Нусс мисс — или вернее кисс! (тренировка на кошке) Авантюрист за поездкой в частные дома. Левым глазом не хлопая. С силой ногой раздирая правой. Входит в доходный дом. Вдруг изменяет глаз
«На берегу озера. В сладостных начинаниях дрозда…»
На берегу озера. В сладостных начинаниях дрозда
ухает чёрное слово
Лодка германской девушки напитавшись водой
медленно опускается
Расширенные чёрные глаза поставляет нам кинематограф
А мы грубы. наша плоская семья в восемь человек
отсмотрела с насмешкой и вниманием
Нам хотелось бы бороться всегда с этим
И только я одна понимаю волнение
индивидуалистических желаний
в нашей социалистической стране
Но я умру через три года
имея в намерении медленное опускание лодки
а вернее от тоски
что не позволяют переживать
Гигантские розы в саду клетчато-одетой
украинской студентки подруги ничему не помогут
Только усугубляют мелкую речку
с осокой и ряской и тонким грубым мостом
«Снег есть дело прошлое. есть наследие прошлого…»
Снег есть дело прошлое. есть наследие прошлого
которому не следовало бы возникать
так же как и дождь — грязь и месяцы
ноябрь — декабрь — февраль — март — чёрные
Шерстяная одежда покрыта сырым дымом
и мысли о детском замерзании горячи
Детское замерзание озаряется адовым полыханием
печей ТЭЦ с одной стороны
что уже для детского рассудка непереносимость
и ещё и сумерками что тоже как волчья пасть
или холодные внутренности арифметики
Будь ты ещё какой поверхностный Толик
а то почти женская штучка. с тонко натянутыми
всеми-превсеми нитями
живой. готовый подвергаться
Так пусть выключат эту машину
на три дня вперед
«Где этот Игорь шляется…»
И. Ворошилову
Где этот Игорь шляется?
Где этот Игорь бродит?
Чего же этот Игорь
Хоть раз а не заходит
Наверное пьёт как прежде
Здоровье может сдало
Итак конец надежде?
Витала брат… витала…
Настенные картины
висят со всех дворов
изображают мины
безжалостных врагов
Ну Игорь Ворошилов —
почти святой чудак
Что рядом с нами жило
Не так давно. на днях?
Искусство брат. искусство
Летало брат оно
невидимое чувству
садилось на вино
Слепая ревность жизни
сгубила эльфа? Нет!
Военнейшей отчизне
от шизиков — привет!
Мы все нестроевые
начальник — Аполлон
И лиры роковые
торчали в небосклон
Ох господин начальник —
ты видишь Игорь кто?
Он трезвый — так молчальник
закутался в пальто
А пьяный Игорь стройно
бормочет и поёт
Годами многослойно
по всей Москве живёт
Ты — общий вдохновитель —
великий Аполлон
скажи же нам учитель
что представляет он?
Картину ли распада?
Несчастий. чепухи?
Иль может так и надо
Нос странный и носки
Танцующие спьяну
какие-то слова
А утром по дивану
каталась голова
О нет! — не по дивану
Лежал он на полу
Российскому смутьяну
не подойти к столу
Ведь он не раболепил
а жил себе. творил
Аптечных злаков не́ пил?
Нет пи́л. конечно пил!
Раскошнейший художник
и милый человек
Целую твою рожу
прости меня навек
Я часто был занудой
нотации читал
Но и Лимонов чуду
всегда служил. бежал
Давай же Игорь с Эдькой
мы встретимся когда
помянем водкой-редькой
прошедшие года
За Стесина-пройдоху!
А тоже наш он — наш!
За Вовку-выпивоху
стихи и карандаш!
Что как не узки годы
вмещают всё ж оне
художников походы
поэтов наравне
Давай же Игорь с Эдькой
расстанемся потом
пожив ещё немного
такими же умрём!
«Прекрасен приезд в сонный город авантюриста…»
Прекрасен приезд в сонный город авантюриста!
Вот он гуляет у единственной гостиницы
А если ещё его фамилия Нечаев или Петров!
Ох и натворит он по чужому паспорту
Ох и наберёт кредитов
наобольщает чужих жён!
При этом во всё пребывание будет прекрасная погода
и облака как на итальянских картинах
в ресторанах икра и балык
И уедет он как по скользкому синему морю
легко и плавно
красивый молодой
выдыхающий энергию кудрявый человек
Нищий
С лицом огромным лося
он ходит да и просит
Чего он просит этот злой мужик?
не денег и не книг
Он пищи и тряпья
за ним его семья
стоит прижавшись кучкой
и каждый грязной ручкой
касается до папы
огромного растяпы
Не мог и жить и воду выливать
пошёл ходить. детей с собой таскать
Едва ли ум за дверцею лица
и вечный шум Садового кольца
осел меж глаз и меж бровей и век
вот те и раз. и это человек?
Но паспорт нам удостоверил
что ране он поля измерил
А надоели как поля
ушёл детьми в пыли юля
«Само написание слов «двадцатое мая»…»
Само написание слов «двадцатое мая»
представляет из себя как бы взрыв
черемухи и сирени. лениво бегущий вдоль парка
трамвай. Вспотевшую маму или жену
едущую с рынка
А сумки полные держала
и необъяснимая моложавость морщин
и клубника земляника пахнущие впереди
«И погода тиховеющая…»
И погода тиховеющая
и большие небеса
Дама в магазин поспеющая
в пол ближайшие часа
И старуха заскорузлая
и ларёчек желтый «Квас»
очереди за арбузами
Всё те Эдик в самый раз
Вот растения осенние
Вот дома из белых плит
Разорвав с родными те́нями
что ж он с родины бежит
В гастроном ходил бы с сумкою
шевелился не спеша
Умный между недоумками?
Ну — молчала бы душа
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Седьмого сборника»(архив Александра Шаталова)
«Объятья скушного Петрова…»
Объятья скушного Петрова
Объятья Вари — Боже мой!
Хотя б скорее полвторого
Тогда пойду и я домой
Мне эти бледные лишаи
На жизни маленькой моей
Не больны. но они мешают
Скорей, скорее из гостей
Здесь болтовня советских зодчих
Художника глухая речь
Здесь каждый высказаться хочет
Но ими можно пренебречь
Они как жатая капуста
Хужее всех простых людей
и мне опять уныло пусто
как было в детстве средь полей
Она. проклятая природа
Грибов обилие. дождей
И слякоть снег. чуть не полгода
и речи жесткие вождей
«Народ не может. он не хочет»
Так мне везде. с утра. чуть свет
Со стенки радио бормочет
Все мои тридцать мои лет
Я усмехаюсь — вот попался
Я — энергичный человек
и в эту слякоть затесался
и в эту лень. Я их навек?
Я самых слабых. слабой группы
Я либералов их поэт?
О встаньте вы — героев трупы
героев прошлого — о нет!
перед глазами вас героев
Я отрекаюсь от того
чтобы писать как для изгоев
так и вождя для самого
«Нескончаемые книжки о людях о простых…»
Нескончаемые книжки о людях о простых
утомили. о как скушно! о как нудно в них!
Заговорщик. император. и дегенерат
много лучше. интересней. я им страшно рад
что-то делают летая. фанатизм горит
и кого-то порицая выстрел прогремит
А в спокойные эпохи пыль да чепуха
Ходят куры. люди плохи. лишь любовь в стога
направляет свою пару. и она дрожа
и ревнивец даже лучше с лезвием ножа
Что Америки романы — бытовая ложь!
Где вы где вы люди странны. Разве что найдёшь!
Даже бунт включён в систему. Господин бунтарь