Царь вновь смеется и произносит:
— Идем, у тебя появится такая возможность.
Я мгновенно поднимаюсь, непроизвольно используя одно из движений, которое относится к боевым искусствам. Властитель идет куда-то, а я пытаюсь не отстать, но из-за волнения ноги плохо слушаются, ощущаю себя воздушным шариком, который вот-вот взлетит к потолку. Чтобы хоть как-то удержаться, я цепляюсь за край его пояса.
— Что с тобой?
Повелитель вновь касается меня и заставляет посмотреть себе в глаза. Сердце пропускает удар, в крови словно бурлят пузырьки шампанского, и я стараюсь удержать лицо и не улыбаться слишком уж глупо. Кажется, это мне не особенно удается, и властитель уточняет:
— Ты знаешь, что сейчас случится?
— Да, повелитель. Вы… овладеете мной, — не к месту вспомнился тот сценарий из папки, и я опускаю ресницы, чтобы скрыть смешинки.
— И ты хочешь этого?
— Да.
— И откуда только ты взялась такая…
— Я возникла в солнечной вспышке, и весь этот мир был создан только для того, чтобы мы могли встретиться, повелитель, — между прочим, ни слова лжи не произнесла!
— Вижу, ты еще и сказки красиво рассказывать умеешь, — властитель смеется, и берет меня за руку.
Кажется, ничего лучше со мной еще не случалось, а ведь ночь только началась.
От удовольствия я жмурюсь и закусываю губы, чувствуя, как слегка кружится голова. Только вот не могу понять, как одновременно со всем этим я могу чувствовать страх? Откуда он вообще взялся, мне же ведь нечего бояться?
Глава 9Имя
У любимой над крышей не голуби стаей кружат,
Это пери, как птицы, слетелись для нег и услад.
Или ангелы стайкой сюда устремили полет,
Над любимой кружатся, тая очарованный взгляд?
Или это плененных ее красотою сердца,
Словно легкие птицы, над крышей спускаясь, парят?
Или голуби вьются и письма влюбленных несут,
Вновь парят и взмывают, не в силах вернуться назад?
Дай вина, виночерпий, поймаем с тобой голубей —
Я по той, что их кормит, смертельной печалью объят.
Голубь, что ты скрываешь под шелковым пухом крыла?
Передай ей записку, где строчки тоскою горят.
Навои, ты, как голубь, к ногам луноликой слети
И, взмывая крылами, пари и спускайся стократ.
Алишер Навои.
Повелитель вдруг наклоняется ко мне, я чувствую на виске его теплое дыхание:
— Ты боишься?
— Нет, — слишком поспешно.
— И чего же ты боишься?
«Я же сказала, что ничего! Почему ты спрашиваешь?» — мысленно возмущаюсь, но у властителя такие понимающие глаза, что все мое раздражение мгновенно пропадает, и я только фыркаю, не в силах выразить свой ответ словами.
Рука царя гладит меня по голове, словно хочет успокоить.
— Я не знаю. Я сама не могу себя понять…
Что-то неясное мелькает на лице властителя и пропадает, он хмурится. Неужели я сделала что-то не так? Да где я успела накосячить, вроде бы не говорила ничего такого? Но через секунду его лицо вновь разглаживается, и он наклоняется ко мне. Я едва верю в свою удачу, тянусь к нему, обнимаю, хотя, кажется, все тело едва слушается. Поцелуй выходит неожиданно нежным и сладким. Но я хочу большего, прижимаюсь тесней, открываю рот, впуская его язык.
«Заставь меня почувствовать все».
Дергаю расшитый пояс, ну кто же так завязывает⁈ Это же все равно, что завернуть подарок в несколько слоев плотной оберточной бумаги и со всех сторон обмотать скотчем! Одежда почти не поддается моим усилиям, там явно есть какие-то скрытые завязки или крючки, но я понятия не имею, как их расстегнуть. Властителя это только забавляет, и он легко избавляется от мешающих предметов одежды.
Неожиданно понимаю, что сама вдруг оказалась полностью раздета, и чувствую, как щеки заливает румянец. Замираю и закрываю глаза, пытаюсь собрать оставшуюся храбрость.
— И чего же ты страшишься теперь?
Я чувствую теплые сильные руки, обнимающие меня, и сама удивляюсь: «И правда, чего? Это же ведь именно то, чего я хотела».
Всем телом ощущаю горячую кожу повелителя, я еще никогда не была с кем-то так близка. Касаюсь пальцами его лица, хочу запомнить его и на ощупь.
— Что за дурацкая мода? Из-за бороды целоваться неудобно… — бормочу по-русски, и касаюсь губами кончика хищного, чуть изогнутого носа.
Властитель вдруг обхватывает мое лицо ладонями и осыпает поцелуями, я таю и теряюсь от его нежности, обнимаю царя за шею и зарываюсь пальцами в длинные иссиня-черные шелковые волосы. Они собраны в косу, и скреплены на удивление тяжелой золотой заколкой, отстегиваю ее и распускаю гладкие пряди.
— Никогда не видела ничего подобного.
Повелитель мягко опрокидывает меня на кровать, и я спиной ощущаю прохладу простыней, а животом — жар его кожи. И поцелуи — жадные, властные — наполняют мое тело острым возбуждением и сладкой ноющей болью. Я глубже зарываюсь пальцами в черные волосы и касаюсь акупунктурных точек — от этого властитель почувствует легкость и приятное головокружение.
Вздрагиваю, неожиданно заметив появившегося рядом с ложем евнуха. Откуда он вообще взялся? Хотя я сейчас в таком состоянии, что не увидела бы и стадо слонов, промаршировавших через спальню. И почему он так на меня пялится? Хоть он и просто НПС, а все равно неприятно, когда кто-то смотрит на меня в такой момент.
Наконец, тот, сложив ладони и пятясь к выходу спиной, скрывается за занавесом. Я приподнимаюсь, рассматривая принесенный им поднос. Ничего себе… Там лежат несколько игрушек для взрослых, отличающихся друг от друга размером, и еще душистые масла в стеклянных пузырьках. Я как-то не ожидала, что тут такое будет, думала, сценарий первой ночи окажется менее затейливым, но теперь готова написать хвалебные отзывы фантазии разработчиков. Я незаметно покосилась на щедро одаренного природой повелителя, и поняла, что эти игрушки лишними не будут, без предварительной подготовки мне точно не обойтись. Внутри меня все сладко сжимается, когда я представляю, как царь будет их использовать — одну за другой.
Хорошо, что властителю хватило выдержки сделать все как следует и не спешить, потому что сама я в тот момент слабо соображала и, наоборот, просила поторопиться. Благодаря заботливости царя мой первый раз оказался почти безболезненным — легкий дискомфорт быстро прошел, и я буквально растворилась в наслаждении. Кажется, разработчики что-то накрутили с чувствительностью, потому что мне становится слишком уж приятно, в голове все плывет, как от легкого опьянения, а тело ощущается горячим и легким, как никогда прежде.
Я улыбаюсь и вновь обнимаю своего повелителя, и он больше не сдерживается, давая волю своему желанию.
— Повелитель…
— Фатих имя мое.
— Фатих… — повторяю я, и мне кажется, что с моим телом происходит что-то непоправимое, мышцы сводит судорогой, а перед глазами словно взрываются разноцветные фейерверки.
Похоже, я на несколько секунд потеряла сознание, не могу сказать точно. Я тяжело дышала и устала неимоверно, но хорошо мне было, как никогда раньше. Я бы так и уснула, однако повелитель зашевелился и повернулся на бок. Дышать стало легче, но зато появилось странное чувство утраты. И тут я опять заметила того самого евнуха. Он что, постоянно сюда приходит и подсматривает⁈ Блин, он не только подсматривает, он еще и потрогать собирается! Но, кажется, это сам царь позвал его, так что я молчу, хотя видеть, как он прикасается влажным платком к моему повелителю, просто невыносимо.
Свет гаснет, и властитель притягивает меня к себе. Я устраиваюсь поудобнее в его руках и закрываю глаза. Это был самый замечательный день в моей жизни.
Глава 10Поцелуй
Ночь. Ночь кругом. Изрой её, взволнуй!
Тюрьма!.. Всё он, ваш первый поцелуй,
Адам и Ева, дал нам жизнь и горечь.
Злой это был и хищный поцелуй.
Омар Хайям.
Фатих:
Дева больше не дрожит, она только крепче сжимает руку повелителя, и закрывает глаза, зажмуривается изо всех сил, кусает губы, отчего они становятся красными и припухшими.
И повелитель вдруг понимает, вдруг чувствует ее, как самого себя, это наваждение длится краткий миг, но все мысли девушки словно становятся его собственными. Не отпуская ее руки, он слегка склоняется к маленькому ушку, скрытому светлыми прядями:
— Ты боишься?
— Нет, — слишком поспешно.
— И чего же ты боишься?
Девушка распахивает свои невозможные глаза, несколько секунд сердито смотрит на властителя, потом опускает голову и фыркает, совсем как любимая гончая царя. И повелитель запускает пальцы в длинные шелковистые волосы, гладит, словно хочет успокоить испуганное животное, а чужеземка смеется и поднимает сверкающие глаза:
— Я не знаю. Я сама не могу себя понять…
Правитель Хизра внезапно осознает, что покорен, уже навсегда, а чем именно, и для чего его сердце сдалось в плен этой деве — одним богам ведомо. И знает лишь только, что все сокровища, какими владеет, бросит к этим ногам, и так больно от этого знания, что в груди всё сжимается, словно чужеземка уже вытащила и забрала себе трепещущее сердце. Повелитель хмурится и клянется себе скрыть в тайне ото всех власть, которую нежданно получила над ним эта пленница. А та смотрит растерянно и не может понять, чем вызвала недовольство, и ее брови тоже хмурятся, невольно повторяя выражение лица властителя.
И царь вдруг постигает, чего боялась дева и почему смеялась, и самому ему хочется улыбаться, кусая губы, но годы правления помогают сохранить выдержку и не показать все чувства, в миг овладевшие им. Он позволяет только малой толике своего нового звания вырваться наружу и видит, как вновь расцветает на юном лице робкая улыбка. И вспоминаются повелителю все сказания и все песни о любви, когда с первого взгляда понимали возлюбленные, что на всю жизнь покорены, и что не будет им больше покоя вдали от избранника сердца