всё это в жизни средство
чтобы терять покой
шаткий и так покой
«Тихая тоскливая музыка наполняет мой дом…»
Тихая тоскливая музыка наполняет мой дом
послеобеденная сонная музыка
сытная музыка мне противна
Я сдираю эту музыку со стен моего дома
Прочь! сытая музыка
я не хочу проспать свою жизнь
тут же распахивается небо
выходит солнце
деревья становятся в позы для танца
О наконец столкнулись группы!
и всё танцует под мой голодный рассудок
бегут ручьи
брезжит мировоззрение
всё олицетворяет
«Со своего пригорка мальчик подпасок…»
Со своего пригорка мальчик подпасок
соединил журчащие воды ручья и ветки деревьев
в единое варево одноутробной жизни
и тёмная пещера
которая вырабатывает страх и любопытство
служит татарским охотникам средством для размышлений
а подпасок уединяется вынужденно и
на весь день…
В первом часу шумят ветры. Но не остужают
горячую голову.
Никакого приюта для литератора. специальный
интерес для босых ног. сюда не заглядывают
с бумагой. Трепетные извращения на природе
одолевают деревенских. Диск солнца бессознательно
повергает их на выдумки.
Пространство опровергнутое глазами. закрыто
горой. закрыто холмом. виноградные листья
и пот между ног — всё соединилось в причудливый
анализ. И если бы даже приехал грек
жареное тело не сошло бы с места
Здесь натуралист может наблюдать стеченье
обстоятельств. каждая минута слишком долго
сидит на крыльях чёрного пиджака. там
и сям разбросанная античность
напоминает что всё ещё может вернуться
и кортконогие Сократы вполне возможны
увеличительное стекло забытое на камне
стремится обрасти травой
и убежать в природу
но цепкая длиннохвостая рука учёного
плотоядно изогнувшись
вспоминает
и стекло подаренное подпаску
уже прожигает штаны
Ах а дальше в волнистых кудрях природы
Всё Иваны Иваны Иваны
и драмы и романы
копают землю или сидят опустив руки
вспоминают Петра Первого
да кого угодно
с блудливой улыбкой Екатерину…
и нежно радуется тот кто ещё жив
«Ярко горит зимний луч…»
Ярко горит зимний луч
освещая мой красный свитер
и современные ботинки
Я ещё юноша который любит свою судьбу
Чего мне коснуться? Америки? Алгебры?
или поставить на женщину мне
Вот и из улицы мне мелькает
возможная возможность
Надежда в жесте деревьев
Расплывчатая надежда
Ярко горит зимний луч
О неизвестность!
«Я люблю тебя…»
Я люблю тебя!
с небывалым подъёмом
и проходя усохнешь
а ветер а кролики и мечты
и слепое хозяйство на холме
вот откуда она разбежалась
схоронив цветную капусту в складках платья
Все растенья равнины в одну сторону были
Ибо ветер
и жир
и там где кончаются нос и ухо
тень
и прохладная впадина
я люблю тебя. милая гадина
ты ползёшь по траве
а мне спать не даёт
маленькая личная гордость
«Со мной говорила исподволь…»
Со мной говорила исподволь
оскорблённая роща
и ты! и ты!
моё греческое предместье
и сушёных горячих бобов
и фасоли фасоли фасоли
и рыбы
словно запах
и перца ладони
и земное с желудком
животное сизой гречанки
Афинянки подлой
гетеры
чесноком и бобами
и стойлом уже деревянным
вампирское солнце
задыхаясь на деревянных рёбрах
нам камней посчитало с тобою
о влажная в жарком
Укусила деревья и скалы и море
Укусила кусала
Три зёрнышка старой пшеницы
упали на пол
Не такая тоска
чтоб в кустарнике белом колючем
не такая ещё
Другу
Будь милый так хорош
приди ко мне домой
Сведи на мне глаза
сиянием омой
Я тут один живу
и я покуда жив
то нечего сказать
что я вольнолюбив
Итак идёт ко мне
он твёрдыми шагами
и ветер на спине
беседует с веками
И я его люблю
и я с оттенком плача
свой завтрак я солю
желудок мой дурача
Он мёрзлым кулаком
ко мне стучится в стену
сейчас сейчас сейчас
отдвину и раздену
«Спокойно двоилось утро…»
Спокойно двоилось утро
тихо сжимались цветы
Я обращаясь к кому-то
невидному. кланялся «ты»
она неподвижной рукою
так подпирала лоб
А там за скользкой стеною
стекла́ за скользкой стеною
вносили в автобус гроб
Было людей немного
да и недальний путь
А мне всё равно — мне дорога
не позволяет. чуть-чуть
я отошёл от окна
Думал. Встуманенным чувствам
скоро навстречу весна
И я отдохну от искусства
Меня отпустила она
хоть это на свете и грустно
Что за безлюдный день
Птиц лишь хлопки. крылья
кончились все усилья
и заслонили тень
Ну что за безлюдный день
«Сочиняя симфонию оглядывал близлежащую рощу…»
Сочиняя симфонию оглядывал близлежащую рощу
интеллигентная работа оседлала холодный рояль
Взметая хвост
диковатая симфония
в образе рояля бежит в лес
Но запутанная дорога выпутывается
рояль пересекает холмы
и долго пьёт воду у водопоя
Куда близлежащие девушки
любопытно пришли и стоят
Ах девушки девушки — как вы любопытны
ненасытная теплота
«Бледно-лиловый. растение — мытый май с прожилками…»
Бледно-лиловый. растение — мытый май с прожилками
и тихой работой корней
Подсказывает мне что меня не любят
и только катастрофически смешно
от земной заунывной жизни
где порой трубят в трубу на постели
И я просто новое животное
касающееся соска
Ты вздрагиваешь. она вежливо вздрагивает
«Грустные космонавты крутятся вокруг земного шара…»
Грустные космонавты крутятся вокруг земного шара
Наша цивилизация представляется мне грустной
несчастные мужчины в нелепых костюмах
крутятся в небе
На земле ветки
и призраки гениальных поэтов
прислонились к столбам
Юные женщины вновь и вновь отдаются счастливцам
закрывая глаза
«И опять в сотый раз
мы с тобою соединились
раскинув руки. бледные до забвенья
Ты забудь с виноградной листвою
шорох моей судьбы…»
«Как охотник в этом полуевропейском городе…»
Как охотник в этом полуевропейском городе
Принюхиваясь и вставая
а больше отвечало наклонностям иероглифическое письмо
Да. как охотник. принюхиваясь к мясу
Жаркими желаниями лоб обложив
Я стоял среди водопада городских соблазнов
«И то хочу! И это хочу!»
и ничего не умаляло сознание «И то суета! И это суета!»
глупости. в белопольном простынном государстве
в середине дня обнаживши ноги
я люблю тебя задыхаясь
Ты моё почтение. ты моя жизнь
…в белопольном простынном
съехались Боже двое
середина дня и накручивает вверху Бог
Маленькая!
светел твой лик. одна в народе
Тихий сонет кирпичам
и всему углу
«Бодлеру служила мулатка…»
Бодлеру служила мулатка
Как кладбище семени сил
И как выходная лошадка
Гулять он её выводил
Она в кринолине широком
там скрыта разверстая пасть
Бодлер со слабеющим коком
Над лбом над высоким —
о всласть!
В неё твои губы входили
Восток! Ненасытный Восток
ковры задыхаясь бродили
сидел он часами у ног…
Мулатка навек прикорнула
и вечно покоен Бодлер
В Париже на кончике стула
Другой юниор. внизу сквер
и крыши которые надо
взять взять покорить покорить
и вызвать испорченным взглядом
мулатку. и всё повторить
«Развевает ветер эпопеи…»
Развевает ветер эпопеи
и концы у шапки. бар. крестьянство
далеко уходит. спины гнутся
чёрно-белый на востоке ветер
Дым пожарищ. юность и рубашка
дальше производство в генералы
Медленная старость. сын в костюме
немцы убежали. дверь открыта