Вокруг грянул хохот.
– Ах ты!..
Ёрш в бешенстве замахнулся…
Но удара не вышло – руку перехватил Радим.
Мысли о том, что надо притворяться покорным, вылетели у него из головы. Ёрш поднял руку на Ольгу!
Ёрш был старше, выше ростом и наверняка сильнее, но Радиму – плевать. Подцепил под ногу, дернул за руку и Ёрш полетел на песок.
Радим прыгнул сверху, но Ёрш отбросил его ногой и тут же вскочил. В руке – нож. Хороший. Лезвие – в пол-локтя длиной.
У Радима ножа не было. Отобрали.
– Конец тебе, щенок! – пообещал Ёрш, с противной ухмылкой надвигаясь на Радима. – Выпотрошу, как куренка!
Радим попятился, споткнулся о камень… И вдруг, быстро наклонясь, загреб двумя руками: левой – песок, правой – камень, о который споткнулся.
Песок полетел в глаза Ёршу. Тот заорал, махнул ножом почти вслепую, но достал. Задел самым кончиком, распоров рубаху и кожу на плече Радима. Пустяк.
А вот удар камня, которым Радим с размаху приложил Ёрша по гадкой роже – это уже не пустяк.
Ёрш выронил нож, схватился за физиономию, заверещал, как девчонка. Из-под его ладоней потекла кровь.
Разбойники, которые только что следили за потасовкой с веселым любопытством, как за разодравшимися собаками, громко подбадривая своего, враз замолкли.
И разом уставились на Угрюма.
Тот, зло оскалившись, выскочил из-за стола, подскочил к сыну, треснул его по спине:
– Хватит выть! А ну покажи!
Ёрш убрал руки. И перестал верещать – только всхлипывал. С его подбородка капала кровь, длинный хрящеватый нос смотрел на сторону.
Угрюм ухватил скособоченный нос и резким движением поставил на место. Ёрш снова взвыл. А его отец вытянул меч и вложил в руку сына:
– Убей его! – рявкнул он, указав на Радима. Забыл, видно, от ярости собственные слова о том, что раб денег стоит.
– Не трогай его! – закричала Ольга, бросаясь на помощь…
Но ее перехватила Дайна.
– Не лезь в дела мужей, княжна!
Ёрш поглядел сначала на меч в собственной руке, на Радима с камнем, потом – на отца:
– А чего я, бать? – прогундосил он. – Чего это – я?
– Ты! – рявкнул Угрюм. – Отомсти за обиду!
– Я не могу… – пробормотал Ёрш. – Я же ранен. Вот как кровь течет!
– Слизняк! – разбойник отобрал у сына меч. – Гнилое семя! Смотри, как поступают настоящие мужи!
Радим еле успел уклониться. Поднырнул под руку кривича, оказавшись у того за спиной…
Только на одно мгновение, не больше. Желтобородый Угрюм стремительно развернулся. Радим отскочил, боковым зрением углядел нож, который выронил Ёрш, бросился, схватил.
Угрюм не мешал, даже ухмыльнулся:
– Огрызайся, плесковский щенок! – поощрил он. – Повесели меня!
Взмах меча – Радим уклонился, но от второго ему было уже не уйти. Он подставил нож. Лязгнуло железо. Руку пронзила боль, но Радим сумел удержать нож, на лезвии которого, у самой рукояти, появилась зарубка.
Угрюм ударил снова. На этот раз – коленом в живот. Радим упал на песок, попытался вдохнуть, но не смог.
Разбойник приближался, поигрывая мечом…
– Довольно! – раздался незнакомый властный голос.
Все обернулись к воротам.
Нагиба вернулся.
И не один.
С ним – нурманы. Воины. В настоящих бронях, с раскрашенными щитами за спиной, с блестящими шлемами, которые, правда, сейчас были не на головах воинов Севера, а висели на поясах.
Державшая Ольгу Дайна забормотала по-своему. Наверное, молилась своим богам. Викингов было только двое, но они были как ястребы среди ворон. Два десятка вооруженных кривичей и чудинов глядели на них с опаской.
«Наши варяги бы не испугались!» – подумала Ольга.
Но варягов здесь не было. К сожалению.
– Я сказал: довольно! – повторил один из нурманов, синеглазый, с пышной светлой гривой и коротко подрезанной бородой. – Не тронь его!
– Мой раб! Захочу – убью! Мое право! – тоже на языке нурманов запальчиво выкрикнул Угрюм и замахнулся.
Нурман оказался между кривичем и Радимом так быстро, что Ольга и моргнуть не успела. Нурман глянул в глаза желтобородого:
– Нет, не твое, – произнес он негромко и от этого еще более страшно.
Желтобородый попятился. Будто вдруг забыл, что он – воин, а в руке у него меч.
Но тут же спохватился: сжал рукоять покрепче, нахмурился грозно.
Нурман улыбнулся. Ровные белые зубы, широкая улыбка…
Вот только доброй ее не назовешь.
Он больше ничего не сказал. Даже не взялся за меч. Но здоровенный кривич отступил. И сунул собственный клинок в ножны.
– Если тебе приглянулся этот раб, можешь его забрать, – проворчал Угрюм, пятясь. – Но заплати сначала. Я взял его в бою!
– В бою? – викинг улыбнулся еще шире. – Раз так, то я заплачу. Лови!
Серебряная монета упала на песок.
– Крепкий паренек стоит намного больше, чем один дирхем[8]! – возмутился Угрюм.
– Это если бы он был живой, – насмешливо проговорил нурман. – А я купил мертвого. Ты же его убить хотел, верно?
Угрюм раскрыл рот…
Но его перебил Нагиба.
– Уступи ему! – прошипел купец. – Взял монету и отошел! Живо!
Угрюм проворчал что-то недовольно, но повиновался.
– Вставай, чего разлегся! – нурман легонько пихнул Радима носком сапога. – Эй, ножик прихвати. Это же твой боевой трофей, да? Вернее, не твой, а мой, потому что ты – мой раб, а у рабов своего не бывает.
– Отличное приобретение, Харальд! – поздравил товарища второй нурман, оглядев Радима. – На рынке в Бирке за него дадут уж точно побольше дирхема.
– Это точно, – согласился Харальд. – Но я не буду его продавать, Гуннар. Парнишка встал с камнем против ножа, а потом с ножом – против меча. Вряд ли из такого храбреца выйдет хороший раб… А вот добрый дренг[9] может получиться.
Радим понял не всё – по-нурмански понимал не очень хорошо и не все слова расслышал. Но главное – уяснил. Убивать его сегодня не будут. И слова «может получиться воин» он не столько понял, сколько угадал. Но это было так неожиданно, что он не рискнул поверить, что понял правильно.
– Эй, ты, как там тебя, Ногата! – повернулся к купцу Харальд. – Показывай свой товар!
– Я – Нагиба, – проворчал купец. – Нет, сначала ты деньги покажи, Харальд-хёвдинг[10]!
«Боится, – злорадно подумал Радим. – Боится, тать. Двух нурманов испугался!»
А вот нурман двух десятков ватажников не опасался ничуть. Снял с пояса увесистый кошель, подкинул на руке:
– Здесь десять марок серебром! – сообщил он.
– Маловато будет, – проговорил Нагиба.
– Ты сначала покажи товар, а потом торгуйся! – поощрил Харальд. – Я пока еще ничего не видел.
– Покажи ему! – велел купец Угрюму.
Тот принес сундучок. Раскрыл. Вынул по одной три серебряные чаши.
– Тут одного серебра больше, чем на сорок ваших марок[11]! – заявил купец. – А каменья какие, ты глянь! А работа ромейская! Из такой посуды князьям только пить!
Второй нурман, Гуннар, взял одну из чаш, взвесил на ладони:
– Полмарки, может, и потянет, – сказал он. – А камешки твои… Наш янтарь и то красивее. Пять марок – за эти три, и еще пять – за стекло. И покажи, что у тебя там еще?
– Ты смеешься, что ли? – взвился Нагиба. – Тридцать марок, ни дирхемом меньше!
Пока они торговались, Ольга думала. Стоит ли крикнуть сейчас этому нурману, чья она дочь?
Ольга колебалась. О нурманах говорили много плохого. И много страшного. Варяги с нурманами бились, как волкодавы с волками. И частенько волки оказывались сильнее. Крикнуть или не крикнуть?
Пока Харальд торговался, второй нурман зыркал во все стороны. Взгляд у него был цепкий, холодный, опасный. На Ольге – задержался. Выглядела Ольга плоховато. Растрепанная, одежда в пыли, да еще и похлебкой облита…
Но показалось ей, что нурман и под всей этой грязью разглядел, что платье на ней совсем не дешевое…
Глава 10. Ольга – одна-одинешенька
Торг завершился. Нурманы ушли, забрав с собой Радима и ромейскую утварь. Ватажники Нагибы вернулись к прерванной гульбе. Пенилось в кружках пиво, голоса звучали все громче и невнятнее. Разговоры сменились зычным нестройным пением.
Подвыпивший Нагиба в дальнем углу стола что-то втолковывал разобиженному Угрюму. Надо думать, уговаривал его успокоиться. Не помогало. Угрюм хлестал пиво да все больше злобился.
Про Ольгу как будто все забыли. Даже эсты в ее сторону не глядели. О чем-то горячо шептались по-своему в стороне.
Ольге было горько. Она горевала по угодившему в лапы нурманов Радиму. Никогда она уже не увидит друга, который так преданно защищал ее! Единственного друга! Вспомнила, как крикнула ему вслед:
– Удачи тебе, Радимка!
Тот рванулся к ней, хотел что-то сказать… Нурманы им попрощаться не позволили. Сразу утащили его с собой…
Слезы просились на глаза. Что может быть хуже, чем горькая участь раба? Только участь раба нурманов.
Проходивший мимо Ёрш – исцарапанный, с распухшим носом, – заметил, что она грустит, и тут же принялся растравлять ее раны.
– Что, угодил твой защитничек к нурманам? – злорадно спросил он. – А знаешь, что они с дерзкими рабами делают? Могут подрезать жилы под коленами – и будет всю жизнь ползать по грязи! Или глаза выколют – и отправят крутить мельничный ворот, как старую слепую клячу!
Ольга хотела накинуться на его, вцепиться в волосья, но не успела – подбежала Дайна, рявкнула на парня. Велела отойти от княжны и даже не приближаться.
– Ты чего? – обиделся Ёрш. – Я ж так, шучу…
«Сейчас я тебе пошучу!» – внезапно Ольге захотелось как следует напугать Ерша. Вспомнив, как поступал гостивший у отца Кольгрим, чародей-годи, она одним движением завернулась по самые глаза в грубый синий плащ, который ей выдала Дайна, бросила на Ерша тяжелый, мрачный взгляд и низким голосом продекламировала по-нурмански: