Он замолк и искоса посмотрел на Винса.
– Знаешь, о чем я думаю с тех самых пор, как мы дали деру? Лон Рифус переехал в Денвер и открыл там гараж. Он присылал мне фотку тамошних пейзажей. Горы. И вот я думаю, пригодится ли ему такой старикашка, как я, – скажем, крутить гайки. И, наверное, я смог бы привыкнуть к запаху хвои.
Он снова замолк, затем перевел взгляд на остальных парней, сидевших за столами.
– Половина тех, кто не смоется, будет искать способы вернуть потерянное – так или иначе. И эти способы тебе не понравятся. Мет – такая штука, затягивает. Мерзкая дорога, монета за вход и десять за выход. На этой дороге крутятся слишком большие деньги. И та девчонка, которая стреляла в Роя, – она уже вступила на эту дорогу; именно поэтому она и пыталась его убить; и сам Рой из таких же – именно поэтому он нанес ей чертову сотню ударов своим поганым мачете. Кто, мать твою, вообще носит с собой мачете – если он не подсел на винт?
Винс сказал в сердцах:
– Вот только не начинай про Роя! Сунуть бы ему в задницу «Мальчугана», чтобы глаза засверкали.
Лемми хохотнул. Их излюбленная шутка – придумывать всякие затейливые способы использования «Мальчугана». Винс не смеялся.
– Ну, давай. Скажи. Ты же думаешь об этом весь последний час.
– Откуда тебе знать?
– Полагаешь, я не знаю, что значит, когда ты так сидишь?
Лемми буркнул:
– Рано или поздно копы выйдут на Роя или других придурков, а те утащат с собой остальных, до кого дотянутся. Рой и парни такого типа… им никогда не хватает ума, чтобы избавиться от того, что они сперли на месте преступления. Никому из них не хватает ума помалкивать о сделанном. Обязательно кто-нибудь похвастается подружке. Черт. Да у половины из них язык за зубами не держится, подмывает болтануть уже прямо сейчас. Вот и все.
Винс поскреб бороду.
– Ты твердишь о двух половинах: тех, кто намерен смыться, и тех, кто нет. Можешь сказать мне, к которой относится Рейс?
Лемми невесело усмехнулся, снова показав обломок зуба.
– Надо отвечать?
В три часа пополудни они догнали грузовик с надписью Лафлин на борту. Он тяжело штурмовал подъем.
Дорога шла вверх, а потом снова вверх, словно одна американская горка сменяла другую. Безостановочно. Рейс опять был впереди. После того как они отъехали от закусочной, он ускорился, увеличивая разрыв с остальными настолько, что порой Винс вообще терял его из вида. Но когда они догнали грузовик, его сын держался у самого бампера.
Десять мотоциклов поднимались на холм за ревущим грузовиком след в след. В выхлопном облаке. У Винса заслезились глаза.
– Какой урод! – крикнул Винс, и Лемми кивнул.
Легкие Винса стянулись в тугой узел; грудь саднило. А еще что-то было со зрением.
– Эй, ты, убери свою жирную жопу с дороги! – заревел Винс.
Перекрывшая подъем фура в таком месте – неприятный сюрприз. Сколько они отъехали от закусочной… миль двадцать, не больше. Лафлин, наверное, пересидел где-то еще, – но где, ведь после закусочной другого места для остановки или съезда не было! Возможно, он припарковал фуру в тени билборда – подремать в сиесту. Или пробил шину и срочно менял колесо. Неужели важно? Совсем нет. Винс даже не был уверен, с чего он вообще думает об этом, что бесило.
Сразу за следующим поворотом дороги Рейс почти уложил «харлей» на встречную полосу, припал к рулю и ускорился с тридцати миль до семидесяти. Байк прижался к покрытию, а потом прыгнул. Он подрезал дорогу фуре, едва с ней сравнялся, – и скользнул обратно на свою полосу как раз вовремя, чтобы разойтись на встречной с бледно-желтым «Лексусом». Водительница «Лексуса» подала сигнал, но его звук быстро растворился в мощном реве звукового сигнала фуры.
Винс тоже увидел движущийся по встречке «Лексус», и на секунду ему показалось, что столкновение неизбежно: вот живой сын, секунда – и месиво на дороге. На несколько ударов его сердце замерло.
– Чертов псих! – завопил он.
– Водила грузовика? – Лемми почти орал, перекрывая клаксон. – Или Рейс?
– Да оба!
К следующему повороту Лафлин вроде бы пришел в себя – или просто посмотрел наконец в зеркало заднего вида и заметил байкеров, изо всех сил кроющих его в спину. Он выставил руку из окошка – загорелую жилистую руку с выпирающими суставами и короткими пальцами – и махнул – проезжайте.
Рой и еще двое тут же вырвались вперед и прогрохотали мимо. Остальные разбились на двойки. Теперь объехать казалось проще простого, ведь грузовик шел едва ли на тридцати. Винс и Лемми шли последними, они обогнали фуру перед очередным подъемом. Винс бросил взгляд на водителя, но не увидел ничего, кроме выставленной в окно темной руки. Через пять минут они оставили фуру так далеко за собой, что даже звук ее мотора растаял в воздухе.
Они втянулись на высокое открытое пустынное плоскогорье: справа от дороги полынь и кактусы, слева – скалы, с желтыми и красными полосами меловых отложений. Они ехали сейчас навстречу солнцу, и удлиняющиеся тени двигались за ними следом. Редкие дома, несколько трейлеров – они проскочили жалкую пародию на настоящий городок. Байки растянулись едва не на километр; Винс и Лемми так и держались сзади. Но сразу за горе-городком Винс увидел, что Команда притормаживает на обочине: впереди лежал четырехсторонний перекресток и поворот на Шестое шоссе.
За перекрестком, к западу, их хайвэй был раскопан. Оранжевый знак предупреждал: «Ремонтные работы. Следующие 20 миль – будьте готовы снизить скорость». Вдали виднелись грузовики и грейдер. Глиняная взвесь расползалась во все стороны, и дорожные рабочие трудились в облаках красной пыли.
Винс не слышал о ремонте: прежде они тут не ездили. Возвращаться этой дорогой предложил Рейс, и тогда идея пришлась Винсу по душе. Оказаться подальше от двойного смертоубийства, не мозолить никому глаза – ради такого и по плохой дороге проехать не страшно. Впрочем, конечно же, Рейс предложил такой маршрут вовсе не из осторожности или страха.
Винс притормозил и опустил ногу на землю.
– Что такое?
Словно еще не понял.
Рейс махнул рукой в сторону от дорожных работ, вдоль Шестой трассы.
– Если ехать по Шестерке, доберемся до Сорокового перекрестка…
– …и Шоу Лоу. И почему меня это не удивляет?
Рой Клавз ткнул пальцем в самосвалы:
– Чем плестись пять миль в час по этому дерьму двадцать миль, по мне, так лучше катить с огоньком и, может, еще и ухватить по пути шестьдесят грандов. Такая у меня мысль.
– Голову не надавило? – спросил Лемми. – От мысли? Я слышал, по первому разу больно. Ну как цыпочка впервые ты сам знаешь что.
– Отвали, Лемми!
– Когда мне понадобится твое мнение, Рой, – произнес Винс, – я тебя спрошу. А пока притормози.
Рейс спокойно и рассудительно проговорил:
– В Шоу Лоу вам двоим не обязательно задерживаться. Никто слова против не скажет, если вы решите уехать.
Вот как.
Винс обвел глазами парней. Молодые встретили его взгляд, не опуская лиц. Те, кто постарше, те, с кем он гонял десятилетиями, смотрели в землю.
– Я страшно рад, что никто мне слова не скажет против, – заметил Винс. – А то я уж волновался.
Вспышкой мелькнуло воспоминание: ночь, и они с сыном едут на машине, на «Понтиаке». В те дни он еще старался ездить прямой дорожкой. У него была семья, Мери. Деталей той поездки он сейчас не помнил. Куда они тогда ехали, откуда? Он помнил другое. Взгляд в зеркало заднего вида и лицо десятилетнего сына, покрытое пылью, хмурое, надутое. Они остановились у прилавка с гамбургерами, но ребенок отказался от еды, сказал, что не голоден. Он согласился только на фруктовое эскимо, а потом взбрыкнул, когда Винс принес лаймовое вместо виноградного. Он так его и не съел, и на кожаном сиденье осталась растаявшая лужица. А потом, когда они отъехали от гамбургеров на двадцать миль, Рейс заявил, что у него урчит в животе.
Винс посмотрел в зеркальце и сказал: «То, что я твой отец, еще не значит, что я должен быть от тебя в восторге». И мальчишка поймал его взгляд, уставился в ответ. У него дрожал подбородок, он изо всех сил давил слезы, но глаз отводить не желал. И во взгляде сына Винс увидел яркую ненависть.
Почему Винс вообще это произнес? Пойди тот разговор по-другому, возможно, не было бы ни Аль-Фаллуджи, ни позорного увольнения из армии за то, что смылся на своем грузовике из-под огня, подставив отряд под минометы неприятеля. «Увольнение с бесчестьем», вот как это называется. Не было бы ни Дина Кларка, ни метамфетаминовой лаборатории. И мальчик не испытывал бы потребности все время вырываться вперед, выжимая из своей тачки семьдесят, когда остальные дают шестьдесят. Это ведь собственного отца ребенок всю жизнь старается оставить позади. Всю жизнь.
Винс, прищурившись, посмотрел назад – и там снова была эта чертова фура! Винс видел ее сквозь знойное марево над дорогой. Она казалась почти фата-морганой, миражом: громоздкий силуэт кабины и серебристый радиатор: Лафлин – или Окровавлен, если вспомнить Фрейда. Винс нахмурился, и на миг ему стало очень некомфортно: как, спрашивается, они ухитрились догнать и обойти парня, который почти час не давал себя обогнать.
Док смущенно сказал:
– Что-то надо решать, босс. Неохота переться двадцать миль по уши в грязи.
– Конечно. А то и сами будем по уши, – кивнул Винс.
И он съехал с обочины на дорогу, дал по газам, свернул налево, на Шестую трассу, ведя Команду в сторону Шоу Лоу.
Откуда-то сзади доносился меняющийся по тональности голос фуры: рев форсируемого двигателя, когда путь шел в гору, и слабый вой на ровных участках.
Желтые и красные известняки по бокам, и пустая, узкая двухполосная дорога под колесами байков. Без обочин. Они достигли вершины, потом начали спускаться в ущелье: дорога, словно рана, прорезала скальный массив скалы. По левой стороне – разбитые перила, а справа – почти голая порода.
Винс рванул вперед, догнал Лемми; потом Лемми ушел назад, и теперь рядом остался только Рейс. Отец и сын ехали бок о бок; ветер трепал черные волосы Рейса и по-киношному откидывал их назад. Солнце, теперь оседлавшее западную сторону неба, ярко горело в зеркальных стеклах его очков.