ости взяточничество в судах.
Сатирик рисует необычайно конкретную и жизненно-типическую картину тогдашних порядков в судах и «приказах»:
А здесь судья и с ним все писчики берут,
И до последнего с судьею все воруют,
И даже сторожа и те с судьей плутуют.
Зайди в такой приказ: во фрунте все стоят
И с челобитчиков лишь взятки драть глядят;
И посторонние, которые случатся,
Так и у тех просить на водку не стыдятся;
Не смеешь ведь в карман и за платком сходить, —
Уж думают тотчас на водку получить;
Как звери алчные, поводят все глазами,
Обстав кругом тебя с готовыми руками,
И, словом, не на суд сей суд — на торг похож.
Кто был в таких судах, конечно, скажет то ж.
Убедительно звучит вывод сатирика о практической невозможности найти правосудие, защиту закона в таком суде:
Скажите, можно ли добра там ожидать,
Где на беспутствах всё пекутся основать?
Когда судья иль плут, или невежа сущий,
И тем или другим к несчастью вас ведущий,
Когда такой судья судити посажен
И быть хранителем законов наречен.
Совершенно очевидно, что в сатире речь идет не об одних только судах. Недаром Хемницер добавляет, что само правительство бессильно бороться с множеством злоупотреблений, встречавшихся буквально на каждом шагу. Подробно перечисляя бесчестные плутни, которые творятся кругом, он приходит к грустному выводу, что одной сатирой горю не поможешь:
Вор прежде воровал и после будет красть, —
Врожденная ничем неистребима страсть.
Сатирствуй на него, его тем не исправишь
И на хороший путь с худого не направишь.
Хоть сколько про него ни станешь говорить,
Он будет всё-таки по-своему творить.
В сатирах и сатирических одах Хемницер значительно чаще, чем Кантемир и Сумароков, обращается к изображению конкретных отрицательных сторон существующего порядка. В отличие от своих предшественников, прежде всего Сумарокова, поэт отказывается от сатирического гротеска, гиперболизма, вразрез с канонами классицизма он расширяет жанровые рамки сатирического послания и «оды», превращая их в своеобразный сатирический «панегирик», иронически «восхваляющий» пороки и недостатки. Кроме того, Хемницер вводит в свои сатиры дидактико-воспитательный элемент, педагогические рассуждения, дополняя бытовые зарисовки, столь характерные для Сумарокова, моральным поучением, основанным на этической и философской оценке явлений.
В сатирах Хемницер смело выступает не только против взяточничества и круговой поруки чиновников и судейских, но и против аристократического чванства и несправедливости общественных отношений, основанных на преимуществах знатности и богатства. Интересна позиция, занятая Хемницером в полемике о сатире «на лица», которая начата была еще Н. И. Новиковым в «Трутне». Новиков настаивал на сатире «личной», обличавшей определенных, конкретных носителей зла. Хемницер считал слабой стороной такой сатиры недостаточную ее обобщенность. В «Письме к г. К<апнисту>, сочинителю Сатиры I», полемизируя с Капнистом, он подчеркивает, что сатира должна быть обращена к типическим явлениям, обобщать их:
Я тоже говорю, что в этом ты не прав.
Ты, вором Вредова в сатире въявь назвав,
Ему назвать других воров чрез то мешаешь
И способов его чрез это всех лишаешь,
Чтоб собственный порок на ближнего сложить
И многих и других с собою обличить...
...Тот, кто сатирою порочных осмехает,
Не называя въявь, число их умножает:
Всяк на свой счет тогда насмешку ту берет,
Кто внутренне себя виновным признает.
Вместе с тем Хемницер прямо высказывает свои опасения за судьбу того сатирика, который борется за правду:
Кто правду говорит — злодеев наживает
И, за порок браня, сам браненым бывает.
Кто, говорят, ему такое право дал,
Чтоб он сатирою своею нас марал?
Одна из лучших сатир Хемницера — «Ода на подьячих» — по сатирической резкости и силе негодования приобретает социально-обобщенный характер, дает широкую картину всего общественного строя. Являясь по форме «одой», «панегириком» подьячим за их плутни и корыстолюбие, на деле сатира осмеивает и подьячих, и всех тех, кто прибегает к ним в своих нечистых проделках:
Когда кто в плутнях обличится,
За кои самый кнут грозит,
С подьячим должно подружиться:
Он плутни в честность превратит;
Он по указам обвиняет
И по указам оправдает:
Что криво — назовет прямым,
Что прямо — назовет кривым.
Таким образом, Хемницер показывает, что в плутнях и взяточничестве подьячих виновато общество, их окружающее, поощряющее их к преступлениям.
В творчестве Хемницера сказались новые идейные веяния его эпохи. Ни происхождением, ни воспитанием он не был связан с дворянско-помещичьим кругом, из которого преимущественно выходили тогдашние писатели. Интеллигент-«разночинец» XVIII века, он являлся одним из ранних представителей возникающих буржуазных отношений.
Занятия точными науками, геологией, физикой способствовали выработке материалистических основ философских воззрений Хемницера. Характерно, что в ряде своих од и размышлений в стихах он обращается к науке, продолжая ломоносовскую традицию, говорит о том круговороте природы, который свидетельствует об относительной ценности вещей, кажущихся богатым и знатным незыблемыми. Так, в рассуждении «О перемене» он заявляет:
Всё подвластно перемене, что на свете сем ни есть:
Знатность, слава и богатство, жизнь, имение и честь,
И на что мы ни взираем,
Перемену примечаем.
Для человека подобного строя мыслей, естественно, неприемлемы были ни религиозно-церковная мораль, ни лицемерное преклонение перед властью и золотом.
Выступая сторонником сословного равенства, Хемницер выдвигал требование установления ценности человека по его личным достоинствам, безотносительно к его сословному положению или чину. Это требование проходит через все его произведения. В наброске сатиры о разуме он писал:
По мненью многих, ум лишь в деньгах состоит.
Другой мнит: «Я умен затем, что чин имею», говорит.
А я так о уме не тако понимаю,
И только то себе я правилом считаю:
Глупец — глупец, хоть будь в парче он золотой,
А кто умен — умен в рогоже и простой.
В сатире «На суету мира», обращенной к Н. А. Львову, Хемницер вновь подробно развивает это требование равенства, уважения к человеку, сурово осуждая привилегии, которые основаны на происхождении и чинах:
Потребны ли чины, богатство и порода,
Чтоб отличить себя от низкого народа?
Мне кажется, благородство не в титлах состоит,
А истинный его в достоинствах вид.
Нередко подлеца находим под звездой,
А благородный дух в одежде лишь простой.
Богатство и знатность чаще всего развращают человека — таков вывод сатирика.
Хемницер отвергает ту социальную механику, которая дает все блага в руки знатных и богатых: «И быть других рабов рабами заставляет».
Правители земель хитростию превзошли
И способ, как людей уловлять, нашли.
Издревле ценными дарами награждали,
Потом уж лентами людей прельщать уж стали.
Хемницер продолжает многие мотивы и принципы сатир Сумарокова, но он демократичнее последнего. Как и в баснях, в сатирах Хемницер прежде всего нападает на знатных и богатых, на привилегированные дворянско-бюрократические верхи.
Наряду с сатирами и баснями заметное место в творческом наследии Хемницера занимают эпиграммы.[1] По большей части они имеют литературно-полемический характер, способствуя тем самым уяснению литературных позиций Хемницера. Таковы эпиграммы на А. С. Хвостова, в которых этот малоизвестный литератор неоднократно зло высмеивается за ограниченность своих литературных взглядов. Хвостов являлся правоверным сторонником классицизма и выступал против «новшеств» поэтов державинского кружка, в том числе и против Хемницера. В особенности интересна и важна для понимания литературных взглядов Хемницера одна из эпиграмм, в которой он нападает на Хвостова за недооценку фонвизинского «Послания к слугам моим» — одного из наиболее смелых образцов сатиры конца XVIII века.
Обращение Хемницера к сатирическим жанрам (сатирическим одам, посланиям, эпиграммам) способствовало и его работе как баснописца. Уже в сатирах определились основные объекты его будущих басен, наметились характерные особенности их языка и стиля.
В историю русской литературы Хемницер вошел прежде всего как баснописец, как непосредственный предшественник Крылова. В создании русской басни ему принадлежит видная и почетная роль.
Журнал «Сын отечества» в начале XIX века на первое место и перечне лучших русских баснописцев помещает Хемницера: «Русская поэзия весьма богата сочинениями басен или притчей: Хемницер, Дмитриев, Крылов и многие другие смело могут стать наряду с лучшими баснописцами других земель».[1] Популярность басен Хемницера в первой половине ХIХ века была настолько велика, что даже слава Крылова не заслонила их в глазах читателей этой пиры. В развитии русской басни Хемницер явился своего рода переходным звеном от «притч» Сумарокова с их натуралистически-гротескными приемами — к басням Крылова, знаменовавшим победу реалистического начала в басенном жанре.