Лес
1
Доложив в областное управление НКВД о гибели начальника Сатановского отдела, начальник милиции Андрей Левченко признался себе: это максимум того, что смог сделать.
Как действовать дальше — понятия не имел. Вообще предположил: могут отстранить. Даже посадить. Причину найдут. Потому что представил реакцию областного руководства на причину смерти капитана Виктора Сомова.
Перегрызенное горло.
Левченко не нужен был рядом компетентный доктор Нещерет, чтобы с первого взгляда узнать тот самый почерк.
Тело нашли в кустах. Обнаружил Володька, местный пастушок, сирота, которому еще с лета доверили пасти коров, которые чудом пережили оккупацию. За это парнишке давали молока и хлеба, по очереди кормили. Володька принимал все с молчаливой благодарностью, говорил мало, и, когда Андрей как-то встретил его впервые, решил — немой. Ему объяснили: когда прошлой осенью тут началась карательная операция, парень едва успел убежать в лес. Сам видел из укрытия, как убивали маму и бабушку. На короткое время речь действительно отобрало. Потом умение говорить вернулось, но желания особого не было.
Но все равно кровавое зрелище в кустах неподалеку от уличной грунтовки стало для пастушка шоком не меньшим, чем гибель родных. Люди, чьи дома стояли неподалеку, слышали даже сквозь закрытые окна пронзительный крик ужаса.
Именно крик парнишки выгнал их во двор ранним утром.
Так что, когда Левченко поднял дежурный и он вместе с ним примчал на мотоцикле на место, вокруг бездыханного тела Сомова толпились испуганные граждане. Следовательно, если тут и были какие-то следы, их успели затоптать.
Конечно, потом подоспел Антон Саввич. Сам Андрей в приказном порядке велел присутствующим разойтись: тем, у кого нет работы, — находиться дома, тем же, у кого она есть, — быть на рабочих местах. Посчитал своей обязанностью добавить: всякий, кто будет распространять слухи, станет подельником преступников, за что законы военного времени предусматривают максимально суровые наказания.
Конечно, не напугал. Понимал, что это рты не закроет, не зашьет, тем более не разведет своим приказом людей по норам, чтобы сидели, не рыпались и боялись себе в одиночестве. Слухи распространятся по Сатанову достаточно быстро.
И главным будет даже не внезапная смерть начальника местного НКВД.
Хищник-убийца, кем бы он там ни был — безумным человеком, гигантским бешеным волком или мифическим оборотнем, — теперь уже не подстерегает своих жертв в лесу. Не стережет их на околицах. Он глухой ночью запросто гуляет по улицам Сатанова, подыскивая себе новую жертву. Нынче это капитан Сомов. Следующей жертвой может стать всякий, кто видел его окровавленный труп. А потом, если все спрячутся по хатам, закроются изнутри и будут сидеть, как мыши, зверь не остановится.
Полноправный властелин мрака сам придет в каждый дом.
Так поселок уверенно и неумолимо окутывал страх — среди бела дня.
— Как думаете, Андрей, чего ждать дальше? — спросил Нещерет, когда тело Сомова положили в морг рядом со вчерашними трупами, и добавил: — Ирония судьбы, согласитесь.
— Вы о чем?
— Уголовные преступники лежат рядом с офицером НКВД.
— Не вижу иронии. Перед смертью все равны. Это только подтверждает известную истину. А вот чего ожидать… Какой ответ вас интересует, Саввич?
— Желательно правдивый.
— Я не собираюсь врать. Тем более вам. И вы, и я слишком много знаем о том, скажем так, кого люди считают бешеным зверем. Но из-за нападения на Сомова вариантов ближайшего развития событий возникает аж… несколько. Ни один вас не утешит.
— А вас?
— Да и меня. Попробую объяснить, Саввич. До сих пор, пусть это прозвучит неправильно и цинично, жертвы этих нападений в действительности мало кого интересовали. Даже Люба, ваша медсестра, — кто она? Мы с вами ее знали, уважали, говорили с ней. Девушка могла поплакать, вспомнив какое-то свое горе, смеялась над чьими-то шутками. Была живой, веселой, грустной, имела свои радости, трудности, хлопоты, — но все равно ее внезапная смерть никого не зацепила, не встревожила, не поразила.
— Меня поразила, Андрей, — спокойно отметил Нещерет. — Не только меня, Полину Стефановну тоже. Вы же видели, на похоронах были люди.
— Я тоже проникся, Саввич! — воскликнул Левченко. — Не хотите вы меня понимать! Гибель Любы, как и нападения неизвестного с острыми зубами на других, — горе, трагедия. Но… как бы это объяснить лучше… наша внутренняя. За границами Сатанова по Любе никто не заплачет. Люди пережили немцев, идет война. Население убивали по любому поводу и просто так, без повода. Для развлечения и забавы. И еще вам напомню, — Андрей понизил голос, — до войны. Не так уж и давно это было, а кажется — целую жизнь тому назад. Так вот, до войны разве мало народу исчезало? За человеком приходили глухой ночью. Сажали в черную машину, везли в никуда. И родным очень везло, если они узнавали потом, куда можно писать письма.
— Я мог бы рассказать вам много подобных историй, — сдержанно произнес Антон Саввич. — Но давайте договоримся: знаем, о чем говорим. Ограничимся намеками. Ближе к нашим делам, пожалуйста. Они меня больше волнуют.
Андрей кивнул, сосредоточился на насущном.
— Значит, повторю в последний раз, больше не буду. Смерть обычного человека, в наших условиях, да еще и помноженных на военное время, не вызовет никакой реакции. Хоть молодая женщина, хоть старый дед. Волк ли убивает, человек ли с вавкой в голове — без разницы. Разбираться с этим, искать убийцу, кем бы он ни оказался, — мое, начальника милиции, дело. Даже если придется организовать облаву на зверя — тоже я должен командовать. Служебная обязанность, я за это рабочую карточку получаю, паек усиленный. Даже загрызенные бандиты не так важны. Вот тут точно не имеет значения, кто с ними расправился. Идентифицируют, закроют дело, закопают где-то в общую могилу, хоть на здешнем тюремном кладбище, — все, забыли. Внезапная гибель офицера НКВД — это, товарищ Нещерет, намного серьезнее. Особенно, и я подчеркиваю это, во время войны. Объяснить подробнее или сами уже поняли?
— Валяйте, Андрей, объясняйте. Потому что я не уверен, что понял верно.
— Извольте, как говорят буржуи в кино. Сегодня, уже к вечеру, в Сатанове будет офицер из областного управления НКВД с широкими полномочиями. Будет держать прямую связь с Киевом. Но считайте, что указания будут приходить из Москвы. Кто будет их передавать, Киев или Лубянская площадь, не имеет значения, согласитесь. Стоит озаботиться другим: в нашем поселке и без того покой людям только снится. А с этих пор о нем вообще лучше забыть на время, пока тут товарищи чекисты не прочешут все густым гребешком. Выявят с десяток скрытых врагов, чтобы не ехать с пустыми руками. И оставят после себя вместо Сомова другого. Который может стать, если уж откровенный разговор у нас пошел, намного хуже, чем наш загрызенный капитан. Так сожмет кулак — полетят, как в той народной сказке, клочки по закоулкам. При том что настоящего убийцу Сомова никто не найдет.
— Откуда такая уверенность, Андрей?
— Потому что органы государственной безопасности, Саввич, особенно во время войны, работают не для выявления реальных врагов. Хотя это тоже есть, спорить не буду. Но для НКВД заботиться о безопасности государства означает заставлять граждан этого государства сидеть тихо, как мыши. Говорить то, что нужно. И только тогда, когда прикажут. Без этого все рассыплется.
— Вы говорите не очень приятные вещи. Страшные…
— Ничего. Я уже убедился — вам можно доверять.
— А вдруг нет?
— Значит, специальная группа из области прибудет сюда недаром. Сообщите им как минимум про одного неблагонадежного. Глядишь, на меня все и повесят, никого больше не будут трогать.
Привычно перетаптываясь, Нещерет передвинулся немного в сторону, вздохнул:
— Ваша так называемая фронда, Андрей, со стороны выглядит достаточно забавно. Вы же прекрасно понимаете: никуда я на вас жаловаться не пойду, никаких сигналов органы от меня не получат. Просто… как бы так правильнее сказать…
— Давайте как есть.
— Вы только теперь проявились. Полностью раскрылись, до конца. Или почти до конца. Почему? Что вас раньше сдерживало?
— На это вы сами можете ответить.
— Верно, — легко согласился доктор. — Иначе спрошу. Вы с кем-то были раньше вот так откровенны?
Левченко скривил уголок рта.
— Даже с собой такого себе не позволял, Саввич. — Сейчас он немного лукавил, но решил простить себе, продолжал: — И не позволил бы еще долго. Война. Те, кто был на фронте, на передке, в окопах, хорошо видели, кто стоял за спинами. Стоял — не совсем правильное слово. Прятался, вот как надо. Особистов там не любят. И бывают моменты, когда это не очень-то и скрывается. Они мстительные, злобные, рано или поздно все равно найдут способ свести счеты. Знаю несколько случаев, когда коллеги товарища Сомова втихую стреляли в спину не только сержантам, но и офицерам. Всегда можно списать на вражескую пулю. Несмотря на это я достаточно четко себе представляю последствия внезапной смерти именно офицера НКВД. Ни за кого в нашей стране власть так активно не заступится.
— Осторожно с вами соглашусь, — кивнул Нещерет. — Но давайте закончим. Вы упомянули, что есть несколько вариантов развития событий в Сатанове. Описали самый худший, или я ошибаюсь?
— Нет, к сожалению. Все это нас ожидает в случае запуска карательной машины по полной.
— Каким может быть другой вариант? Не такой неприятный для всех нас?
— Найти убийцу. Настоящего. И чем быстрее, тем лучше. Кем бы он ни оказался в результате, где бы он ни прятался.
Андрей сам не поверил, как просто и непринужденно все это произнес.
— И все? — переспросил Нещерет, тоже удивленный таким решением.
— Разве еще что-то нужно?
— И то верно… Вы знаете, где его искать?
— Антон Саввич, дорогой вы мой! Я даже понятия не имею, кого искать…
2
Нужно побыть одному.
Другого подходящего для этого места, кроме остатков старых ворот, Левченко себе не представлял. Правда, в свете последних событий отсутствие начальника милиции на рабочем месте, в управлении, в небольшом, не очень уютном, но отдельном кабинете, выглядело как минимум странным. Если вообще не подозрительным. Но Андрею не хотелось забивать голову подобными вещами. Сейчас нужно максимально сосредоточиться, связывая в кучу нити, уже сплетенные в его голове за эти дни.
Так что Левченко отдал подчиненным распоряжения, которые считал необходимыми. А именно — загрузил личный состав по уши дурной работой. Велел поделить между собой дома в радиусе двухсот метров от места, где нашли труп Сомова, и обходить людей по очереди. Ставя важные и бессмысленные одновременно вопросы: кто что видел или слышал прошлой ночью. Результат обхода знал наперед, но должен был занять милиционеров — чем-то правильным, кропотливым и напрасным одновременно. Пока сатановская милиция будет топтаться на месте, имитируя бурную деятельность, сам начальник может себе позволить уединиться.
Если он правильно просчитал, активные действия станут ограниченными с того момента, как его территорию займет десант из НКВД области. И возьмет инициативу в свои справедливо карающие руки. А отдавать им инициативу не хотелось. Ведь, как уже прогнозировал Левченко, без виновных не обойдется. И если не выйдут на реальный след, то работники органов государственной безопасности найдут тот, который их больше всего устроит ради подтверждения эффективности собственной работы.
Загнав мотоцикл под ворота, чтобы его не сразу можно было увидеть с дороги, Андрей зашел под прикрытие стен, присел, упершись спиной в камень. Деловито примостил на колени планшет. Вытащил оттуда лист бумаги, карандаш. Прищурился, ловя мысль.
Значит, так: зверь или человек?
Волк — или человек?
Зародилось смутное подозрение: нападать и безжалостно убивать теоретически могла даже женщина. Однако отодвинул предположение подальше, до крайней надобности. Постучал тупым кончиком карандаша по поверхности планшета.
Чей-то дьявольски жестокий план — или все-таки оборотни существуют…
В пользу этого фантастического допущения — слюна, которая, с выводами сразу от двух специалистов, может с одинаковым успехом принадлежать и человеку, и животному. Также остатки волчьей шерсти на кустах, сквозь которые ломился, убегая под защиту леса, страшный убийца. Наконец — способ лишения жизни: разорванное, скорее всего перегрызенное горло.
На секундочку, товарищи, у девятерых взрослых людей.
Четверо из которых — здоровые сильные мужчины, способные защитить себя. Ладно, пусть трое, раненый не считается. Но от этого не легче: кто-то же справился в лесной темноте с двумя головорезами, а буквально через сутки — с опытным и вооруженным капитаном НКВД.
Левченко задумчиво стучал карандашом по планшету. Хотелось курить, но решил не спешить — выдаст себе курево как приз за хорошую работу.
Поехали дальше.
Черт! Кажется, он сказал это вслух, даже воскликнул, чем мог привлечь к себе ненужное внимание. Пусть тут никого нет рядом, а вдруг кто-то проходил бы… Хорошо, произнес Андрей мысленно. Загадка есть, объяснить ее элементы пока не выходит.
Хотя…
Левченко четко видел перед собой смертельную рану на шее Сомова. Почерк, если можно так сказать, один. Только челюсти, или чем там оно рвало глотки, по широте раскрытия мало напоминают животные аналоги. Точнее, собачьи или волчьи. Не говоря уже про более экзотических хищников типа тигров или росомах, которые в здешних лесах не водятся.
Эту характерную особенность признавал Антон Саввич, никак не комментируя. Левченко же сознательно не возвращался к следу от укуса — хотя бы из-за нежелания сбивать себя и Нещерета с толку.
В который раз представив разорванные места так, будто смотрел в упор, Андрей категорически отбросил предположение про хищника четвероногого.
Действовал двуногий.
Кем бы он ни оказался.
И вот теперь — окончательно он, и никакого среднего рода. Если действительно орудует чудовище, оно имеет людское подобие. Кусает ли оно своими зубами или применяет непонятные пока что устройства, чтобы нагнать дополнительного страха, — выяснится. Но вот факты в пользу версии, которая уже перетекла в глубокое убеждение.
Убийца сперва сбивает жертву с ног. Потом — оглушает или душит возможное сопротивление другим способом. И только тогда пускает в ход, скажем пока так, челюсти и зубы.
Принимается.
В таком случае сказки об оборотне можно и нужно забыть. Однако вырисовывается другой персонаж — кто-то сильный и совсем безумный.
Живет в лесу. Нападает на случайных людей без видимой причины. Не преследует, кажется, никакой цели. Конечно, очень вовремя обезвредил троицу бандитов. Хотя Левченко склонялся к мысли, что беглецы сами нарвались на неожиданного врага. Он не охотился на них нарочно.
А тогда вошел во вкус. Выбрался из своего не определенного пока укрытия, чтобы подстеречь капитана Сомова. Впрочем, вряд ли он ждал именно Сомова, — мог просто шастать по ночному Сатанову. Кто знает, вдруг он делает это еженощно. И лишь впервые за все время нарвался на случайного прохожего — или, наоборот, поддатый капитан наткнулся на него. Как бы там ни было, это нападение оказалось фатальным. Принеся вместе с гибелью начальника отдела НКВД множество серьезных проблем…
Пальцы перекрутили карандаш острием книзу, сжали.
Сверху листа Левченко нарисовал полукруг, закрыл середину широкими штрихами. Так очертил лес. Снова прищурившись, вспомнил места, где находили загрызенных сатановцев раньше. Нанес их на свою импровизированную карту, стараясь придерживаться лишь ему одному известного порядка. Подобная картина давно складывалась в голове, Андрей даже собирался как-то прикинуть ее на топографической карте местности. Но на чистом листе все воспринималось немного иначе.
А именно: тела обнаруживали в разных местах. Но — в одной части леса.
Той, которую Левченко видел каждый день, проезжая или проходя пешком мимо останков старых ворот.
Упрямо закусив губу и совсем по-детски шмыгнув носом, Андрей соединил уже поставленные жирные точки линиями. Потом нарисовал одну большую общую, повел дальше по листку. Начертил прямоугольник — место, где сидел сейчас сам и где нашли тело медички Любы. Хотя вышло примитивно, ни на что не похоже. Геометрические фигуры, нарисованные безнадежным двоечником, и посторонний тут не разберется. Но Левченко результат показался более чем красноречивым.
Представив себе места нападений и разместив их на рисунке, Андрей убедился: если у него существует логово, тропка туда ведет отсюда. От остатков древней стены — вглубь леса. Тут кругом — его территория. Возможно, жуткий преследователь даже пометил ее или, по крайней мере, считает, что пометил. Если бы это было не так, всякий раз выходил бы из лесу в других местах, в этом Андрей в который раз убедился.
Таких совпадений не бывает.
Убийца бродит где-то тут. И не просто шляется — кто-то или что-то его именно на этой территории держит. Возможность нападать на людей, грызть глотки и убегать? Вряд ли. Кем бы ни оказался местный страшила, он не лишал людей жизни, чтобы прокормиться. Ни в одном из случаев он куски из тел не выгрызал, следовательно, о людоедстве речь не идет.
Однако же, если это живое существо, безумное настолько, что охотится на себе подобных, оно должно чем-то питаться. Явно не святым духом. И точно не лесными дарами, грибами и ягодами. Кору с деревьев тоже вряд ли сдирает своими на удивление острыми зубами.
Довольный собой, Левченко нарисовал жирную прямую стрелку, которая тянулась со стороны Сатанова, упираясь острием в сторону леса и целясь дальше, вглубь.
Его кормят.
С двуногим, который утратил рассудок и, вероятно, представляет себя в своем воспаленном мозгу волком, кто-то поддерживает постоянную связь. Носит ему еду. Но по причинам, пока не известным Андрею, не мешает — или не может воспрепятствовать — нападениям на людей. Убить этого несчастного — по-другому Левченко теперь отказывался называть лесного жителя — у того, кто его опекает, почему-то не поднимается рука.
Когда всплывает такая версия, первой на ум приходит женщина.
Именно женщину Андрей видел в этой части леса вскоре после гибели Любы.
Тогда он еще подумал, какая же она смелая, никого и ничего не боится. Нынче же такая беспечность получила вполне логичное объяснение.
Она, вдова Катерина Липская, ничем не рискует и за свою жизнь не дрожит.
Потому что чуть ли не единственная в Сатанове знает: ей в этом лесу никто и ничем не угрожает.
Наоборот! Левченко позволил воображению разгуляться еще, машинально зарисовывая свою схему кругами неправильной формы, обводя ими точки, прямоугольники и стрелочки. Никто тут допустить не может, что Липская имеет такого сильного, безжалостного и в то же время преданного охранника, — а живое существо, о котором вдова заботится, вне сомнения, предано женщине целиком и безгранично.
Если, снова-таки, все предположения верны, Катерина, зная об этом или нет, владеет оружием невероятной разрушительной силы. Стоит лишь указать выкормышу на того, кого считает своим обидчиком, — и порвет сразу, даже не задумываясь.
Свернув изрисованный листок, Андрей спрятал карандаш в планшет. Потом достал папиросу, сжал губами, вытащил зажигалку, добыл огонь. Поджег плод собственных раздумий, прикурил от огня. Дождался, пока догорит, потом бросил на землю.
Выпрямился. Растоптал носком сапога.
Уже знал, что будет делать. Сдавать вдову Липскую не собирался. Но поговорить по душам с ней следует. Объяснить, что будет ждать ее земляков от нашествия энкавэдэшников. И попробовать вытащить женщину на откровенный разговор.
Почему-то Левченко показалось — у него все выйдет. Теперь им руководила рассудительная и холодная уверенность.
Мотоцикл взревел. Андрей сжал «рога» руля.
Сейчас мчался к развязке.
3
Липская была у себя во дворе.
Не одна — рядом стояла Лариса Сомова. Женщины, погруженные в свой разговор, даже не обернулись на рев мотоциклетного мотора. Но когда Левченко затормозил возле полуразрушенного забора, глянули в его сторону синхронно, будто сговорились. Дальше, в глубине двора, возились хозяйский Боря и Юра, сын Ларисы. Этот семилетний мальчик за два года успел потерять двух отцов, родного и отчима. Пацаны играли с серым щенком. Песик радостно тявкал, видно, ему нравилась забава. На фоне тревожных женских лиц довольное повизгивание четвероногого выглядело будничным и неуместным одновременно.
Андрей заглушил мотор, слез с сиденья. Поняв — гость к ней, Катерина машинально поправила соломенного цвета волосы, потом сразу прикрыла их платком в цветах, который до сих пор лежал на плечах. Крикнула детям:
— Так, забирайте вашего Серка в хату. — И тут же, не успели мальчики начать демонстрацию послушания, прикрикнула, повысив голос: — Боря, кому я сказала? Забыл?
— О чем забыл? — вырвалось у Левченко.
— Мать дважды не повторяет, — отрезала Катерина. — У нас такая договоренность. Большой уже.
— Взрослый, — подтвердила Лариса, включаясь. — Для моего Юры пример. Вроде и разница в возрасте небольшая, а будто старший брат.
— Обалдуй, — вынесла вердикт сыну Липская, провожая взглядом пацанов, которые тащили щенка в хату, держа за передние лапы, чтобы тот пробовал идти на задних. — Боря, не мучьте того Серка! Вы его мне еще курить поучите!
— Неужто учили?
Удивление Андрея было искренним, хотя он понимал: речь сейчас совсем не о том. Да и Ларисины глаза ему это подсказывали. Взгляд тревожный, но, вопреки ожиданиям, не отражал страха, неуверенности в себе или смеси этих двух чувств. Хотя должен был бы, как-никак эта молодая женщина несколько часов назад стала вдовой. Левченко не знал, какие там у них были отношения с покойным Сомовым дома, и, честно, совсем не желал совать нос в чужую супружескую жизнь. Но он и ранее чувствовал прохладу в ее голосе, когда упоминала мужа в его присутствии.
Всякое бывает. Первый муж сидит — для нынешних времен это не невидаль и не новость, скорее данность. Однако Лариса могла грустить хоть бы для виду. Впрочем, вполне возможно, молодая вдова не пришла в себя от шока. В конце концов, к ежедневным смертям в стране привыкли, как бы печально это ни звучало.
Но взгляд Катерины привлек больше внимания. В нем Андрей прочитал недоверие к себе. И если Сомова играть чувства не умела, то Липская уверенно исполняла перед ним и для него одной ей понятный спектакль. Что подтверждало подозрения: точно так же живет двойной жизнью. И женщине этой есть что скрывать. Причем не только от него, начальника милиции. Ее гостья тоже вряд ли допущена к тайнам.
— Нечего было делать, — кивнула между тем Катя. — Не знают, как того щенка приручать. Это все мой разбойник. Ларисин культурный, городской. Не стукнет в голову стянуть у сторожа махорку, как этому артисту!
— Ма-а-ам! — протянул от порога Борька, для чьих ушей все это говорилось.
— Не мамкай мне! Еще спасибо скажешь за школу, прогульщик.
— Так сама ж, ма-а-ам!
— Воды наносишь и картошки наваришь! В мундирах!
— Вместе с Юрой, — вставила Лариса. — Давай, сын, давай, не ленись. Впрягайся, как говорят. Слушайся тетю Катю. Теперь у нее в хате двое мужчин, так что нам будет вдвое легче.
Вместо ответа Юра неловко козырнул, приложил руку к перешитой под его голову солдатской пилотке. Точно такой же, как и у Бори. Этот примостил свою на манер Наполеона и время от времени поправлял. Потому что горизонтально убор плохо держался на коротко стриженной, чтобы не завелись вши, мальчишеской голове.
Левченко не мог объяснить себе, почему отметил: красных звезд впереди не было ни на одной.
— Так что там с махоркой? — спросил Андрей, когда пацаны вместе с четвероногим другом наконец исчезли в доме.
— Ничего особенного. Скрутили цигарку из обрывка газеты. Мой умник раскурил, потом Юре ткнул. А тогда решил Серка оскоромить. Нос животному обжег. Хорошо хоть я увидела. — Катерина вздохнула. — Беда с ними.
— Без них тоже, — добавила Лариса.
— Да и кругом беда. — Липская снова вздохнула. — Вы по чью душу, товарищ начальник?
— Почему сразу по душу…
Левченко не ожидал встретить тут вдову Сомова. Но вместе с тем сложилось достаточно удачно — ведь по пути к Катерине так и не придумал повода для визита. Если его подозрения имеют основания и вполне реальны, появление начальника милиции без весомой причины может насторожить эту таинственную женщину. Но присутствие Ларисы стало неожиданно уместным.
— Я искал вас, — Андрей повернулся к Сомовой. — Извините, должен был с самого начала. Примите соболезнования, все такое. Возможно, какая-то помощь.
— Ничего вы не должны для меня делать, — отмахнулась Лариса. — За соболезнования спасибо. Так понимаю, у вас своих дел по горло. Мой… — Или Левченко показалось, или слово «муж» на самом деле застряло у нее в горле, как косточка. — Словом… Виктор… Капитан Сомов… подбросил всем еще хлопот даже своей смертью… гибелью… Разве нет?
— Но я не считал и дальше не воспринимаю вас, Лара, совсем уж чужой. Мы будто друзья. Городок маленький, Полина Стефановна уже все знает, глаза выплакала с самого утра…
— Нет.
Красноречие Андрея внезапно усохло.
— То есть — «нет»?
— Наша очаровательная Полина Стефановна вряд ли могла выплакать глаза за моим убитым мужем, — спокойно объяснила Лариса. — Для меня, Андрей, вы тоже не чужой, я доверяю вам. Кате же верю еще больше. Так что ничем не буду рисковать, когда скажу: ваша милая хозяйка, товарищ старший лейтенант, капитана Сомова терпеть не могла. Она, — кивок в сторону Липской, — точно так же. В Сатанове начальник отдела НКВД вообще был не сильно уважаемой особой. И не только в Сатанове. И не только персонально к капитану Сомову подобное отношение. На милицию тоже косо поглядывают, на военных. Замечали?
— Нет, — соврал Левченко.
— Вам и не положено, — Лариса улыбнулась уголком рта. — Потому что вы, Андрей, видите своей обязанностью утешить меня, успокоить, формально поддержать — договоримся, что эту миссию вы уже выполнили. Ведь тот, кто давно пугает всех вокруг, нынче ночью сделал полезное дело. Для меня, для сына моего, для Кати. Для всех. Вы не имеете права меня слушать?
Липская все время молчала. Даже отошла на шаг, чтобы не стоять рядом. Но Левченко почувствовал на себе пронзительный взгляд: вдова тоже ожидала от него прямого ответа. Видно, ей хотелось узнать, как нужно относиться к начальнику милиции. И вывод сделать, услышав, что тот скажет.
— Вы вольны воспринимать гибель капитана Сомова так, как считаете нужным. Вы же его жена… были, во всяком случае…
— Теперь у меня совсем другой, как говорят, статус. Андрей, вы даже на сотую часть не можете представить себе, насколько легче мне стало дышать. Мне жаль Виктора Сомова, по-человечески жаль. Знаете почему? Потому что вы придумали мокрые глаза Стефановны. Видите, я тоже не скорбящая вдова. По нем никто не заплачет, никогда. По крайней мере, среди тех, кого знаю я. И с кем наверняка знакомы вы. Нельзя так.
— Как? Вы о чем?
— Это печально и неправильно, когда по человеку, умершему скоропостижно среди глухой ночи, некому уронить слезу. Его не похоронят. То есть не будет при этом тех, кто искренне грустит. Закопают в землю, так будет выглядеть процедура. С почестями, возможно, дадут салют. Над ямой насыплют земляной холмик и скоро забудут. Если вспомнят, то снова ради лжи.
— Почему?
— Потому, Андрей. Вспомнив смерть Виктора Сомова, другие скажут неправду про его героическую гибель на боевом посту. Потому что иначе, чем геройски, офицер НКВД, особенно во время войны, полечь не может. Будут лгать себе, будут лгать людям — и будут знать об этом. Вот почему прошу не успокаивать, потому что отныне мы с Юрой — свободные люди. Настолько, насколько можно чувствовать себя свободными в наше время. Арестуете за вольнодумство?
— Если бы вы были в этом уверены, не говорили бы так со мной. Спасибо за доверие. С другими нежелательно.
Боковым зрением перехватил взгляд Катерины. Или показалось, или ее напряжение от его присутствия тоже немного спало.
— Знаю, — улыбка Ларисы стала искреннее. — Договорились. Поговорили. Занимайтесь дальше своими делами.
— Это вы так деликатно просите меня отстать?
— Наоборот. — Глаза Ларисы потеплели. — Извините, если обидела…
— Ничего, все в порядке.
— Тем не менее — не собиралась. Хотела сказать, что заботиться обо мне не стоит. Узнав про смерть Сомова, я сразу решила перебраться с той квартиры… хаты… Оттуда, где мы жили. Жилье служебное. Конечно, его оставят за мной, но я сама не хочу. Потому что мы спали там в одной постели с Сомовым, понимаете?
— Я понимаю, — наконец подала голос Катерина.
— Тут, — кивок на дом, — места нам пока хватит. Мальчикам не будет скучно. Мы, женщины, тоже справимся. И пока мы не уехали отсюда, обязательно будем ходить в гости к Стефановне. Мне будет ее не хватать.
— Вы собираетесь уехать из Сатанова?
— Меня тут уже ничего не держит, Андрей. Вернусь в Киев, там пристроюсь, наверное. Школьные учителя теперь на вес золота. Важный политический момент.
— О! Какой?
— Начался первый полноценный учебный год после оккупации.
— В местной школе тоже нужны учителя.
— Значит, освобожу для кого-то место. Человек сможет получать рабочую карточку. Я решила, Андрей. Выехать отсюда — только вопрос времени. Кстати, хорошо, что вы подоспели.
— Даже так?
— Я вещи не все забрала с нашей… своей квартиры. Нужна мужская сила.
— Будет. В коляску мотоциклетную влезут?
— Конечно. Мы с Юрой нажили не так много добра.
Левченко деловито потер руки.
— Разгребу немного — сделаем. А потом, раз такое дело, и вам, Катерина, забор починим.
Хозяйка сдержанно кивнула. Поймав ее взгляд, Андрей безошибочно определил: несмотря на проблеск доверия, его присутствие Липскую все еще тяготит, напрягает и нервирует. Тут же выстрелило: ну как сложит два и два и попробует узнать, кто направил начальника милиции сюда, к ней домой в поисках Ларисы. Ведь та вряд ли объявила на всю улицу, куда идет.
Четкого ответа не будет.
И Катерина будет иметь все основания заподозрить Левченко в том, что на самом деле он приезжал к ней.
С какой целью?
Что нужно старшему лейтенанту от скромной, ничем не приметной вдовы?
Если подозрения относительно Липской действительны, женщина вполне может задаться этими вопросами. И наверняка станет осторожнее.
— Ну, раз так — устраивайтесь. — Андрей одернул гимнастерку, поправляя ремни. — Не буду мешать. Работы море. К Сомову как к человеку можно относиться по-разному. Но убийство руководителя отдела НКВД — дело серьезное, независимо от личности на этой должности. Так что головной боли нам всем подбросили. До конца дня тут будут солдаты, начнутся неудобства для жителей. Ничего, это ненадолго. Переживем.
Левченко говорил, глядя на Ларису.
Но сказанное адресовал прежде всего Катерине.
И очень надеялся — она сделает из этого нужные выводы.
Не только для себя, но и для него.
Если он все верно вычислил, не ошибся в допущениях и расчетах, она должна немедленно начать действовать.
Не колеблясь.
4
Левченко дождался — Катерина Липская вышла на лесную поляну.
Больше всего Андрей волновался вот о чем: вдова пойдет в лес не там, где он устроился в засаде. С местом определился сразу. Ничего удобнее, чем остатки старой стены, в голову не приходило. Мотоцикл оставил возле милиции, оперативно провел совещание, узнав то, в чем не имел ни малейшего сомнения: кого в Сатанове ни спроси, никто ничего не слышал и не видел.
Опрос населения еще не завершили. Людей очень скоро потрясут еще раз, но Левченко не мог этому помешать. Сейчас его больше волновало, чтобы на определенное время о его существовании забыли. Непросто добиться этого, особенно когда пошли третьи сутки невиданного раньше разгула лесного хищника.
Начальник милиции при отсутствии другого «силового» начальства нужен всем и везде.
Но Андрей прекрасно понимал, какие пустопорожние разговоры ему придется вести. И какой ерундой он будет вынужденно забивать свое время.
Внутренний голос, к которому Левченко привык прислушиваться лет десять, подсказывал: нет ничего важнее теперь, чем попробовать выйти на след того, кто прячется в чаще.
Сам давно ведет двойную жизнь.
Так что чувствует себе подобных. Потому и сделал охотничью стойку на Липскую.
Есть еще тайные знания о человеческой природе, полученные от доктора Нещерета.
Сюда надо как-то вписать странный интерес Сомова к некоему Игорю Волкову.
Может оказаться, что это все связано, а может быть отдельной загадкой. Сложнее, потому что тогда за короткое время придется решать не одну, а по крайней мере три загадки. Однако Левченко должен был понять, с кем или чем имеет дело. И уж тогда решить прежде всего для себя, что делать, с кем делиться открытиями, как лучше и безопаснее действовать дальше.
Так что Андрей решил, пока есть возможность для маневра, действовать в одиночку.
И выбрал на первый взгляд безнадежный, не до конца проверенный, однако по состоянию на сегодняшний полдень — единственный путь, по которому можно идти: попробовать проследить маршрут Катерины Липской. Визит к сторожу Волкову оставил на потом. Однако нужно начать и, если выйдет, закончить с ним еще сегодня.
До приезда, нашествия посланцев УНКВД в Сатанов.
Хотя тут расчет оказался точным. Из области уже предупредили — будут под вечер. Было приказано выставить посты: солдаты Борисова и свободные от дежурства милиционеры взяли под контроль входы и выходы из поселка. Передавая лейтенанту приказ областного управления, Андрей был абсолютно не уверен в эффективности таких действий. Имитация бурной деятельности шла полным ходом. Но, учитывая потрясения, которые ожидали людей уже в ближайшее время, подобное сотрясание воздуха — значительно лучше, чем настоящее, серьезное и жестокое сотрясание местного населения и окружающей среды.
К тому же именно эта имитация парадоксальным образом помогала Левченко пока держаться в стороне. И при этом не привлекать лишнего внимания своим отсутствием и ненадлежащим, как могло показаться, исполнением служебных обязанностей.
Повезло — ждал недолго.
Часы показывали двадцать минут первого, когда в поле зрения оказалась Катерина Липская. То же пальто грязно-зеленого цвета, перешитое из мужской шинели, кирзовые сапоги, грубые коричневые чулки, платок повязан так, что закрывает половину лица. В этот раз у нее была не корзина. Через плечо висела сумка из-под противогаза, чем-то туго набитая. Двигалась Катерина уверенно, в привычном и много раз хоженом направлении. При этом настороженно озиралась.
Вполне правдивым будет предположение: женщина опасается хищника и мудро поступает.
Почему, боясь огромного бешеного зверя, Катерина все равно идет в лес? Какая в таких путешествиях острая потребность, тем более когда ребенок на руках? Не маленький беспомощный младенец, и вместе с тем — пацан, которому только одиннадцать. Родная мать довольно серьезно рискует рано или поздно оставить Борю сиротой.
Или — совсем ничем не рискует. И прекрасно знает это.
Дождавшись, пока Катерина исчезнет за деревьями, Левченко выскользнул из своего укрытия, осторожно пошел следом. Ступать старался тихо, держался на расстоянии. Не сводил с нее глаз, чтобы не потерять в зарослях. Чем дальше, двигаясь от дерева к дереву, он углублялся следом за женщиной в лес, тем настороженнее себя чувствовал. Когда за спиной лесные ворота сомкнулись окончательно, будто отрезая путь к отступлению, Андрей подумал и вытащил из кобуры пистолет. Снял с предохранителя, сжал рукоять, удобнее взявшись, двинулся дальше, опустив ствол вниз.
Подумав, что времени прошло достаточно, Левченко взглянул на часы. Удивился, увидев, что от момента, когда он начал слежку, прошло лишь двадцать пять минут.
Отведя взгляд от циферблата, он поискал впереди Катерину и вдруг понял, что женщина исчезла.
Вот вроде шла впереди. При желании он даже мог услышать ее шаги. И вмиг растворилась. Лесную тишину нарушал мирный птичий щебет, ветер шевелил верхушки деревьев, шелестели листья.
Пережив совсем ненужный сейчас приступ паники, Андрей прищурил глаза. Перевел взгляд. Медленно выдохнул. Начал снова всматриваться вперед. Никого не заметив, он сцепил зубы, ускорил шаг, теперь не сильно заботясь о том, чтобы двигаться тихо. Левченко понимал, что совершает ошибку — дает возможность обнаружить себя. В то же время он был уверен, что передвигается не так, как ломятся сквозь джунгли слоны или другие крупные животные. Так что тех звуков, которые вызвали бы подозрение в лесу, его шаги не выдают.
Бросок скоро принес результат — впереди мелькнул знакомый платок. Продвинувшись еще немного, Левченко сразу остановился. Катерина уже никуда не шла. Женщина стояла, вслушиваясь в окрестности. Так, будто ждала из лесной глубины какого-то сигнала. Вытерев взмокший по неизвестной причине лоб, Андрей сдвинул фуражку на затылок, прижался плечом к стволу. Что-то ему подсказывало: надо быть начеку. Андрей осторожно поднял руку с пистолетом на уровень пояса.
Катерина резко обернулась.
Левченко, даже не ожидая такого движения, мог ловко спрятаться за ствол. С того места, где стояла Липская, его не было заметно. Обзор закрывали кусты. Но Андрей дернулся уж слишком резко, вышло неуклюже, сухие ветки громко хрустнули под сапогами.
Солнце светило сквозь верхушки.
Катерина увидела преследователя.
Сперва не рассмотрела, кто это, — просто заметила, что не одна. Но дальше прятаться уже не было смысла. Потому Левченко решил раскрыть себя, прекратив игру в кошки-мышки. Выступил из своего укрытия, пистолет держал наперевес.
— Еще раз здравствуйте, — произнес громко.
— Зачем вы тут, товарищ офицер? — тоже громко, к тому же неожиданно звонко спросила Катерина.
— А вы?
— Гуляю.
— С противогазной сумкой?
Левченко сделал еще один уверенный шаг вперед.
— А вы — с пукалкой. На охоту?
— Можно и так сказать. Серого волка не боитесь, Катя?
— Я свое отбоялась. Ходить по лесу — преступление? Криминал? Что вы там еще придумаете…
— Знаете без меня, кого все вокруг боятся.
— Народ у нас давно не боится волков. Люди страшнее… товарищ офицер.
Андрей еще немного приблизился.
— Я где-то это уже слышал.
— И еще услышите. Не всякий и не всюду может вам это сказать. Если не услышите — увидите, офицер.
— Вот как! Уже без «товарища»? Хорошо, раз пришли, раз так вышло, раз нет вокруг никого и нас не услышит никто — поговорим. Будем говорить, Катя?
— О чем?
— Есть у меня несколько вопросов, — еще шаг. — Слушайте, я не собираюсь кому-то пересказывать наш разговор. Вообще не хочу никаких протоколов, — еще шаг. — Если бы хотел, давно бы вызвал вас к себе, Липская. Не впервые вижу вас в лесу.
— Вы так и не объяснили, почему это преступление. И почему вы ходите за мной.
— Объясню. Раз так складывается — все объясню. Но и вы мне тоже должны кое-что рассказать.
Еще шаг.
— Стой!
Прозвучало за спиной.
Вернее, сбоку.
Со своей стороны Катерина могла видеть, наверняка видела и знала человека, которому принадлежал голос.
Дернувшись и попытавшись развернуться, Левченко немедленно натолкнулся на окрик:
— На месте стоять! Бросай оружие!
— А если…
— Если что — не промахнусь! На мушке ты у меня, курва советская!
Сразу после этого Андрей услышал звук, который за время войны научился отличать от любых других.
Рывком взвели затвор. Лязгнул металл.