— А тебя, дорогой Генрих, хватит на сегодня? Не оконфузишься, как позавчера?
На мой вопросительный взгляд Зепп весело поведал:
— Пришли мы с Генрихом в один бар вечерком. Ну, выпили слегка. А тут, как нарочно, впорхнула стайка юных озорниц. Мы, как положено, заказали им шампанского, потом коньяку. Генрих гусарил, гусарил, а затем, наобещав бедным русалкам веселое продолжение у него на вилле, самым предательским образом уснул под стойкой бара, бросив меня одного на растерзание хищницам.
Гофман поерзал на стуле с недовольным лицом, несшим отпечаток последствий его тяжелейшей и неустанной борьбы со спиртными запасами рейха, и, словно старая голодная прусская ворона, прокаркал:
— Помолчал бы ты, Зепп. Я тебя, обормота, на семь лет старше, здоровье уже не то. Но сегодня надо держаться. Скоро придут мои цыпочки, фотомодели моего ателье. Ты, Ганс, человек отныне свободный, смотри не подкачай. Выбери себе красотку по вкусу.
Мы расправились под водку с копченым угрем, под ром — с жареным молочным поросенком (Зепп фрукты категорически перенес на этап коньяка, сославшись на вечный голод при его непростой службе), и только налили по первой коньяку, в ресторан вошла группа молодых, красивых, в элегантных нарядах женщин, распространявших тонкий аромат французской парфюмерии. Гофман с трудом оторвал от стула свой зад и, неуверенно держа равновесие, заявил:
— Господа, позвольте представить лучших красавиц Баварии! Нет, пардон, Германии! Милочки, прошу вас, представьтесь лично каждому из этих господ — моих лучших друзей, а то мне что-то стоять трудновато, будто земля под ногами ходуном ходит. Не землетрясение ли, случаем, дамы и господа? — Он уселся на стул и мгновенно уснул, положив руки на стул, а на них — свою голову, все еще кудрявую.
Я не был пьян и вполне мог оценить достоинства моделей студии Гофмана. Поверьте, все были красавицами. Но особенно мне понравилась одна, среднего роста, с отличной фигурой, лебединой шеей и развитой грудью. По всей видимости, ей еще не было тридцати. Прекрасная головка с аккуратной стрижкой густых вьющихся русых волос, маленький тонкий нос, полные, чувственные губы и большие голубые глаза, излучавшие доброту и кротость, — буквально ошеломили меня, по телу, словно от слабого разряда электрического тока, побежали жгучие мурашки. Удивительно, но, видимо, она почувствовала мое состояние, глядя в мои глаза, подошла и села за стол рядом со мной. Протянув руку ладонью вниз (я тут же поцеловал ее), она представилась:
— Мария. Мария Пооль.
Я встал, щелкнул каблуками и, несколько смущаясь, ответил:
— Штурмбаннфюрер СС и майор полиции Баур. Ганс Баур. Личный пилот фюрера.
Зепп Дитрих расхохотался и прокричал:
— Ганс, дружище, ты ошибаешься. Оберштурмбаннфюрер СС и подполковник полиции! Прости, но я, негодный, забыл тебе вручить приказ рейхсфюрера СС о производстве тебя в новый чин. — Он вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое пакет и передал его мне. — Дамы и господа! — От шума проснулся Гофман и как ни в чем не бывало схватил фужер с коньяком. — Пью здоровье моего друга, лучшего пилота Германии Ганса Баура! Прозит!
— Я много о вас слышала хорошего, — сказала Мария, — от господина Гофмана, — сделала многозначительную паузу, — и от Евы Браун.
Увидев удивление на моем лице, продолжила с наигранной ревностью:
— Да-да, господин Баур, и от Евы тоже.
— Этого не может быть. Я и знаком-то с ней шапочно. Один раз в студии Гофмана говорили минуту, пару раз на аэродроме в Мюнхене, когда она провожала фюрера в Берлин.
— Вот видите, Ганс, — ничего, если я буду вас так называть? — вот видите, какое сокрушительное впечатление вы производите на женщин. — Ее глаза излучали игривое лукавство. Своим видом, запахом свежести, бархатным голосом она все больше притягивала меня.
— Мария, пойдемте погуляем по морю. Если, конечно, для вас это незатруднительно.
Она согласилась на удивление спокойно и доброжелательно:
— С большим удовольствием, но с одним условием.
— Для вас готов пойти на любые жертвы.
— Я девушка строгого католического воспитания и твердых убеждений. — Мы рассмеялись и тихо ускользнули из ресторана.
Мы гуляли с ней по пляжу до рассвета. Она умудрилась заставить меня рассказать про всю мою жизнь, про войну и авиацию, про семью и Доррит, про службу у фюрера, не сказав о себе почти ничего. И только перед самым расставанием у крыльца коттеджа, где жили девушки, она поведала, что родилась в католической семье в Герстхофене, близ Аугсбурга, отец продолжает служить органистом в церкви Святого Якова и преподает в музыкальной школе, что она — единственный ребенок в семье и копия своей матери.
На следующий день мы с Марией отправились кататься на почти игрушечном поезде «Молли», сохранившемся без изменений с 1886 года, курсировавшем по узкоколейной дороге между Бад-Добераном и Кюлунгсборном через Хайлигендамм. В Бад-Доберане мы осмотрели собор Доберанского монастыря, построенный в 1368 году. Мария с гордостью заметила, что первоначально монастырь принадлежал монашескому ордену цистерцианцев. В приморском ресторанчике мы ели креветки, запивая светлым и легким померанским пивом, бродили по тропинкам прибрежного соснового леса, а вечером пошли на пляж и купались до глубокой ночи.
Перед окончанием отпуска я познакомил Марию с Инге. А накануне отлета в Берлин фюрер взял меня под руку и повел прогуляться по липовой аллее.
— Баур, мне показали эту девушку. Она прекрасна. Думаю, тебе следует хорошенько подумать о своем и ее будущем. Такие, как она, долго одинокими не остаются. Готов быть шафером на вашей свадьбе.
И ведь стал же!
Глава 25
Сразу после капитуляции немецкой армии союзники направили в Германию значительные силы контрразведки, разведки и инженеров для поиска и изучения новейшей и перспективной трофейной военной техники. Особое внимание было уделено ракетному вооружению и реактивной авиации. Американцы вывезли в США практически всех инженеров-конструкторов ракеты А-4/Фау-2 во главе с Вернером фон Брауном, а также значительное число готовых ракет и их агрегатов и почти весь технический архив Пенемюнде. Что-то перепало британцам.
Во второй половине 1945 года в Германию были направлены советские инженеры В.П. Бармин, В.П. Глушко, А.М. Исаев, С.П. Королев, Н.А. Пилюгин, М.С. Рязанский, впоследствии ставшие главными конструкторами Конструкторских бюро в области ракетной техники. Совместно с оперативниками военной контрразведки «Смерш», разведчиками и другими специалистами они организовали поиск и собирание немецких специалистов, научно-технической документации и оставшуюся после «набегов» американцев ракетную технику. Всех немецких специалистов собрали в поселке Городомля на небольшом одноименном острове в озере Селигер, где они в достаточно комфортных условиях работали над первыми образцами советских боевых ракет вплоть до середины пятидесятых годов.
Нечто подобное происходило и с немецкими специалистами в области реактивной авиации. Но со своими проблемами и особенностями. Так, например, в советской оккупационной зоне, в Адлерсхофе близ Берлина, оказался Германский научно-исследовательский авиационный институт — DVL, аналог отечественного ЦАГИ. В январе 1945 года в нем работало 2128 человек, в том числе 13 профессоров, 125 докторов, 456 инженеров и 195 техников, конструкторов и чертежников. Институт исследовал и разрабатывал проблемные вопросы авиации, занимался совершенствованием действовавших образцов самолетов, авиационных двигателей, приборов и оборудования, проведением испытаний. В структуру DVL входили 18 институтов. Скоростная аэродинамическая труба замкнутого типа с максимальной скоростью потока 300 метров в секунду в рабочей части диаметром 2,7 метра была лучшей в Европе.
DVL размещался в 106 зданиях, 41 из которых пострадало от воздушных бомбардировок союзников. Но основная часть экспериментальных установок, в том числе скоростная аэродинамическая труба, уцелела, как уцелела и главная производственная база.
Оперативники советской военной контрразведки быстро обнаружили и допросили директора DVL профессора Бока, начальника лаборатории двигателей доктора Карозелли и еще более 50 сотрудников, которые сообщили о местонахождении некоторых документов. Многие научные отчеты перед падением Берлина замуровали в стенах бомбоубежища института. Все они были оттуда изъяты и отправлены для изучения в ЦАГИ.
Надо сказать, что сотрудники «Смерша», работавшие в оккупированной Германии, постоянно помогали друг другу. Опергруппа подполковника Савельева получила от своих коллег из Берлина полный перечень реактивных самолетов, собиравшихся на заводах Юнкерса в Дессау, а также чертежи некоторых самолетов. Однако поиск и привлечение к сотрудничеству немецких специалистов осуществлялись сотрудниками опергруппы собственными силами на местах.
К концу июля 1945 года американцы полностью вывели свои войска из Саксонии и Тюрингии. После двух месяцев их пребывания наиболее ценное оборудование, образцы новейших технических разработок и документация были вывезены на Запад. Американцы вывезли и крупнейших немецких авиационных исследователей, конструкторов, инженеров: Прандтля, Бетца, Буземана, Георги, Хейнкеля, Липпиша, Зенгера, Флетнера и др. Но многие сотрудники заводов и ОКБ отказались работать на американцев и разбежались по домам.
Когда американские войска покинули Дессау, Савельев понял, насколько он, видимо, был смешон в глазах генерала Барышникова, заметив тому с нескрываемой иронией о невероятных численных размерах опергруппы, ее технике и вооружении. Побывав в Дессау, проехав по саксонским городам Ашерслебен, Бернбург, Гнадау, Кетен, Леопольдшалле, Магдебург, Мерзебург, находившимся в разной степени разрухи и где располагались заводы концерна Юнкерса, Савельев ужаснулся масштабам предстоящей работы его опергруппы. А ведь еще были 63 авиационных и оружейных завода в Тюрингии, в городах Апольд, Заальфельд, Кала, Нордхаузен.