать, а мы не хотели терять время, спешили снять нужный сюжет. Думаете, нас везде встречают с распростертыми объятиями? Не-е-т. Чуть промедлишь — и снимать нечего — скроют, спрячут.
— У вас есть какие-то «фирменные» приемы для получения-информации?
— Ничего, кроме напора. Кавалерийской атаки. Идешь на бой, и будь что будет. Все, пожалуй. Никогда не выдумываю заранее вопросов. Вообще, процесс добывания информации для меня почти физическое удовольствие.
— Значит, выкраиваете время для занятий физкультурой?
— Нет, физическое состояние поддерживаю непрерывностью боевого стиля работы: перелезаю через заборы, занимаюсь в студии беготней по лестницам. Мы же — обычные солдаты своей работы. Карате, дзюдо, прочими борцовскими искусствами никогда не занимался.
— Ну а если придется постоять за себя в «простом» бою?
— Просто так и постою, кулаками. А коли пойдут очень серьезные вещи, сделаю это с помощью какого-нибудь оружия. Думаю, я его случайно найду в нужный момент.
— Вижу у вас в студии манекен с будто взрезанным животом. Что такое?
— Бронежилет привезли из Москвы, решили его испытать. Надели на манекен — вот вам результат, пробило.
«В НТК‑600 имели место и кое-какие схватки. Месяца два назад прибыл в Питер Анатолий Кашпировский. Не заехал в гостиницу, не пообедал — сразу в «Секунды» со всей командой. Закрылись вдвоем с Невзоровым в его кабинете и два с половиной часа не выходили. Сидевшие в другой комнате коллеги строили самые невероятные догадки о предмете разговора. И никто не угадал: Невзоров и Кашпировский ни о чем не говорили, а молча смотрели друг на друга — был спор, кто кого. Сошлись на ничьей.»
(«Вечерний клуб», 16 мая 1992 г.)
— А все же если выкраивается свободная минута?
— Сразу «рву когти» на конюшню в парк «Челюскинцев». Привык работать с конем с детства. Особенно люблю конные трюки. От них у меня осталось… три сломанных ребра, ключица и поврежденная нога. Три месяца пролежал загипсованным и замотанным бинтами в больнице. Все указания врачей выполнял неукоснительно… только наоборот. Еще забинтованный снова сел на лошадь. Сейчас, конечно, стало гораздо сложнее. Стоит сесть в седло, как тут же появляются поклонники: кто охает, кто ахает, молодые мамы с младенцами в колясках забывают о своих малышах, бабушки и дедушки норовят чуть ли не стащить меня с лошади…
— Я знаю, что чтение — одно из любимых ваших занятий.
— Книги люблю с детства. Не буду кривить душой, самые любимые — о лошадях. Особенно — князя Урусова.
— Бывает так, что отдых вдруг становится работой?
— Чаще всего. В моей профессии головой работать надо всегда. Думать, искать, находить что-то интересное, новое, чтобы потом об этом рассказать в эфире, приходится везде.
— У некоторых людей сложилось мнение, что «застойно-застольный» период сближал людей, способствовал более тесному общению, отдыху.
— Я совсем не пью. Сближению людей способствуют, очевидно, совсем другие нравственные принципы. А отдых с водкой — это пустое времяпровождение. Никогда ничего из спиртного не пробовал, даже не знаю, что это такое. Уставом запрещено употребление алкоголя и сотрудникам НТК. Даже дома — и то с моего разрешения.
— Но вы позволяете вашим коллегам поднять бокал шампанского в новогоднюю ночь за вас и ваших друзей?
— На здоровье.
— Популярность способствует отдыху или наоборот?
— Наверное, наоборот. Даже в кино, которое я люблю, не чувствуешь себя свободно.
— Массовое искусство — кино, эстрада, театр. Чему из них вы отдаете предпочтение?
— Кино. Театр вообще не люблю. На эстрадном представлении лучше не появляться: вроде не тот артист, кто на эстраде, а я.
— Как вы считаете, умеют ли в нашей стране люди отдыхать?
— Умеют те, у кого есть деньги.
— У вас есть автомобиль?
— Нет. Водитель из меня не получится. Пробовал. Характер не позволяет. Мне вечно надо всех обогнать и быть первым. А к чему это приводит — сами знаете.
— Вы телевизионщик. Смотрите ли сами телевизор?
— Я занимаюсь только своей программой. Телевизор смотрю по времени меньше шестисот секунд, ибо наперед знаю, что покажут и что скажут.
— Сколько у вас друзей?
— 70 миллионов семей.
— А недругов? Пресса не жалеет на вас черных красок.
— Некогда читать голубую муру. Просматриваю «Правду», с нежностью отношусь к «Советской России» и как член редколлегии читаю «Завтра».
— А чего Вам не хватает на данный момент?
— Монтажной установки «ВЕТАСАМ». Вот этого мне не хватает. Я даже если бы и затеял какой-то государственный переворот, так только чтобы с 4‑го этажа телекомпании «Останкино» свистнуть монтажный «ВЕТАСАМ» под шумок, спокойно перешагнув через все, и даже через тела.
— Вы хороший психолог?
— Средний. Но редко ошибаюсь в первом впечатлении от человека. Люблю людей естественных, неважно, прохвост он или академик. В основном люди говорят затверженными понятиями, очень мало своего, беспробудно мало. Но мы никогда не навязываем нашим героям своих слов.
Если вижу бедно одетого человека, думаю, что он необыкновенный. Ведь сейчас такое мужество нужно, чтобы одеваться бедно.
— Говорят, что Петр I, которого вы так уважаете, боялся тараканов. А кого или чего боитесь вы, если вам знакомо чувство страха?
— Сильно боюсь причинить боль. И сильно боюсь оскорбить слабого. Сильного оскорбить можно. Это вызов на бой, это всегда хорошо. А слабые, дети, больные, недоразвитые — эти люди для меня неприкосновенны.
— А Вы боитесь каких-то телесных болей, неудобств? Чувствительны ли Вы к холоду, к жаре?
— Да нет, Вы знаете, я как-то спокоен к этому ко всему: холодно, жарко — без разницы. А насчет боли… У меня всякое было. Меня вот в Югославии ранили, и в Питере в меня стреляли, мальчик один. Еще были всякие неприятные моменты.
— Вы смерти боитесь?
— Нет, не боюсь. А чего бояться-то? Я у себя ни дня не держал бы того, кто отказался бы снимать сюжет из-за страха за свою шкуру.
— Многие ваши недруги прочат вам плохой конец. Они подразумевают нечто определенное. А что означает плохой конец в вашем понимании?
— Буду считать, что жизнь не удалась, если окажусь в кресле министра печати.
— Оставшись без личного оружия, как вы сейчас решаете проблему своей безопасности?
— Легко.
— А если более развернутый ответ?
— Очень легко. Не надеетесь же вы, что я вам все секреты выдам?
— Любите ли вы деньги?
— Я вообще не знаю, что это такое.
— Но вам приходится их тратить?
— Нет, практически нет. Я сам не знаю, каким образом я существую. Знаю только, что я в полседьмого на работе и уезжаю отсюда в полночь. Отдаю деньги заплатить за квартиру. Завтраки, обеды и ужины мне приносят прямо сюда из столовой.
— А любимое блюдо есть?
— Нет, ем, что дадут. В ресторан я никогда не хожу.
— Но сигареты, смотрю, предпочитаете американские — «Мальборо»?
— Да нет… Мы тут, честно говоря, даже думали какую-нибудь акцию затеять против сигарет «Мальборо» из протеста, что они своими ларьками испохабили Питер.
— Если вы сейчас скажете, что у вас и пороков нет…
— Ну почему? Я недостаточно часто бываю на исповеди и к причастию тоже хожу достаточно редко.
— А что-то любимое у вас есть?
— Да, оружие, лошади.
— А из людей, скажем, актеры, режиссеры?
— Только Михаил Михайлович Ермолов, главный режиссер «НТК 600».
— Вы упомянули оружие. Откуда эта страсть? Некоторые склонны объяснять ее тем, что вы не служили в армии и не успели наиграться этими железными. игрушками.
— Те люди, которые знают истинную причину моей страсти к оружию, точнее сказать, которые знали, остались по другую сторону Кошницкого разъезда.