ь к стене…», «Счас пока Елена ещё спит…», «Ты заслужил Алёнку…» в том же сборнике.
Елена Щапова является лирической героиней поэмы «Автопортрет с Еленой» (1971), идиллии «Золотой век» (1971), текста с комментариями «Мы — национальный герой» (1974), текста «К положению в Нью-Йорке» (1976) и большинства стихов Лимонова из сборника «Мой отрицательный герой» (1976–1982), в числе которых: «Меня подруга нежная убила…», «Когда изящный итальянец…», «В газетах опять о Вьетнаме…» и др.
Судя по всему, о пока ещё неразделённой влюблённости к Елене Щаповой идёт речь в нескольких сочинениях, датируемых уже 1969 годом: например в стихотворении «Любимая Леной любимая…» (см. «Третий сборник» из архива Александра Морозова) и во второй части поэмы «Три длинные песни». На эту мысль наводят строки из поэмы «Автопортрет с Еленой»: «…с Леной я познакомился 6 июня / 1971 года. А перед этим я любил её / знаете как? Не зная её. только по / слухам. И как любил. Но никогда / не пытался встретиться».
30 марта 1975 года в газете «Новое русское слово» Эдуард Лимонов опубликовал с тех пор не переиздававшуюся статью «Что читают в Москве», где одна из главок посвящена Щаповой. Там Лимонов пишет: «Говорят, что красивая женщина не может быть поэтом. Может! Да ещё не только лирическим поэтом может быть, но и на мужские темы может посягать!»
Елена Щапова — главная героиня романа «Это я — Эдичка» (1976), ей посвящены многие страницы «Дневника неудачника» (1977), она героиня рассказов «Дети коменданта» (сборник «Обыкновенные инциденты»), «Великая мать любви» (сборник «Великая мать любви»), «Обыкновенные шпионки» (сборник «Монета Энди Уорхола»). Елена Щапова фигурирует в рассказе «Коньяк “Наполеон”», и ею же, по-видимому, навеян образ Светоносной в рассказе «Замок» (сборник «Коньяк “Наполеон”»).
Стоит заметить, что черты Щаповой носит и главная героиня романа «Палач» (1982) — Наталья (это особенно возмутило, по её собственному признанию, Наталью Медведеву — третью жену Эдуарда Лимонова. Роман «Палач» создавался, когда Лимонов уже жил в браке с Медведевой, но, дав героине романа её имя, описал всё-таки Щапову). Чертами Щаповой также наделён образ одной из главных героинь романа «Последние дни Супермена» (1997) — на сей раз Щапова выведена под именем Евгения.
Кроме того, Елена Щапова упоминается во многих поздних мемуарных и публицистических сочинениях Лимонова, в числе которых «Анатомия героя» (1998), «Книга мёртвых» (2000), «Книга воды» (2002) и др. — вплоть до последней его книги «Старик путешествует» (2020).
Это стихотворение вместе с «Летним днём» было передано Борису Слуцкому, чтобы тот пристроил его в альманах «День поэзии». В архиве С. С. Лесневского (Культурный центр «Дом Станислава Лесневского» в Тараканове) сохранилась машинопись с письменной просьбой Слуцкого: «Уважаемые товарищи Куняев и Вегин! Всячески рекомендую вам (для “Дня”) стихи Эдуарда Лимонова. Ему нужно помочь выбрать, по проделе выбора, думаю, доставит вам живейшее удовольствие. Ваш Борис Слуцкий». Пётр Вегин посмотрел тексты. И строфу, начинающуюся строчкой «Я не забыл своих юности дней / Харьковски-скроенных старых полей», предложил снять. Но при этом отправил машинопись дальше, приписав: «Очень интересный поэт, было бы хорошо его напечатать. Предлагаю два стиха: 1) “Я не забыл своих юности дней”, 2) “Летний день”. Очень прошу поддержать. П. Вегин». Но в итоге в «Дне поэзии» публикация так и не состоялась.
«Радость! О радость познанья! / Я Ливингстона украдкой читал // За англичанином молча шагал / “Бой! повторите заданье!..”» Ливингстон — вероятно, имеется в виду одна из книг шотландского писателя и путешественника Давида Ливингстона (1813–1873) «Путешествие по Замбези и её притокам и открытие озёр Ширва и Ниасса (1858–1864)», написанная совместно с Чарльзом Ливингстоном (М.: Географгиз, 1956), или «Путешествия по Южной Африке (1840–1856)» (М.: Географгиз, 1947). В романе «Подросток Савенко» Лимонов писал: «Можно сказать, что первые четыре года школы до роковых одиннадцати лет Эди-бэби промечтал. Он читал, выписывал и мечтал. Выписывал он многое. Например, из нескольких томов путешествий доктора Ливингстона по Африке Эди мелким почерком исписал восемь (!) 48-страничных тетрадей. На среднем пальце правой руки у Эди появился внушительный мозоль, сам палец искривился, и, хотя мозоль постепенно сократился в размерах, палец остаётся кривым и мозолистым и посейчас. Ночами на его диване Эди-бэби снилось, что он наблюдает солнечное затмение в Африке, в травяной хижине вокруг него разложены никелированные мореходные инструменты для определения местонахождения — широты и долготы, секстан, астролябия и другие, бьёт барабан, и голые туземцы кружатся в соломенных юбочках вокруг изгороди, на колах которой, спокойно моргая глазами, торчат отрубленные человеческие головы».
«А Александры Васильевны гроб / Тихо тогда выносили…» Александра Васильевна Шепельская — см. комментарии к стихотворению «И Вас Васильевна и Вас…».
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Пятого сборника»(архив Александра Шаталова)
В архиве Александра Шаталова содержится ещё 41 стихотворение из «Пятого сборника», не вошедшее в книгу «Русское». Стихи были переданы Александром Шаталовым специально для этого издания и публикуются по машинописной копии.
Иерихонская труба — устоявшееся выражение, обозначающее громкий голос, трубный голос. Восходит к названию города Иерихон, стены которого, по библейской легенде, были разрушены звуком священных труб израильских воинов.
«как Гиппократ сказал “Искусство / врачевания так длинно…” / а что-то коротко…/ Ах жизнь!» — это латинское выражение Vita brevis, ars longa, если дословно, то «Жизнь коротка, искусство [наука] длинно [длинна]», а в привычном русскому уху звучании — «Жизнь коротка, искусство вечно».
«Полезно… подобно воскообразной мумии / привезённой с Востока / доводить себя до отвращения <…> Суламифью…» Суламифь (правильней Суламита, но в русской традиции — Суламифь) — возлюбленная царя Соломона, которая воспевается в «Песне песней»: «“Оглянись, оглянись, Суламита! оглянись, оглянись, — и мы посмотрим на тебя”. Что вам смотреть на Суламиту, как на хоровод Манаимский? О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бёдр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твоё — ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца твои — как два козлёнка, двойни серны…»
«Где же тот мужчина одинокий / Или тот юнец / Что на всех нас поглядевши скажет / Вам конец!» Это риторическое восклицание об отсутствии лидера, богочеловека, за которым можно пойти, встречается у Лимонова не раз. Можно привести хотя бы отрывок из «Дневника неудачника»: «Я никогда не встречал человека, перед которым мог бы стать на колени, поцеловать ему ноги и ниц преклониться. Я бы это сделал, я пошёл бы за ним и служил бы ему. Но нет такого. Все служат. Никто не ведёт. Новой дорогой никто не ведёт. Никого нет на дороге».
«Когда поджёг блестящий Кремль / Приятель мой — Отрепьев Гришка / И взял женой себе в постель / Большую дочь поляка Мнишка». Григорий Отрепьев, мирское имя и отчество — Юрий Богдан́ович (около 1581–1606) — монах, дьяк Чудова монастыря (в московском Кремле). Около 1601 года бежал из монастыря. Выдавал себя за царевича Дмитрия и взошёл на русский престол под именем Дмитрия I. Марина Юрьевна Мнишек (1588–1614) — жена Лжедмитрия I, венчанная с ним в мае 1606 года; затем жена Лжедмитрия II.
«Но в некий час глядя любя / Как ты с полячкою балуешь / Я бы озлился на тебя / Вон как её смешно цалуешь…» В это же время Леонид Губанов пишет большую поэму «Борис Годунов». Она очень популярна в самиздате. Приведём для сравнения оттуда «Откровение псковской колдуньи Марины Мнишек»:
Зачем ты спать ложишься с вором,
зачем ты спать и свечу тушишь?!
Иконы закрываешь дымом
его игры и самозванства.
Зачем ты спать ложишься с вором?
Что, разве кровь тебя не греет?
Иль захотелось постучать
по спинам посохом Ивана?
Реминисценция из стихотворения «Сочинитель бедный, это ты ли…» (1925) С. А. Есенина.
«Вогнуты колена ваших улиц…» — образная генетивная конструкция, восходящая к имажинистам и футуристам. Можно вспомнить: «Жилистые улиц шеи / Жёлтые руки обвили закатов» (А. Б. Мариенгоф) или «И шеи площадей / Ночным ожерельем горят» (В. Хлебников).
«Войдут Мотрич и Лёня Иванов». Мотрич — см. комментарии к стихотворениям «Я люблю ворчливую песенку начальную…» и «Вот порадовался б Мотрич…», а также примечания к «Девяти тетрадям» (том II). Лёня Иванов — приятель харьковского периода, появляется в романе «Молодой негодяй» в связи с созданием псевдонима: «Фамилии Савенко Эдуард не менял. Просто “СС” и ещё несколько ребят — Лёнька Иванов, поэт Мотрич, Толя Мелехов — играли как-то от безделья (сидя у Анны и Эда в комнате) в литературную игру и придумали, что они живут в Харькове начала 20-го века, что они поэты и художники-символисты. И Вагрич Бахчанян предложил, чтобы все придумали себе соответствующие фамилии. Лёнька Иванов назвал себя Одеялов. Мелехов стал Буханкиным. А Эда Бахчанян предложил назвать Лимоновым. <…> Кличка прилипла, и даже Эдом Эдуарда Савенко называют всё реже. Осталось — Лимонов. Вот от Лёньки Иванова Одеялов — отлипло, Мелехова никто не называет Буханкиным, а он — Лимонов»