осхваления, которое находим мы у Марка Твена в его сатире: «Об упадке искусства лжи».
Наконец, в половых отношениях лицемерие является прямым следствием деспотизма и варварства приличий и даже законов. Таким образом, определенные формы и обычаи, возникшие из права сильного, обусловленные суеверием и иными догмами, в лице лицемерия встречают справедливий протест со стороны природы.
Я не думаю, разумеется, придавать половому лицемерию те отвратительные свойства лицемерия, которые, между прочим, косвенно служать для эксплоатации половых отношений; сюда, например, можно отнести обнаруживаемую пылкую любовь, имеющую целью лишь овладеть сердцем богатой невесты. Мы говорим здесь лишь о лицемерии, как следствии полового влечения или любви.
Необходимо рассматривать половое лицемерие именно и исключительно лишь с этой точки зрения, причем является особенно необходимым подчеркнуть его хорошую сторону, так как его влияние в брачной жизни сказывается в смысле воспитания в себе возвышенных чувств, что достигается возможным преувеличением или подчеркиванием преимуществ супруга (супруги) в интересах их наибольшего проявления. Неприятная правда, слишком часто повторяемая, может весьма печально отразиться на любви, нередко и вовсе убивая ее, но если заняться творчеством в области созидания возможно лучших качеств, приписываемых противоположной стороне, то в конце-концов упрочивается убеждение в действительной их наличности, и их будут стараться осуществлять, посколько это будет доступно, или же, по крайней мере, «добиваться их, чтобы обладать ими» (Гете). Наиболее неприглядной формой лицемерия является та, которая основана на материальных расчетах или грубом libido, без участия любви, или даже на приличиях или требованиях религии. Желание скрыть не только от других, но и от самого себя неблагородные чувства, подавление своих недостойных наклонностей и страстей, внушение самому себе прекрасных качеств, — причем здесь является целью укрепление предмета любви в благородных и добрых чувствах его, — все это относится к области лицемерия доброкачественного. Такого рода лицемерие следует рассматривать, как побочное следствие чувства альтруизма, при наличности которого подмечаются те или иные недостатки, выражения антипатии и злобы, и делается попытка помощью притворного выражения симпатии сделать обнаруженное незаметным. Возможно в конце-концов исправление таким способом и собственных недостатков, а также внушение себе соответствующих чувств. Преувеличение и однородность, разумеется, могут здесь лишь повредить делу, обусловливая бессмысленное самоослепление и возможность избаловать любимую особу.
Психические проявления полового чувства находятся под большим влиянием индивидуальности влюбленного, — и это само собой понятно. «Любящий» эгоист проявляет и наивно эгоистическую любовь. Он нисколько не жалеет красивых слов и выражений, но для него вполне естественно представлять себя непосредственным сосредоточением любви и забот, причем его собственные обязанности по отношению к любимому существу он сводит до минимума. Сентенции и правила жизни не перестают сходить с его уст, но он в такой же степени много требует, как мало дает, и, всего хуже, совершенно не сознавая этого. Любовь альтруиста и вообще человека доброго представляет яркую противоположность. Любовь различно проявляется у натур спокойных или экспансивных, глупых и умных, интеллигентных и неинтеллигентных. Значение воли в этом случае очень велико, ибо любовь находится под влиянием как слабости и импульсивности, так и всякого другогр проявления воли. Большое постоянство и большая последовательность женской любви и объясняется, между причим, превосходством воли у женщин. Как было уже упомянуто, едва ли можно допустить существование такой психической области, которая была бы изолирована от влияния любви и которая, в свою очередь, не воздействовала бы сама на любовь. Умственные занятия находятся в зависимости от любви, причем счастливое ее проявление содействует этим занятиям, а несчастная любовь им вредит. Можно пойти еще дальше и утверждать, что влияние личных любовных переживаний сказывается и на умах ученых, так называемых, героев разума, которые не перестают говорить о евоей объективности. Мнимо-чистые умозрения человека не могут освободиться от незаметного вторжения в их область тех или иных чувств, влияние которых больше, чем это принято думать. Это прежде всего относится к людям чувствительным, представляющим собою обоюдоострые мечи в любви. Их чувственные реакции и меняющиеся настроения, благодаря своей интенсивности, толкают их от одной крайности к другой, причем на смену восторгу быстро является смертельное уныние, в свою очередь уступающее место бешенству и гневу! Эти порывы могут иметь место рядом со слабою волей и ограниченным умом, что является особенно печальным; отсюда обыкновенно и источник безобразных сцен, непостоянства в любви, а иногда и преступлений, обусловленных страстью. Если сюда будет применена и ревность, то чаще имеет место в результате убийство любимого человека и самоубийство. Здесь можно было бы предполагать влияние эгоистического инстинкта, что иногда наблюдается, но этого нельзя говорить применительно ко всем случаям. Основания мстительности или ревности не являются необходимыми в случаях трагических развязок, если имеется налицо страстное отчаяние. Импульсивные проявления, не поддаваясь никакому анализу, могут явиться следствием обыкновенного бушевания страстей в таких головах. Вслед за такими трагедиями убийства и самоубийства, если самоубийство почему-либо не удалось, нередко виновник несчастья таким образом объясняет свой поступок: «Я был в таком отчаянии и так волновался, что лишь смерть могла служить лучшим для нас обоих исходом» и т. д.
Жеманство (pruderie) и чувство стыда. Мы видели уже (глава IV), что чувство стыда следует приписать страху и робости перед всем, что непривычно и ново. У детей это проявляется особенно сильно, причем все, чего они не видели у своих сверстников, возбуждает у них чувство стыда. Мужское половое чувство стыда таким же образом основывается на боязни и робости перед всем, для него непривычным; это проявляется в отношений к женщине неуклюжестью, застенчивостью, скрывающими довольно просвечивающий эротизм. Половые чувства усердно скрываются людьми застенчивыми и стыдливыми перед другими мужчинами. Причина, обусловливающая чувство стыда, является почти безразличной для психологии стыда, причем стыдятся иногда не только весьма разнообразных, но и совершенно противоположных вещей. Одному молодому человеку стыдно показаться эротичным, в то время как другой стыдится обнаружить себя не в достаточной степени эротичным, — все это обусловливается» разумеется, взглядом на вещи, господствующим в окружающей среде. Как заметил это вполне справедливо Гавелок Эллис, социальное чувство стыда основано на опасении возбудить отвращение в других. Обычай обнажать и скрывать ту или иную часть тела определяет собою реакцию чувств стыда, причем нагому дикарю также свойственно стыдиться одежды, как и нам наготы. Обычаи такого рода быстро усваиваются. Таким образом, английская мисс, которая не позволит себе в Англии, из чувства стыда, увидеть обнаженную на пару сантиметров ногу или руку, быстро свыкается с окружающими ее под тропиками совершенно голыми неграми. В связи с преувеличенной стыдливостью, имеет место проявление чопорного жеманства, дающего также неинтересные результаты, хотя и менее вредные, чем последствия порнографического душевного склада. Стыдливость в такой мере свойственна некоторым молодым мужчинам, что их пугает и волнует одна только мысль о всем, что касается пола. Половые отношения представляются им, в связи с эротическими явлениями, в виде чего-то чудовищного и причиняющего им глубокие страдания. Ища выход в онанизме, они страшно боятся и его, рисуя себе последствия этого порока в самых ужасных красках, считая себя навеки погибшими, но, благодаря той же стыдливости и боязни, опасаясь выложить перед кем-нибудь душевное свое состояние. Страдания этих несчастных граничат нередко с безумием отчаяния, но и обращение к кому-либо редко обеспечивает им искомое облегчение, так как одни считают долгом их легкомысленно вышучивать, а другие, по своей глупости, напускают на них еще больше страха. Половая стыдливость на такой почве принимает болезненный характер, входя в общее психопатологическое состояние половой сферы.
Под жеманством мы разумеем половое чувство стыда в его кодифицированном и догматизированном виде, причем в основе его уже лежит ложь, так как объект его не выходит из пределов условностей, и нет такой рациональной причины, в силу которой человек должен был бы стыдиться любой части своего организма. Мы можем тогда лишь говорить о естественном и обоснованном чувстве стыда, когда ему приходится считаться с известными мотивами нечистоплотного свойства или же посягательством на нравственные устои.
Психические проявления любви в духовном мире мужчины, с ее отрицательной стороны, можно всего лучше проследить, когда мужчина холост. Состояние холостячества, разумеется, в наше время не совпадает с половым воздержанием, но в обыкновенных случаях оно знаменует собою отречение от половой любви. Можно, пожалуй, сказать, что имеются двух категорий холостяки — целомудренные и нецеломудренные. Обе эти категории, однако, ближе друг к другу психологически, чем к женатому и вообще семейному человеку. В среднем, для холостяков не столь ощутителен жизненный пробел, как для старой девы. Но этот пробел, без сомнения, имеется налицо. Холостяку является необходимым чем-нибудь, во что бы то ни стало, вознаградить себя за отсутствие у него любви и семьи. Мужчине, правда, в этом отношении значительно легче, чем женщине, так как он может отвлечься, например, умственным трудом или другою какою-нибудь жизненной целью. Чисто инстинктивные чувства его, в свою очередь, находят себе относительное удовлетворение в обзаведении собаками, кошками, попугаями, в воспоминаниях о пережитом, в страсти к устройству коллекций, в усыновлен