В прошлом унтер-офицер, Докис до этого дня исполнял обязанности начальника отряда. Теперь, узнав и увидев, кто такой Логофет, он охотно согласился быть его помощником.
Новый командир лично трудился вовсе не затем, чтобы облегчить работу красногвардейцев, и не для того, чтобы заниматься игрой в демократизм. Он просто показывал, как нужно выполнять ту или иную работу.
В тот же день один из красногвардейцев, назначенный Логофетом писарем, взял на учет имущество отряда, [30] заприходовал его. Все были заняты хлопотами и энергично выполняли распоряжения командира.
Логофет произвел хорошее впечатление на красногвардейцев.
— Вот это старшой! Только, кажись, строгий...
— Его не проведешь, он все сам делать умеет!..
Николай Дмитриевич Логофет действительно обладал разносторонними знаниями, разбирался в психологии солдат.
Ближе познакомившись с новым командиром отряда, я узнал, что его отец — видный военный литератор. По семейной традиции самого Николая Дмитриевича мальчиком десяти лет отдали в кадетский корпус, но он был исключен за «строптивость характера». После этого Логофет поступил в мореходное училище, плавал штурманом на Черном море. В русско-японскую войну пошел в армию рядовым, был произведен в фельдфебели, но затем опять за «строптивость» разжалован в рядовые. В 1914 году Логофет снова попал на фронт. Получил там солдатского Георгия и был произведен в офицеры.
После Февральской революции Николай Дмитриевич сразу нашел свою дорогу и без колебаний вступил в большевистскую партию. Весной 1917 г. солдаты избрали его командиром Бронницкого пехотного полка, и в этой должности он пробыл вплоть до расформирования последнего весной 1918 г.
У нас Логофет тоже, как говорится, пришелся ко двору. Уже на другой день при появлении его в казарме была подана команда «Смирно». Логофет ни от кого не требовал подачи команды, но встретил ее как должное. А еще через два дня отряд обзавелся ружейными пирамидами, и в них были составлены хорошо вычищенные винтовки с открытыми затворами.
— Нужно как можно скорее одеть людей в однообразную форменную одежду, — говорил Логофет. — Тогда совсем другое будет.
И действительно, с получением формы внешний вид красногвардейцев преобразился. Воротники у всех аккуратно застегнуты, пояса подтянуты. В отряде начались регулярные военные занятия. За неимением новых уставов пользовались старыми, действовавшими в царской армии.
Иногда из-за этого возникали курьезные случаи. [31]
Однажды я пришел посмотреть, как проводятся строевые занятия. Еще не успел войти во двор, слышу отчетливую команду, подаваемую Логофетам: «На молитву, шапки долой». Я был крайне изумлен. Логофет со свойственной ему энергией несколько раз подавал команду «отставить» и вновь командовал «на молитву, шапки долой», а красногвардейцы, не исключая и коммунистов, старательно добивались четкости в движениях.
После, смеясь, я спросил Логофета:
— Что же вы командуете на молитву, ведь никакой молитвы нет?
— А как же я стану командовать: «снимите, пожалуйста, ваши шапочки»?
Несмотря на то, что я сделал свое замечание в дружеской, шутливой форме, Логофет, видимо, обиделся. Но в конечном счете мы все же договорились, что впредь он будет командовать просто «шапки долой».
В марте и еще сильнее в апреле 1918 г. в Москве, в частности в Рогожском районе, начали заметно проявлять себя группы анархистов. Используя голод и то, что кое-где в Москве оставались еще частные продуктовые магазины, цены в которых были недоступны рабочей массе, они возбуждали против Советской власти наиболее отсталые слои населения.
На первых порах у нас не доходили руки пресечь становившуюся все более разнузданной агитацию, и анархисты, приняв это за терпимое отношение Советской власти к ним, стали переходить от слов к делу: их вооруженные банды под флагом экспроприации начали грабежи частных магазинов, а вскоре и кооперативных магазинов, советских товарных складов.
Обвиняя Советскую власть в недостаточно решительных действиях против буржуазии, анархистские банды вели паразитическую, сытую жизнь в самовольно захваченных ими богатых особняках. При разгроме магазинов львиную долю забирали себе и только незначительную часть товаров раздавали собиравшейся толпе.
12 апреля 1918 года военный комиссариат Москвы разослал секретный приказ, которым предписывалось ночью во всех районах в определенный час ликвидировать анархистские гнезда.
В нашем районе анархисты обосновались в богатом особняке, прежде принадлежавшем миллионеру Титову. [32]
Мы не знали ни количества бандитов, ни их вооружения.
Для ликвидации их притона решили использовать красногвардейский отряд с Б. Алексеевской, несколько из наиболее надежных милиционеров и, наконец, два или три пулеметных расчета, выделенных Афоничевым. Общее руководство разоружением анархистов районный военный комиссариат возложил на Логофета.
На рассвете наш сводный отряд двинулся к особняку и окружил его. Большевик, член президиума районного совета Калнин вошел за решетку двора, чтоб от имени районного совета предложить анархистам сдаться, но их уже там не было; пронюхав о готовившейся операции, они ночью покинули особняк и перебрались в другое место, объединившись с несколькими такими же бандами.
Сконцентрировав свои силы, анархисты оказали впоследствии сильное вооруженное сопротивление, но были разгромлены.
Приходилось московским красногвардейцам разоружать и некоторые так называемые партизанские отряды, действовавшие по сути дела так же, как и анархисты.
Обычно эти «партизаны» группировались из фронтовиков, возвращающихся домой. Они самовольно; захватывали вагоны, паровозы, совершали и другие беззакония. Разоружали мы их вблизи станции Москва 2-я Московско-Курской железной дороги.
Делалось это таким образом.
Как только становилось известно, что к станции прибывает подобный отряд, наши красногвардейцы, вооруженные пулеметами, маскировались вдоль полотна железной дороги. Когда поезд останавливался, командир нашего отряда в сопровождении нескольких вооруженных красноармейцев вызывал начальника «партизан» и предлагал немедленно сдать оружие. На это обыкновенно следовал отказ и протест в более или менее решительной форме. Тогда по сигналу командира сразу выходили остальные красноармейцы. Вид пулеметов и дисциплинированных, одетых по форме солдат во всех случаях, без исключения, производил сильное впечатление, и прибывшие сдавали оружие. Часть этого оружия мы оставляли для вооружения увеличивающегося отряда Логофета, или, как его называли теперь, караульной команды, а остальное направляли к Афоничеву. [33]
Боевая, напряженная служба укрепляла дисциплину в нашей караульной команде, повышала ее боеспособность. В мае она была преобразована из красногвардейской в красноармейскую часть. Команда быстро росла за счет добровольцев. Их тщательно отбирал районный военный комиссариат. Предпочтение отдавалось московским рабочим, главным образом из Рогожского района. Однако и из числа бойцов, присланных военкоматом, производился тщательный отбор. Логофет удалял из своей команды любителей играть в карты, недисциплинированных, малоразвитых...
Большую роль в укреплении воинской дисциплины и повышении политической сознательности бойцов играла партийная ячейка караульной команды. Коммунисты ежедневно читали вслух газеты, регулярно проводили беседы, доклады, собрания, создавали различные кружки. Районный комитет партии выделял для политической работы с красноармейцами лучших пропагандистов и агитаторов, давал много литературы.
Значительно хуже было со снабжением. До тех пор пока наша караульная команда была красногвардейской, питание ее лежало на Рогожском районном совете, и нам приходилось иметь дело с заведующим продовольственным отделом Мельниковым и заведующим хозяйством совета Калимановым. Оба они были старые большевики, рабочие заводов Рогожского района и проявляли большую заботу о том, чтобы посытнее накормить красногвардейцев. Но, когда караульную команду преобразовали в регулярную часть Красной Армии, ее питание и все снабжение перешло к военному комиссариату Москвы.
Городской военкомат больше внимания уделял частям, уходящим на фронт. Нашу же караульную команду он считал тыловой, и потому снабжение ее заметно ухудшилось.
Если нам не удавалось своевременно получить продукты, мы по старой памяти обращались в районный совет, и те же Мельников или Калиманов обычно шли навстречу и выручали нас.
Но как-то раз положение в команде сложилось особенно тяжелое. Шел уже двенадцатый час дня, а красноармейцы не только не обедали, но и не завтракали. [34]
В котел закладывать было нечего. Команда заволновалась.
Ко мне пришел Логофет посоветоваться, что можно сделать. В Совете получить ничего не удалось. Решили израсходовать по коробке мясных консервов из неприкосновенного запаса.
В этот момент вдруг дверь распахнулась, послышался крик, и в комнату влетел раскрасневшийся, с расстегнутым воротом, красноармеец Гражданников.
— Что же это такое? — крикнул Гражданников и осекся...
Он встретился с тяжелым взглядом Логофета. Командир, наклонившись над столом, в упор смотрел на бойца.
Гражданников опускает руки.
Командир медленно выпрямляется, все еще сидя на стуле.
Гражданников поправляет фуражку.
— Вы что же это, а?!
Гражданников вытягивается.
— Воротник!..
Гражданников быстро застегивает ворот.
— Пояс!..
Гражданников подтягивает ремень.
— Вы что же в таком виде входите в кабинет командира?
Гражданников берет руку под козырек.
— Простите, товарищ Логофет, простите, товарищ Моисеев...
Гражданников взволнован, ему очень неловко.
Логофет долго смотрит на него, а потом коротко бросает:
— Ступайте!
Гражданников четко повернулся кругом и, выйдя из комнаты, осторожно затворил за собой дверь.