— Случай только не нужно упускать! — говорил мне один из таких искателей счастья. — А счастье для каждого человека припасено, только трудно его поймать. Вот я шестой год бьюсь здесь (на одном из уральских заводов), все испробовал, все мышиные норки изрыл, — все ничего не выходит. А вот мой товарищ, — вместе мы с ним приехали, — в первый же год свое счастье нашел…
Так вот, оно само в руки влезло, и не думал и не гадал человек. Дворовым приказчиком поступил, собаку хозяйскую, можно сказать, изображал и уж хотел бросать место, а случай-то тут как раз и подошел. А и дело-то все смеху подобно. Провожает он как-то управителя до ворот, и проходят они мимо окон квартиры этого самого моего приятеля. А у окна-то так, от нечего делать, жена его сидит, молоденькая бабенка.
Управитель ненароком взглянул на нее, а она, как водится, и глаза опустила. А управитель-то, нужно вам сказать, под хмельком немного был, его это самое и задело за живое, он и говорит приказчику: «Двадцать пять рублей тебе в зубы, если ты эту самую мне в следующий мой приезд представишь».
— Слушаю, барин! — ответил тот ему.
— Только ты смотри, разузнай хорошенько, как она… чтобы не было чего!
— Не сомневайтесь, барин, я ее хорошо знаю, все будет в порядке.
— Кто она такая?
— Моя законная жена.
Управитель сначала после этого немного смутился, ну, а потом ничего, ему даже понравилось это.
— Молодец! — говорит. — Так и надо, чтобы начистоту было.
А через неделю он уже был матерьяльным приказчиком! — не без зависти продолжал искатель счастья. — А матерьяльный приказчик — вам известно, что это такое. Это, можно сказать, все равно, что теленка к молоку припустить, — соси себе, не отваливайся. Каких-нибудь пять лет прошло — у меня ни гроша нет, а у него капиталец тысяч в двадцать имеется. Ежели он теперь с этим капитальцем, да в свое место уедет, так первым человеком будет. Так оно, счастье-то! Его найдешь там, где не ищешь.
Соблазн таких «удач» во многом способствует распространению торговли женами. У всех на глазах какое-нибудь полное ничтожество продает свою достойную супругу и становится заметной величиной, обеспечивает свою будущность и, что называется, выходит в люди. Всякое другое ничтожество с завистью смотрит на скачок товарища и жадно ищет случая сделать то же самое. И случаи эти, если не всем, то многим представляются, каждому в свое время.
Полагаем, нет надобности говорить, что продажа жен практикуется не одной только фабрично-заводской челядью. Всякая челядь, в каком бы ранге она ни состояла, одинаково готова подслужиться своим господам, чем угодно, а женой прежде всего. В этом отношении фабричный двор ничем не отличается хотя бы от двора… бывших французских королей.
Сводни-родственники
— И от хозяина и от нас ворует, просто ничего не поделаешь, измучил совсем, чуть не половину заработка оттягивает.
— Почему же вы управляющему не пожалуетесь?
— Жаловались, ничего не выходит, не слушает.
Этот разговор происходил у меня с мастеровыми одного механического завода, явившимися ко мне, как к сотруднику газеты, с «жалобой» на механика.
Механик этот обсчитывал всячески подчиненных ему мастеровых на отрядных работах, урезывал всячески их заработок, а сам от конторы получал все полностью. Кроме того, он без стеснения воровал и на материале, обкрадывая таким образом и фирму. Рабочие жаловались управляющему, но тот обещал «расследовать» и оставлял все по-прежнему. Причина такого отношения управляющего к факту воровства заключается в том, что он «живет», как заявили мастеровые, с сестрой механика.
— С самого начала, как только он на завод поступил, пошло это. А всему причина — сестра, не может управляющий против нее слово сказать, так она его в руках держит.
Сестра эта потом вышла замуж за литейщика, который тотчас сделан был мастером на том же заводе. Само собой разумеется, что сношения управляющего с ней не прекратились, и на заводе оказалось, вместо одного, два паука, брат и муж владычицы сердца управляющего. Для рядовых рабочих такие отношения на заводе сущее несчастье. На мастера или механика, состоящего под покровительством сестры или жены, не найдешь никакой управы; он неуязвим, на него не действуют никакие жалобы, никакие доказательства его виновности перед рабочими и даже перед хозяином. Обыкновенно, жалобщики или остаются при старом положении, или даже увольняются с завода и заменяются другими. В конце же концов создается такое положение. Механик или мастер, чтобы избавиться от вечных жалоб, намечает себе несколько фаворитов из рабочих, которым и отдает все наиболее выгодные отрядные работы на особых, им одним известных условиях. Такие фавориты часто зарабатывают до 20 рублей в день, в то время как остальные их товарищи получают два рубля — 2 р. 50 коп. в день. Само собой разумеется, что часть заработка фаворитов идет патрону. Они же помогают ему скрывать действительное количество материала, употребленного в производство. А иногда эти отношения осложняются. Черпая свою силу из положения своей сестры или жены по отношению к управляющему, мастер в свою очередь пользуется расположением сестры или жены одного из своих фаворитов. Словом, получается гнусная цепь из патронов и фаворитов нескольких степеней, цепь, связанная цементом откровенного разврата. Рабочий продает свою жену мастеру, мастер помогает сближению своей сестры с управляющим, а управляющий не препятствует своей жене дарить ласками хозяина. И наоборот — хозяин покупает женщину у управляющего, управляющий — у мастера, а мастер — у рабочего. Получается крепкая, неразрушимая цепь снизу доверху и сверху донизу, так что лицам, не входящим в эту цепь, приходится уже подчиняться весьма чувствительному давлению или же уходить. Образование этих «цепей» иногда не обходится без драм, в особенности, когда в роли посредника выступает отец с своей родительской властью. Чаще всего, если девушка не разделяет планов отца, драма кончается побегом. Дочь скрывается от своего родителя с любимым человеком. Но это бывает редко. Пряная атмосфера фабричной и заводской жизни так настраивает воображение молодых девушек, что они весьма охотно подчиняются воле отца, попросту не придавая большого значения факту падения.
— Не убудет тебя от этого! — говорит отец.
Дочь соглашается, что ее не убудет, и сделка заключается к обоюдному удовольствию сторон. Продавец-отец упрочивает этим свое положение на службе, а покупатель-начальник освобождается от необходимости принять на себя и нести бремя супружеских обязанностей. Дети от такого соединения весьма редко воспитываются матерями. Этому препятствуют, прежде всего, сами сожители, так как в детях заключается для них опасность «иска на прокормление» в случае разрыва связи. Поэтому сожитель всегда настаивает, чтобы родившийся ребенок был отдан в приют подкидышей. Нередки случаи вытравления плода и даже умертвления уже родившегося младенца.
Тут у места будет отметить одну черточку буржуазного строя и буржуазной психологии. Владельцы капиталов, создавая таким образом столь благоприятную обстановку для усиленного роста внебрачных рождений, приюты подкидышей тем не менее держат в самых отвратительных условиях: смертность в них ужасная. Нам, например, известен случай, когда в приюте одного города половина детей ослепли.
Таковы, в общих чертах, формы «посредничества». Но мы должны сознаться, что нами далеко не исчерпана эта сторона жизни; действительность и мрачнее и возмутительнее как по силе укоренившегося зла, так и, в особенности, по откровенности поведения посредников всех рангов и положений. Эта язва заполнила все города России и везде процветает одинаково. Север, юг, восток и запад страны в этом отношении ничем не разнятся.
Содержанки при муже
Он — молодой человек; она — всего два года назад окончила курс в одном из институтов западного края. Они приехали в чужой для них город ни с чем, но с большими надеждами. Работу по своей специальности он нашел тотчас же. Скромное жалованье в 125 р. в месяц сначала показалось им целым богатством. Ведь у них ничего не было, и они только что начали самостоятельную жизнь. Они наняли две весьма маленьких комнатки, в которых едва можно было поместиться даже с их скромным хозяйством. Но эти две комнатки были свои, они в них были полными хозяевами, и этого было достаточно, чтобы они были довольны, почти счастливы. У них была неумелая, грязная кухарка, но они бесконтрольно могли ею распоряжаться, и она казалась им вполне удовлетворительной прислугой. Она ходила в дешевеньких платьях, но эти платья были приобретены на их собственные деньги, — и они казались ей вполне приличными. К концу месяца не хватило денег, но он говорил, что скоро получит свой заработок, — и это их удовлетворяло, скрашивало нужду, делало ее нечувствительной.
Им было хорошо, они были довольны, весело и бодро встречали утро, спокойно отходили ко сну и почти ничего не желали.
Но это было только первое время, пока не пропала прелесть новизны положения. А потом стало немного скучно, в особенности ей. Она была эффектно красива, той красотой, которая сразу бросается в глаза, заставляет на улице останавливаться прохожих мужчин и во всяком людном месте притягивает массу глаз. Она это знала и чувствовала постоянно, что ею любуются, что она нравится всем.
«Но что же из этого? — вздыхала она. — Я отделена от них непроницаемой стеной бедности, я не могу быть с ними там, где все блеск, где красота находит ценителей и доставляет своим обладательницам непрерывную цепь удовольствий».
Что думал он, неизвестно, но через три года они жили в хорошенькой квартирке, которая обходилась им до тысячи рублей в год, они бывали «в обществе», принимали у себя: и вечером, когда он был дома, и утром, когда она оставалась одна. Чаще всех посещал ее по утрам богатый татарин[2] — «совсем необразованный, но очень милый человек — и весьма обязательный». На лето она уехала в Кисловодск, где «случайно» оказался и ее знакомый татарин. Они очень мило проводили время, устраивали поездки в горы, пикники; бывали на концертах, на балах, так что она горячо благодарила… мужа, что он доставил ей случай прожить лето в таком очаровательном месте. Муж по-прежнему получал 125 р. в месяц, но она так «применилась теперь к местным условиям жизни», что им хватало денег на вполне «порядочную» жизнь. У них была хорошая квартира, прекрасно обставленная, две прислуги; одевалась она у лучшей портнихи, каждый день бывала в театре, потом ужинала в клубе… И все это так дешево обходилось, что они даже делали сбережения, у них лежало в банке несколько тысяч рублей. Правда, тысяч пока было немного, но она надеялась, что в будущем их будет больше. Ведь если она в три года так научилась экономить, то затем еще больше научится.