Самый же лучший сейчас облегал её тело
Плотной толпою многие складки сошлися
Тихо шептались когда она шевелилась
Эта беседа была и весёлой и тайной
И одновременно злобной а также стыдливой
— Нет нам не спрятать её живот своеволье
Он когда хочет выходит на свет. Лучезарный
И поражает живущих поближе
Силой своею и болью своею стеной
«наполненные страхом…»
наполненные страхом
мы отошли к собакам
чтоб уберечь себя
собаки ж у ограды
скучились в одно стадо
и воют к нам грубя
а мы им гладим шеи
и говорим — злодеи
ведь мы же вас любя
«Вы думаю больной…»
Вы думаю больной
и вам пора лечиться
Давно пора и времени
нельзя пустить и скрыться
Я доктор ничего
Я продержусь я доктор
Нисколько не хочу
Лечиться своим боком
Но вы уйдёте вон
из этого всем света
А это доктор что ж!
Не очень грустно это
Что доктор я имел
какое мне такое
что буду я жалеть
и плакать беспокоясь
Я думал про дворцы
бассейны в свете лунном
про замок и балкон
про мясо и хлебцы
А славы нет и нет
хотя мне уж за сорок
Наполеон один
и я не из которых
Поэтому я ваших
лекарств желаю бросить
придёт когда она
тогда пускай и косит
Подумаешь беда
Не станет в магазине
работника труда
в отделе из резины
Вот если б в детстве я
ещё мог помереть
тогда б о славе я
мог плакать и жалеть
Я б думал — может да
Не знал бы никогда
что жребий мой — резина
отдела магазина
«На другом берегу покой…»
На другом берегу покой
Там ещё голубеет трава
А уж рощи стоят — Боже мой!
Счас осыпятся —
Раз и два…
А уж сердце сошлось в кулачок
— тихо дёргается мирно спит
А вода! Какова вода!
— в этот год она мелко дрожит…
«Восторженно пальцы хладели…»
Восторженно пальцы хладели
когда целый день просидел
Восторженно власы висели
и гул чей-то старый гудел
И в уши вошло приказанье
чтоб был я как воин всегда
На что это мне приказанье
гудела б над мною пчела
Была бы мне славной поляна
хорошего солнца кусок
а рядом жила бы Татьяна
а сверху глядел на нас Бог
бы кошка тихонько кричала
и веял такой ветерок
который концы и начала —
всё выдуть из головы смог
И только единая штучка
осталась в моей голове —
молочная слабая ручка
на солнце в тени на траве
И так бы я славно бы пожил
с таким упоением ел
никто бы меня не тревожил
сам Бог бы за этим глядел
Поутру я вышел бы нивы
свои осмотреть привести
в порядок приличный счастливый
Глаза мои тихо бы шли…
«Вот в белом чистом свете…»
Вот в белом чистом свете
Детей законных нет
Мы незаконны дети
Пусть льётся чистый свет
Огромная ограда
Нас отделила всех
За этою оградой
Моря. Бесстрашный смех
Там жаркая природа
Сидящая больша
И там же там же бродит
Всеобщая душа
Светило накаляет
Колени кости лбы
Как будто посылает
Привет:
Вы не рабы!
Вы дети этой жизни
Смеясь доверьтесь ей
Ходите беспечально
Без стража без властей!
Начальников покиньте —
Се глупые из вас!
Что собрано — то бросьте
Живите каждый час
И каждую минуту
Особенно живи
И у открытых женщин
С мужчинами любви
И смерть есть музыкальна
Она не есть вам страх
Она есть завершенье
В усильях и трудах
Неотделимо вместе
Идут две эти части
И выполнить вторую —
То воссиять. Не пасти
«Да ты институтка белая…»
Да ты институтка белая
Много сил же милая затрачено
Протекает же твоё девичество
Лучше б ты его дала бы встречному
Разве можно нам дела устраивать
Когда наше житие всё временно
И на свете долго не задержимся
Так чего планировать загадывать
Ты живи любезным днём заветренным
Летним днём и жарким и больным
Ах зачем тебе образование
Коли жизнь растает словно дым!
«И я был жив и я на свете лазал…»
И я был жив и я на свете лазал
Смеясь и забавлясь собой
Я выдумал историю сначала
Что буду я прославленный живой
Потом я выдумал историю сложнее
Что про меня про мёртвого пойдёт молва
Зачем она нужна? Сказать я смею —
То высшие для смертного права
Потом как обстоятельства втугую
Мне сжали горло — я подумал так:
Довольно и того — Живу я!
Пусть к простаку ко мне приходит мрак
И вот забыл я корки хлеба ради
И книги и любовь и даже милый сон
И написал в своей тетради
Я счастлив буду смертью унесён
Она не требует бороться и питаться
Лежи сгнивай спокойной тёмной горкой
За земляною тонкой переборкой
Так вы меня уж не вините братцы!
Не включённое в сборники(архив Александра Морозова)
Корова
На печальной корове ветрами развеянной
И ручьи текут и бегущие
Её яркие раны поющие!
На лице страшный посев посеянный
Её кожа от мяса отклеена
О как сильно она закричала — и утро настало
Мёртвые коровы и живые
обрадовались в мычащее общее стадо
на земле и на небе выли
«Слышьте — тонкие корни
И ты — мальчик-помощник затачивай ножик
Уже можно есть уже можно!»
А с коровьей душой
Вместе двигаются в небе
Четыре копытца запачканы в хлебе
Близко видит луна
И жёлтые скалы ночные
Что корова покинула травы земные
Что по небесной траве ступает
А пьяницы громко жуют
Смерть спеша поедают
Стихи на случай
«Мне надо уже ехать домой…»
Мне надо уже ехать домой
И это нужно делать по прямой
Што же Гробман требует писать
Ему пора уж меня выпускать
Где-где а на небе уже темно
Разве не видно в открытое окно
О том и звёзды о том и цветы
Балкон наполнен. гуляют коты
Меж тем как дома Анна ждёт
А Лимонов домой до сих пор не идёт
Ну, где же может быть он
У. Может в кого-то Лимонов влюблён.
Три длинные песни. Поэма(1969)
моей больной жене Анне посвящается
14-Го ночью
Душевное равновесие есть не что иное как обман организма разумом. Всё безнадёжно. всё ужасно. а организм выискивает в этих ужасах будто бы надежду — выпячивает её канонизирует внутри себя и говорит — нет. что ты. живи. вот видишь какое. какая. вот она. оно. Нужно жить. вот это есть. это хорошо. Оно у тебя есть — это — значит ты живи. А ведь все безнадёжно. И надо утопиться либо зарезаться.
Еду ночью в трамвае. Ага я думаю. я хитрый я вроде бы с виду как все. а на самом деле. а что на самом деле? Живущий живущий себя ты ругай. Почему почему так а не иначе?
Почему в двенадцать я должен ехать. почему в первом часу я спешу из гостей? Почему гости спешат от меня — Мы уже не в силах говорить? Но нам и не нужно говорить вообще противно это. Я тороплюсь домой зачем. неужели даже эту условность я не могу сломать. Я выступаю против всего — даже против своего организма. У — ты — сука — хочешь спать? Нет — чего ж ты едешь домой? Или спи тут. здесь у них.
Но он едет домой. Он тащится домой.
А где те с кем я должен состоять в особенно близких плотских отношениях. Да. где же они? Почему они голые не лежат возле меня. Почему они не высказывают. не показывают своим видом этого желания. почему их не двое.
Почему я не могу распуститься до конца. почему я не могу на них излить мочу. а они меня побить. а почему нет крика. шума воплей почему не мелькают жирные части тел?
Где смех и такой и такой и такой. где эти смеха́. эти вопли. эти катания по полу. эти ползанья по земле. Почему я не сдираю с себя одежду не сжигаю её? Когда будет пляска дикарей когда перестанут стесняться. Когда меня будут приглашать а я буду плеваться. топать и хватать за грудь жену чужую не таясь а муж с другой стороны.