Нацелены в сияющую грудь
Хотелось запыхаться среди бега
И воздух отуманенный вдохнуть
Пусть иглами холодными охватит
Седая грусть меня
И девушки — на каждой только платье —
Мучительно и мстительно манят…
«А потом мои сборники…»
А потом мои сборники
Раскупают с прилавков
А потом поговорками
Мои станут слова
Но простите я кажется
Отвлёкся от главной
И от будущей славы
Дрожит голова…
Где-то синие дали огнями вспыхнут
Разорваны и подожжены…
«Брось жеманиться…»
Брось жеманиться
Брось плакать
Где-то в оголтелых маках
Людям снится май…
И в оплёванных курильнях
В темноте досок…
Кто-то понял все усилья
Ни к чему не приведут…
У кого-то опустели
Тёмные зрачки…
И безудержно и больно
А потом тепло…
А потом приходят руки
Гладят и поют
Спи — твои земные муки
От тебя уйдут…
Расцветёт спокойный лотос
Станет божий храм…
Ты возьмёшь свой посох
Подойдёшь к дверям
И откроют эти двери
Музыка польётся…
Заходи в курильню…
Веришь — счастье попадётся
«Когда ночами белые лилии…»
Когда ночами белые лилии
Распускаются в диких прудах
Мы не видим, мы спим и сопим
Со слюной на припухлых губах
Когда самые тайные вещи
Происходят на нашей земле
Или водку противную хлещем
Или дремлем на женском тепле…
Пропускаем и глуше и глуше
Шум листвы… многих листьев слова…
И сильней одинокие души
Молчаливая темень трава…
Упади в неё с головою
Упади чтоб не встать никогда
Я сейчас
Ты — большая моя беда
Ты моя неизвестная сказка
Рассказанная без меня
«Чужое горе с поднятой рукой…»
Чужое горе с поднятой рукой
Кричит мне стой
Кричит мне хрипло стой…
Ну помоги ну обними меня
И ласки дай хотя б немного ласки
И сказку расскажи мне у огня
Ведь ты умеешь делать эти сказки
Неужто я пройду, пройду — не оглянусь
И буду зря хранить мои слова…
А где-то грусть, тупая, злая грусть…
Туманно упадёт на острова…
Всех жителей сметёт в одно…
В пустую злую массу
Ну неужели людям всё равно
Что я живу, что я умру, что счастлив
И мне не быть убитым
«Тусклая погода……»
Тусклая погода…
Хочется заснуть…
Туманное тело одето в цветы
И медленно взором туманным
Проводишь тревожно по лицам ты
По лицам чужим и пьяным
Сколько ни плачь — они не поймут
Каждый занят своим…
Для них — чужая грусть
Только в глаза едкий дым…
«Пускай таится грусть во взгляде…»
Пускай таится грусть во взгляде
Но ты люби меня, люби
Ведь я терплю страданья ради
Блаженства и любви
Порой мне грустно потому
Что в этом мире злом и диком
Ты всё принадлежишь ему
Тревожно-белая гвоздика
«Глазастые разгаданные люди…»
Глазастые разгаданные люди
Поймёте ли вы горькое безумье
Безумье отрешённого от шума
Усталость отошедшего от света…
И видящего лица голубые
Да мёрзлые прожилки у висков…
Весь взбудоражен мир
Им только это…
Стоящим и смотрящим в непогоду
Им только это, а
За ночь до той пули
Которая убьёт и искалечит
И дождь тоскливый сразу оборвёт
Ах остановитесь на земле другие
По вечерам, в последние минуты
Перед закрытьем жарких магазинов
Смотрите в зеркала
Там в глубине их
Проходят люди серые, как воздух
Как капли
Из которых состоит
Весь этот дождь
Весь этот мир нелепый
Скрипенье тормозов
И скрипом туфель
И хлюпаньем по чёрным этим лужам
Залысинам, проборам и вискам
Наш мир пропах как сточная канава
Как не прошитые вставные зубы
Как запах человечьего нутра…
Пусть проплывают смокинги и фраки
И пиджаки в отчаянную клетку
И рожи, рожи бледные и злые
Остервенелых и тупых мужчин
Вы где?.. Вы где?..
На Севере живёте
Мороженую рыбу вы жуёте…
И почему у вас в почёте
Английский сплин…
«Частица байроновской тени…»
Частица байроновской тени
Его усталый жест
Осталось в мире Чайльд-Гарольдом
Закутавшись бродить…
Тревожно встретить ночь глухую
Двадцатый век
И в полосах дождя…
Стою бессмысленно ревную
Ко всем живущим я тебя…
«Что может быть интересного после двадцати……»
Что может быть интересного после двадцати…
Уже нельзя на улицах орать
Так чтобы все глазели — танцевать
Уже нельзя тебя за шею взяв…
Всё выступать и пить и обниматься
Прошла пора… Обязывает время
Ходить и скучным быть
И всё в стихи…
И в степи уводить грузовики…
«Кого винить что выбор этот сделан…»
Кого винить что выбор этот сделан
Давно нетерпеливыми руками
Я обнял тонкость твоей шеи белой
И отошёл тяжёлыми шагами
И страшно расставаться…
Слушай, слушай
Я испытал счастливые минуты
Когда ты ела и пила я видел
И улыбался зеркалу в глаза
Мы ведь с тобою вместе промотались
Мои неповторимые мгновенья
Мои дожди, мою святую грусть
Жизнь это может быть прикосновенье
И боль стесняющая грудь
«Когда жизнь испробована по-всякому…»
Когда жизнь испробована по-всякому
И отмечена множеством лиц
Когда устало и безразлично
Поймёшь что ничего уже не будет
Да и не было…
Ты только шёл к миражу
А он отодвигался в степи белые
И продолжался светить как абажур…
То женщиной он становился неразгаданной
И ждущей и жалеющей меня
А то желаньем славы и стихами
И колыханьем смутного огня…
Там на скале все ночи жгут костры
Какие-то туманные и ласковые
И обещают мне конец игры
И вой толпы и крики лебедей
«В бедной гостинице…»
В бедной гостинице
На бедном столе
Робко лежит твоё бедное письмо
Ты сообщаешь вполголоса мне
Что я б приехать мог…
И встают как светлые копья дождя
Как солома ветряных крыш
Твоя застенчивость, улыбка твоя
Твоя глубочайшая тишь…
Ты терпеливо меня подождёшь
Даже может быть год…
И с другими не пройдёшь
Под сводами тёмных ворот
«Я на серые скалы зелёной земли…»
Я на серые скалы зелёной земли
Взбирался кровавя руки…
Чтоб посмотреть с высоты
На наше дымное море…
На шхуну с грузом сигар…
На крест опечаленных мачт…
И на следы ваших чар
Женщина — мой палач
Это ради вас
В пористой чужой стране
Играю отчаянный вальс
На единственной целой струне
А пароходы растут
К берегу приближаясь
И пароходы ждут…
От самого провожания
Давно уже, так давно…
Мелькала в горсти вода…
И было совсем темно
И мерно дымили суда
И дни чужой болтовни
Ты руки ко мне не тяни
Всё ведь тоска… тоска
«Утром выйдя из кельи…»
Утром выйдя из кельи
Пропитанной запахом воска
И дымом сгоревших свечей
И телом отживших людей
Я — нищий увижу город…
Луну, что почти стушевалась
И голос далёкий далёкий
Который почти умолк
Судьба состоит из годов
Из дней и событий…
Просиженных в молчанье часов…
Лицо подперев рукой…
Из часов проведённых с друзьями
В пустой болтовне
И ещё когда твои руки
Тянутся долго ко мне…
Вот они дотянулись
И изогнуты плавно как лебеди
Лица моего коснулись
«Какая разница в каком я веке жил…»
Какая разница в каком я веке жил
Какие мимо проходили дни
Я всё равно тебя любил…
И удивлялся солнцу и песку
Но пыл прозрачных голубых созданий
Соборов и церквей высоко вверх
А я один, осталась ты меж зданий
С тобой чужой сутулый человек…
Я понимаю, что другие тоже
Имеют право на ласку и на боль…
Но почему их множества
Слоняются с тобой
«Где-то, где гавани имеют…»
Где-то, где гавани имеют
Странные названия
Из одних округленных губ…
Обитают мои желанья
Загорелые люди ворочают
Вёслами в синих баркасах
Все наши глухие пророчества
Одна тёмно-бурая масса
«Я буду чёрным чёрным нелюдимым…»
Я буду чёрным чёрным нелюдимым
И жизнь чужая — парус мчится мимо
Не соизволя даже замечать
Другие вдаль уйдут расправив плечи
Другие — здесь построят города