Полное собрание стихотворений и поэм. Том I — страница 64 из 75

.

В том же «Молодом негодяе» писатель рассказывает, как Леонид Иванов, уже будучи в армии, сумел откосить от службы: «Во время обеда ворвался в кухню, надел котелок с кашей себе на голову, котлетки воткнул под сержантские погоны и в таком виде выбежал в зал столовой… А в другой раз он ворвался в клуб, где солдаты смотрели фильм, и сорвал со стены экран… Но всё это только для того, чтобы свалить домой».

«Войдёт покойный Аркадий Беседин». Аркадий Беседин (1934–1966) — приятель Лимонова харьковского периода, философ, поэт и переводчик (переводил Эдгара По, Киплинга, Саймонса, Рембо и Бодлера). Окончил факультет иностранных языков Харьковского университета (1958). Был влюблён в девушку Ренату Муху, которая вскоре станет известной детской писательницей. Приятельствовал с ленинградским писателем Геннадием Гором. Работал в ОНТИ Харьковского сельскохозяйственного института переводчиком.

В «Молодом негодяе» Лимонов пишет, что смерть Аркадия Беседина стала переломной точкой в жизни харьковской богемы: «Существуют события, которыми вдруг заканчивается одна эпоха и начинается совершенно другая. Смерть переводчика с французского и мало кому известного даже в Харькове поэта Аркадия Беседина дала понять “богеме”, что всё, баста, капут, их времечко кончилось. Теперь “прошу пана до верёвки”, как говорят поляки. Погуляли и будет».

Но, чтобы полностью это понять и увидеть все обстоятельства смерти Беседина, надо обратиться к воспоминаниям Глеба Ходорковского (https://proza.ru/2009/06/16/1246): «С 6 июня по 4 июля 1966 года он должен был быть в отпуске. 4 июня Аркадий пришёл в институт за отпускными деньгами и спускался по лестнице вместе со своим начальником (неким Михайликом Е. Г.), руководителем переводческой группы отдела информации. Какой-то молодой парень привязался к Аркадию, произошла стычка, в ходе которой Аркадий якобы ударил этого человека ножом. Крови никто не видел. Аркадия арестовали. Родители и брат узнали об этом позже. Отец искал его несколько дней, потом, узнав, где он находится, подал заявление и отдал передачу. На заявлении стоит дата — 8 июня. Передачу приняли тогда, когда Аркадий был уже мёртв. 9 июня сообщили, что он умер в следизоляторе на Холодной Горе 8 июня от острой потери крови и поражения сердечной деятельности. Хоронили 10 июня. Гроб открывать родным не разрешили — не сомневаюсь, что он был жестоко избит. Свидетельство о смерти сына родители получили только через полгода — может быть, милиционеры боялись, что родственники через суд потребуют эксгумировать тело».

«Юра Котляр — поговорим о Бодлере!» Юрий Котляр — видимо, ещё один приятель харьковского периода. А разговоры о Бодлере точно были. Приведём небольшой отрывок из «Введения к “Цветам зла”» Бодлера в переводе Аркадия Беседина:

Мы грехами, глупостью и ленью

Растлены до глубины души,

Точно так, как нищих жалят вши,

Нас привычно жалят сожаленья.

Покаянье — лживо, грех — приятен,

Мы охотно сознаёмся в нём

И опять его стезёй идём,

Мня, чтобы очистились от пятен.

В колыбели зла владыка Дьявол

Наши души нежно укачал,

Нашей воли дорогой металл

Этот химик сведущий расплавил.

Нашим сердцем бесы управляют!

В мерзостях ища себе услад,

С каждым днём мы глубже сходим в ад,

Но ни вонь, ни мрак нас не пугают.

«Но иных уж нет / А другие спились…» — восходит к пушкинскому «Евгению Онегину»: «Но те, которым в дружной встрече / Я строфы первые читал… / Иных уж нет, а те далече, / Как Сади некогда сказал». Впервые изречение персидского поэта Сади (между 1200 и 1219–1291 (по другим данным — 1292)) Пушкин поставил эпиграфом к поэме «Бахчисарайский фонтан» (1824): «Многие так же, как и я, посещали сей фонтан; но иных уже нет, другие странствуют далече». Но взял поэт эти строчки не напрямую из поэмы «Бустан» (она тогда не была переведена), а из поэмы «Лалла Рук» Томаса Мура (1779–1852), где Сади цитируется.

«Только Бах со мной…» — имеется в виду Вагрич Акопович Бахчанян (1938–2009) — художник, литератор-концептуалист, друг Лимонова с юношеских лет. Упомянут также в стихотворении «Мать Косыгина жила / может быть и живёт / в Харькове…» из «Седьмого сборника», в идиллии «Золотой век», в текстах «Мы — национальный герой» и «К положению в Нью-Йорке», во многих публицистических и мемуарных сочинениях Лимонова.

Бахчанян сделал обложку к роману Эдуарда Лимонова «У нас была великая эпоха» (М.: Глагол, 1992).

Важный факт: именно Бахчанян придумал псевдоним «Лимонов».

30 марта 1975 года в газете «Новое русское слово» Эдуард Лимонов опубликовал с тех пор не переиздававшуюся статью «Что читают в Москве», где одна из главок посвящена Бахчаняну: «Вместе мы приехали из Харькова в Москву, поселились, не спрашивая никакой прописки, жили в трущобах. <…> В Харькове работал художником (оформителем на заводе “Поршень”). Помню показательный суд харьковского КГБ над “абстракционистом” Бахчаняном на этом заводе. Принудительно развешенные картины. “Бахчанян, это у вас изображена женщина-мать? Разве такие наши советские женщины-матери?”».

Интересны позднейшие высказывания Лимонова о Бахчаняне: «…Бахчанян до сих пор жив. Седой как лунь, он пользуется неизменным почтением со стороны эмигрантов старой школы. Думаю, он добился бы куда большего, если бы остался в России или хотя бы вовремя реэмигрировал из Америки опять в Россию. О Бахча-няне, человеке талантливом, когда-то блестящем и остроумном, можно было бы написать целую книгу под названием ”Как зарыть талант свой в землю”, да мне не до этого. Я честно восхищался им, когда он заслуживал этого, но сейчас, когда он выцвел и слился с фоном, не восхищаюсь. В одном из недавних своих интервью он рассказал публике, как спас молодого Лимонова от пьянства. От пьянства никого спасти невозможно, и его влияние на меня было минимальным, так что пусть не сочиняет. Проблем с алкоголем у меня никогда не было, а если бы были, публике стало бы известно, я бы их обязательно использовал в творчестве». «Книга мёртвых-2. Некрологи», очерк «Конь Жукова» — о скульпторе Вячеславе Клыкове.

«Что и стоит делать под этим серым небом…»

«Бывают дни когда вспомнишь и Савельева / и Чулкова и кого угодно…» Учитывая тематику стихотворения, можно предположить, что имеются в виду Николай Савельев и Михаил Чулков. Николай Васильевич Савельев-Ростиславич (1815–1854) — русский публицист, автор работ по истории и этнографии славян. Среди его работ «Славянский сборник» (1845), «Дмитрий Иоаннович Донской, первоначальник русской славы» (1837), «Древний и нынешний Переяславль-Залесский в историческом и статистическом отношениях» (СПб., 1848) и т. д. Михаил Дмитриевич Чулков (1744–1792) — русский писатель, этнограф и фольклорист, издатель, историк. Автор «Краткого мифологического лексикона», «Словаря русский суеверий» и т. д.

«Пейзаж» («Листья листья листья листья…»)

Сравните поэтику этого стихотворения Лимонова с поэтикой Всеволода Некрасова: «Дождь и дождь / И дождь / И дождь // И дождь идёт / Идёт / Идёт // И дождь / Идёт // Капля / Кап // Лист об лист / Шлёп-пошлёп».

«И там где садик Лежардэн…»

Лежардэн (Les Jardins d’Etretat) — сад в городе Этрета на севере Франции, разбит на несколько частей, разных по тематике, но объединённых общим источником вдохновения — Нормандией, её историей и пейзажами, а обставленный современным искусством. «Тургенев твой смешной и глупый…» — отношение Лимонова к классику русской прозы менялось: в зрелые годы, перечитав «Отцы и дети», он с интересом отнёсся к фигуре главного героя романа — нигилиста Евгения Базарова.

«Азия. Кремль. Милиция…»

«Приплясывающий или / сгорбленный Щапов за / работой. Елена в белом / вздутом платье». Виктор Авраамович Щапов (1927–?) — советский художник-график, иллюстратор, плакатист; член Союза художников СССР; первый муж Елены Щаповой.

«Никто не идёт за мной ночью домой…»

«Во имя чего это жить говорю? / Во имя Кулигина жить? / Когда Кулигин был во хмелю / Он не мог ничего простить». Анатолий Кулигин — знакомый Лимонова харьковского периода. Если судить по книге «Молодой негодяй», это этот человек стал своего рода антиподом для автора, который, пускаясь в размышления о творчестве и амбициях, выписывал следующий портрет: «Кулигин… человек в очках, человек с книгой… Умный Толик, остроумный Толик, всё знающий Толик, обаятельный Толик… На одно отрицательное качество в Кулигине — он много пил — казалось, все остальные девяносто девять были исключительно положительные. <…> Окружающие всегда считали его необыкновенно талантливым, одарённым, подающим надежды. Его письма и несколько рассказов, которые Анна некогда показывала Эду, действительно изобиловали интересными наблюдениями, были написаны внятным хорошим слогом. <…> Однако и рассказы, и письма относились ещё к тому, без Эда, прошлому Кулигина и Анны. Уже давно Кулигин не пишет даже писем. Он всё больше пьёт и читает книги. Читает как маньяк! Почему Кулигин не развил свой талант? А чёрт его знает! Может быть, в нём нет тщеславия? Нет мотора, который заставляет человека стараться изо всех сил писать интереснее всех, забраться на самую высокую гору? Кулигин милый, но, кажется, он ничего не хочет, кроме портвейна, спокойствия и книг. <…> У Кулигина нет амбиций? Очевидно, нет. А у него, Эда, есть амбиции? Есть».

«Ты заслужил Алёнку…»

«Ты же весь слабый тендитный…» Тендитный — нежный.

Не включённое в сборники

В этот раздел входят стихотворения, опубликованные в газете «За доблестный труд» (№ 5, 1971 год). Это единственная публикация стихов Лимонова в советской прессе. В подборку было включено девять стихотворений: семь приведённых в этом разделе, а также стихотворение «Я люблю ворчливую песенку начальную…» из сборника «Прогулки Валентина» и «Гигантски мыслящая кошка» из «Третьего сборника» (с изменённой первой строкой: